Настоящая фантастика – 2010
Шрифт:
— Кавалер он, конечно, видный, — с готовностью поддержала шутку девушка. И добавила, окинув взглядом приземистую, но чрезвычайно широкую в плечах, и оттого казавшуюся квадратной, фигуру неандертальца: — Внушительный мужчина. Даже не верится, что ему всего три года. Сколько он весит?
— Восемьдесят пять. Только Адаму отнюдь не три года. Мы искусственно ускорили его взросление, так что сейчас его биологический возраст равен двенадцати годам. А неандертальцы созревали очень рано — как раз где-то годам к двенадцати — жизнь обязывала. Поэтому нашего Адама вполне можно считать взрослой особью. И обрати внимание, какие мышцы — точно корабельные канаты! А стати-то каковы?
— Кстати, про стати, — хихикнула Ева, — вы не пробовали научить его носить одежду?
— А зачем? — пожал плечами Агинский. — В вольере тепло. Потом, так удобнее производить наблюдения… Так! Обучающую программу я Адаму включил — пускай себе смотрит, может, что в мозгу и осядет хотя бы, хе-хе, в затылочных полушариях. А нам можно по домам… У тебя какие планы на сегодняшний вечер?
Аск ощутил уход зворгов, но вида не подал; он знал, зворги — эти извечные враги венов — неусыпно наблюдают за ним, следят денно и нощно. Аск затылком, всей кожей чувствовал их холодные, внимательные взгляды. То, что они пока сохранили ему жизнь, ничего не значит. Или не значит ничего хорошего. Наверняка измышляют какую-нибудь жестокую пакость. Зворги всегда были мастера на подобные штуки. О! Он кое-что про них помнил. И с каждым днем все больше — память возвращалась к нему. Не только личная память Аска, но и память рода — та память, с которой каждый вен нарождался в этот суровый мир… Вот зворги — те не имели родовой памяти. Оттого-то им приходилось изворачиваться, всякий раз чего-нибудь изобретая, чтобы передать молодым опыт старших. Ведь их детеныши выскальзывали из материнских утроб совсем бессмысленными, точно речные голыши. У венов не так… их тяжелые головы с рождения хранили воспоминания длинной, теряющейся где-то в непроглядной тьме Колодца Времен, вереницы поколений. Поэтому сородичам Аска ни к чему были все эти новшества, что постоянно придумывали шустрые, как белки, зворги. Зачем? Предки давно изобрели все, что нужно: как добыть огонь из сухого дерева, как охотиться на зверя и птицу, как поступать с умершими родичами — и этих знаний у венов было не отнять никому, ведь они с ними рождались… В этом, да и во многом ином, вены превосходили суетливых, беспамятных зворгов; вены были сильнее, вены были мудрее… Да, зворги чуть быстрее бегали и значительно ловчее лопотали на своем зворгчьем наречии… трещали без умолку, точно сороки! Слова так и сыпались из их ртов, как горох из созревших стручков. Ну и что толку? Зато они совсем не владели Властью — подчиняющей властью слова. Их речи были пусты, так же как головы их детенышей. Не потому ли (воспоминание медленно всплыло откуда-то с самого дна Колодца Времен) предков Аска совсем не встревожило, когда зворги впервые проникли в исконные земли венов, боязливыми тенями появившись со стороны Восходящего Солнца? И даже когда те стали множиться, точно головастики в весенних лужах… и даже когда число их кочевий сравнялось с числом стойбищ венов… а потом — превзошло… даже тогда предки ничего не сделали, дабы уничтожить или хотя бы изгнать не в меру расплодившихся пришельцев. Конечно, если кто-нибудь из зворгов неосторожно оказывался на пути вена, расправа была короткой, а участь наглеца — неизбежной. Поначалу сородичи Аска расценивали пришельцев с Восхода только как доступную, хотя и не самую вкусную еду, этакое пищевое подспорье в Тощие Времена. Случалось — особенно в межсезонье, когда охота еще скудна, — зворгов съедали целыми кочевьями. Но — странное дело! — меньше тех не становилось…
Аск вспоминал и вспоминал, рассеянно глядя, как в одном из двух чудесных окон в стене его пещеры мельтешат, суетятся фигурки зворгов. Он знал — не раз уже проверял, — что фигурки там не настоящие, не живые. Всего лишь одно из хитрых ухищрений зворгов. Вроде тех летающих копий, которыми… которыми что? Аск прикрыл утомленные глаза и стал вспоминать дальше.
…Никто из венов даже не заметил того момента, когда пришельцев с Восхода расплодилось вокруг столько, что они сами отважились нападать на венов. И даже на их стойбища. Конечно, исподтишка, тайно, чаще — под покровом ночи. Ибо пуще Огня Небесного зворги боялись непонятной, цепенящей силы венского слова. Ведь стоило венскому вану взглянуть в глаза любому из зворгов и произнести Слова Власти, как тот мгновенно превращался в тупое, нерассуждающее животное и покорно шел под разделочные камни венских женщин.
