Наследство в глухой провинции
Шрифт:
— Это ты не Шувалова так расхваливаешь?
— Его родимого. Такого бы парня мне в опера…
— А ты ему этого не предлагал?
— Как же, пойдет он! На твердый оклад.
Федор надолго замолчал. А вот мне не молчалось. И я не все еще узнала, хотя… Неужели мне нужно непременно имя убийцы? Главное, тетка отомщена, а ее дом… В нем теперь будет жить какой-нибудь житель Костромино и спокойно растить своих детей…
— Каких детей?
Я сказала это вслух? Ах да, дети — это пока нарисованная мной картина.
— Тех, которые в нем родятся.
— Погоди, а что значит твое высказывание о том, что ты паковала вещи? Собираешься загрузить ими свою «семерку»?
Кажется, от этого мента ничего не скроешь. Мог бы не заметить моей оговорки, а теперь хочешь не хочешь, а придется колоться.
— Видишь ли, Александр Бойко, прежде чем уехать на свои разборки, помог мне все упаковать в контейнер…
— Ты приняла помощь от бандитов?
Я начала злиться. Лучше было бы мне заниматься всем этим одной? Ведь Федор ничего такого мне не предложил. Он и не подумал о том, что я уезжаю, оставляя полный дом отличных вещей…
Наверное, с тех пор, как я стала заниматься бизнесом, в моей морали сместились кое-какие акценты. И законопослушной гражданкой в чистом виде я уже не была. Но меня возмутило, что Михайловский от меня этого требовал, как будто не понимал, что таковы волчьи законы нашего общества. Что, страшно произносить это сочетание: волчьи законы? Ненормально звучит в устах женщины? А если эта женщина занимается бизнесом наравне с мужчинами, то и законы для нее отдельно не пишутся.
Да если бы мы с Олькой жили «по правде», как говорила моя бабушка, мы давно бы вылетели в трубу, то есть, показывая в документах подлинные доходы, девяносто процентов из них отдавали бы в виде налогов.
Ведь о предпринимателях наше государство только обещает заботиться, но когда это еще будет! Главное, что Федор делал вид, будто общество наше уже чуть ли не коммунистическое, где все живут по совести. Или он на самом деле верил, что живет в таком именно обществе? Тогда непонятно, как он дослужился до майора.
Странно, но в эту минуту Сергей Шувалов и даже сам Бойко показались мне куда ближе, чем Михайловский. Они жили, а вовсе не делали вид!
Как бы мы ни скрывали свои подлинные заработки, налоговики и так раздевают нас по полной программе. Если не государству платишь, так его слугам лично. Правда, поменьше, и тогда они не слишком копают. Главное, чтобы на поверхности все было тихо и гладко.
Но этот упертый мент наверняка не станет слушать мои возражения и доводы, а назовет их как-нибудь вроде «шкурные интересы» или еще обиднее. Я не хотела в спорах с Федором идти до конца, потому что тогда мы с ним не просто поссорились бы, а наверняка расстались. Причем немедленно.
Правильные люди хороши в романах. В жизни от них сплошное беспокойство. Они пытаются выровнять всех под одну гребенку, отобрать у тех, у кого побольше, и отдать тем, у кого поменьше. Не думая о том, кто какой вклад а общий котел внес. Опять идти к уравниловке? Той, что на самом деле никогда и не было, но которая на той же многострадальной бумаге существовала. Просто потому, что чиновники научились фальсифицировать статистику о доходах так, чтобы правильные люди были удовлетворены.
Этот монолог я произнесла мысленно, но и добавила в начатый Лерой перечень недостатков Михайловского и такой: нежелание видеть очевидное. Такой вот парадокс.
А вслух я сказала:
— Судя по твоему настроению, ты получил то, что хотел. Тогда, наверное, я могу отправляться домой?
Сейчас он скажет: катись колбаской по Малой Спасской! В том смысле, что никто меня в этих краях и не держит. Но услышала от него совсем другое:
— Ты же дала согласие поехать в субботу на Синь-озеро. Я уже все организовал. Переночуешь у нас…
В какой-то момент мне захотелось выпалить, что я не останусь. Но ничего такого не сказала.
И что странно, повлияла на мои намерения вовсе не любовь к Михайловскому, а жалость. Глупый, упрямый мальчишка! Размахивает своими принципами, как флагом…
Да, не умею я делать равнодушное лицо. Федор прочитал на нем, что воевать с ним я не собираюсь, и облегченно вздохнул.
— Погоди, Федя, как так переночую? А что скажет Лера?
— Не можем же мы все время оставлять ее одну. Убойный довод, ничего не скажешь!
Глава пятнадцатая
Федор теперь будто усиленно решал какую-то мысленную задачу. Что-то он пытался мне сказать, даже морщины на лбу собрал от натуги. Так что пришла наконец и моя пора его допрашивать.
— Ты не ответил, как на это посмотрит твоя дочь? Или ты считаешь, мне лучше спать в ее комнате?
— Еще чего, пора ей привыкать.
— К чему?
— Черт, никак у меня не получается формулировка, чтобы сказать четко и ясно, как говорится, языком протокола…
— Короче, Склифосовский!
— Ты права: как аукнется, так и откликнется. А мне всегда казалось, что отвечать на вопросы совсем просто. Дело в том, что я прекрасно понимаю: ты не захочешь переехать из краевого центра в районный…
— А в связи с чем может возникнуть такая необходимость?
Федор смотрел на меня жалостливым взглядом, но я не собиралась облегчать ему задачу. Этот путь он должен пройти самостоятельно.
— В связи с переменой общественного статуса.
Вот это закрутил!
— Ты имеешь в виду, что я стану баллотироваться в местное законодательное собрание?
— Издеваешься!
— Понятно. Ты имел в виду теткин дом. Получив его, я стала домовладелицей, да? Так если ты помнишь, я его в основном продала.
Оказывается, этим напоминанием я дала ему передышку.
— Как ты уже догадалась, человек, который заплатил за дом, больше в нем не нуждается.
— Значит, Далматова убили?
— Убили. Вместе с верным другом Вирусом, тремя казаками, исполнявшими при нем роль телохранителей, и каким-то парнем в малиновом пиджаке с бабочкой.