Наследство
Шрифт:
«Верно…» – с неожиданной тоской подумала Нина. – Если чего и не хватает, то настоящей российской зимы с кусачим морозцем и искрящимися сугробами… Даже московской, слякотной и скользкой, с вечно не чищенными дорогами и мерзкими солевыми разводами на голенищах новеньких сапожек… Зимы, так опротивевшей на родине.
– Значит, вы вернулись в Россию?
– Да, мне там лучше думается. Но я всегда готов сорваться с места. В поисках работы и потому что люблю смотреть мир. Вот как сейчас. Ну а вы? Давно здесь?
– Полгода, – сказала Нина, вглядываясь в бегущую сетку морщин на
– Да… – Смущенно улыбаясь, он переминался с ноги на ногу перед терраской. – Мы ведь почти соседи? Не составите мне компанию за ужином?
– Извините, не могу. У меня еще масса дел. До свидания.
Она повернулась и быстро пошла прочь, ощущая меж лопатками провожающий взгляд. Впрочем, возможно, ей только казалось. На мгновение Нине отчаянно захотелось обернуться и проверить, действительно ли он смотрит ей вслед, либо это лишь плод разгулявшегося воображения. Но это было бы глупо, будто в пошлой песенке или стандартной мелодраме, и потому она поспешила скрыться в тени пальм и эвкалиптов, смешавшись с последними ловцами уходящего лета, спешащими к прохладному, но все равно манящему морю.
Осенняя ночь наступает особенно быстро, почти без перехода от света к сумраку. Даже искусственный фонарный блеск не в состоянии разрушить ее хмурого, таинственного и чуть пугающего очарования.
Кондиционер жужжал, нагоняя тепло. Сидя перед телевизором, Нина лениво ковыряла ужин, а в голову отчего-то лезли назойливые, как мухи, мысли о мокрых бесформенных снежных хлопьях. Этот чудаковатый парень сумел задеть в ней какую-то забытую струну, лопнувшую, казалось, так давно, что ее вряд ли возможно восстановить. Это не было физическим влечением. Будь дело в этом, все было бы гораздо проще, банальнее и безболезненнее… Она поймала себя на том, что снова грызет кожу около ногтя на среднем пальце, и чертыхнулась. Ужасная привычка.
На. плоском экране кружились под звуки льющейся музыки мужчины в блестящих жилетах, женщины в искрящихся платьях струящегося шелка. Их пышные юбки взмывали и опадали в такт венского вальса. Конечно, венского. Потом наверняка будет танго… Нестареющий танец страсти…
На секунду камера приблизила лица одной из пар, и на нее взглянули исполненные нежного света аквамариновые глаза…
«Слушай музыку, Ниночка, слушай себя…»
Вздрогнув, Нина отшатнулась. Горячий чай выплеснулся на колени.
– Черт!
На экране красиво, слаженно, равнодушно продолжали вальсировать совершенно чужие, незнакомые люди.
Нина вдруг пожалела, что не приняла приглашения архитектора. Он или кто другой? Какая разница? Плевать на профессиональную этику… Иногда так хочется иллюзии единения с другим человеческим существом. Пусть даже одноразовой.
Она нажала на кнопку, скидывая промокшие брюки, и, повернувшись, увидела иную картину: человек, засевший на крыше, целился из «снайперки» в людей, выходящих из подъезда дома напротив. Один из известных боевиков. Нина не стала смотреть. Она и так
На берегу было пустынно. Ночной ветер оказался более пронизывающим, чем Нина ожидала. С бесцеремонностью папарацци он забирался под свитер, проскальзывал меж его тонких нитей, заставляя ежиться и дрожать, как паршивую собачонку. А когда-то она считала, что самая противная осень в Москве…
По иссиня-черному небу вдоль кривой ручки Ковша двигалась по направлению к Северу навстречу дождям и туманам маленькая светящаяся точка-самолет. Всего три часа, и он в Москве… Огромной, шумной, слякотной, безжалостной… Точка уже исчезла из виду, а Нина продолжала глядеть не мигая в космическую бездну, будто ждала ответа на несформулированный вопрос…
– Мы все-таки встретились. Может, это судьба?
Откуда он взялся, подкравшись под пологом темноты? Словно угадал, что именно сегодня вечером ей будет особенно хреново. В такие минуты Нина избегала общества. Говорят, больные животные уходят подальше ото всех. А люди – наоборот. Странно. Она не могла понять, хочется ей уползти в раковину своего гордого одиночества или все-таки остаться и прослушать очередную порцию бреда про несуществующую гармонию или детские мечты…
– Вам что, не спится?
– А вам?
– Я вообще мало сплю.
– Вы снова дрожите? – В его голосе послышалась неожиданная нежность. Наверно, это акустический обман, проделки проходимца-ветра. – Держите…
Нина не успела открыть рот, как он стащил с себя свитер и набросил ей на плечи, оставшись в футболке с панорамой Эйфелевой башни. – Не возражайте, видите, – он ткнул пальцем в Эйфелеву башню, – я жил в Париже. Учился обращению с женщинами. Правило номер один, пункт первый: дама не должна замерзать…
– А пункт второй? – рассмеялась Нина, удивившись тому, как легко ей с этим человеком.
– В объятиях. Но я, к сожалению, не француз, потому довольствуюсь разговором. И еще любуюсь морем. Отлично понимаю старика Айвазовского. Только на его месте я бы написал еще женщину на берегу, в свете луны.
– У вас еще все впереди, последний романтик, – усмехнулась Нина.
– Только не уверяйте меня, что у вас в голове одни цифры. Иначе сейчас вы бы крепко спали в теплой кроватке и видели сладкие сны о банковских счетах. Но вы здесь, рядом со мной. И возможно, смотрите вдаль, в тайном ожидании увидеть алый парус…
– При чем здесь алый парус? – резко спросила Нина, снова почувствовав холод гнетущей ночи.
– Так, к слову пришлось… – Он растерянно пожал плечами. – А что?
– Ничего. – Нина протянула ему свитер. – Наденьте, простудитесь. Идемте в бар, что-нибудь выпьем.
– Разве там не закрыто?
– У меня есть ключ.
– Я и забыл, что вы – босс, – улыбнулся архитектор.
– Когда-то я обожала Грина, – неожиданно для себя самой произнесла Нина. – «Они жили долго и умерли в один день…» Формула счастья… Я сожгла эту книгу в камине. Десять лет назад…