Время для венов текло незаметно: одни поколения уходили, погружаясь в сумрачные глубины Колодца, им на смену вырастали новые, мало чем отличные от прежних… И вот однажды кто-то наиболее сообразительный из зворгов догадался, что не все вены, а один только венский ван в полной мере владеет Словами Власти. С тех пор зворги стремились при любой возможности убивать их ванов — прежде всего ванов. А венское стойбище без вана, что камышовая глухатка без головы — еще мечется, крыльями хлопает, но от охотника ей уже не улететь. Новому вану заветную Власть мог передать лишь ван старый: если же он погибал, не успев совершить Обряда, у осиротевших родовичей был только один путь к спасению — как можно скорее присоединиться к другому венскому роду… Но вены никогда не ставили стойбищ близко одно к другому — каждому роду нужны собственные охотничьи угодья; да и непотребных межродовых связей должно опасаться. И лишенное вана стойбище почти неизбежно становилось добычей жадных до венского мяса зворгов. Так вены и зворги поменялись местами…
Аск открыл глаза: в чудесном окне он увидел огромное, похожее на каменный муравейник, жилище зворгов. Ему уже показывали подобные жилища раньше; ему вообще многое показывали, и он знал теперь про зворгов немало… Вдруг «муравейник» резко отдалился, Аск словно бы взлетел и с огромной высоты смог целиком рассмотреть все зворгское кочевье, скорее даже стойбище… Сколько же их наплодилось за это время! Такого никому из венов и в страшном сне не могло привидеться. Ужас… Ужас… Он вновь закрыл глаза, прячась в воспоминаниях.
…Однако все равно зворгам никогда бы не одолеть венов. Несмотря на муравьиные плодовитость и упорство и все эти их хитроумные приспособления. Нет, нипочем не одолеть… если бы не Пузырчатая Смерть. Никто не знал, откуда она пришла. Никто не знал, как ей противостоять. Даже ваны. Память рода тоже молчала… Аск подозревал кое-что. Но поделать ничего не мог. Он давно заметил, что всякий раз после праздника Поглощения предков Пузырчатая Смерть с новой силой начинала свой победный пляс. Уж не проникала ли она в животы венов вместе с плотью мертвого сородича? Может, и так, только… только нельзя же, в самом деле, вот так просто отменить одну из семи Извечных Традиций — праздник Поглощения?! Предложить венам оставить умершего родовича несъеденным — это все одно, что… предложить им съесть новорожденного! Страшное кощунство! Совершенно немыслимо!
Под тяжестью все новых и новых пластов пробуждающейся памяти он утомился и даже не заметил, как уснул.
Очнувшись ото сна, Аск увидел, что волшебное окно погасло, а передняя стена пещеры, в которой его держали зворги, вновь сделалась прозрачной, как вода. За стеной стояла и молча смотрела на него молодая самка зворга — судя по всему, та самая, что приходила вчера.
Аск поднялся с пола и подошел к прозрачной стене вплотную, чтобы получше рассмотреть зворгиню. Самка растянула губы, наверное, давая понять, что тоже его видит. Аск внимательно оглядел ее с головы до пят. Что ж… конечно, ей далеко до венских женщин, но на случай крайней нужды… Он припомнил, что венам доводилось забирать зворгских самок — для продолжения рода те вполне годились.
Вдруг зворгиня опустила взгляд, и глаза у нее округлились, точно при виде атакующей кобры; она ахнула и поспешно ушла. Аск недоуменно мотнул головой и вернулся обратно в глубь своей пещеры.
Воспоминания… воспоминания… словно волны прибоя, накатывают они одна за одной на песок его памяти… С того времени, как Аск осознал себя самим собой, йотунги — так звали его родовичей — под напором теснивших их зворгов что ни лето откочевывали все дальше и дальше — в сторону Заходящего Солнца. А когда он вступил в пору мужества, йотунги вышли к Крайнему Окоему. За Окоемом земли не было — только соленое море. Хотя нет — в особенно погожие дни, если забраться на скальную вершину, там, за морем, можно было разглядеть туманные очертания каких-то гор. Но добраться до них могли разве что птицы…
Однажды — уже перед самым концом — ван их рода сказал, что с тех пор, как прошлым летом замолчал Хак из соседского стойбища, он больше не говорит ни с одним из ванов. И значит, йотунги последние вены на земле. Родовичи не поверили своему вану. Они решили, что он оглох от старости. Тогда старый ван сам предложил передать Власть преемнику, которого назовут ему йотунги. Так Аск стал новым ваном йотунгов… Но и он, сколько ни звал, не смог услышать в своей голове голосов других ванов… А потом, на самом излете Тощего Сезона, к ним вновь пришла Пузырчатая Смерть. И забрала треть взрослых мужчин рода.
Следом за Пузырчатой Смертью, точно гиены на запах падали, пришли зворги.
Их воины окружили стойбище, завывая и воинственно приплясывая, но близко, для честной схватки, подойти не решались. Хотя их было вдесятеро против йотунгов, считая даже женщин. Вместо этого они принялись издалека забрасывать венов мелкими летающими копьями. Уже наученные прошлым опытом, зворги тщательно отводили глаза, чтобы не встречаться взглядами ни с кем из йотунгов. А зворгский вождь и вовсе трусливо спрятал лицо под куском выделанной кожи.