Настоящая фантастика – 2014 (сборник)
Шрифт:
– Здесь куда больше, чем зарплата копировщицы, – растерянно проговорила девушка.
– Больше, – согласился владелец писарни и, чувствуя себя умным и щедрым благотворителем, добавил: – Это называется «роялти».
После прорыва группы эротических дамских романов, дешевых детективов и однотиппных боевиков перед дверью в реальность воцарился сдержанный хаос. Сдержанный – потому что некоторое время в очереди держалась видимость порядка, и в дверь проходили именно те, чей черед подошел. Хаос – потому что все чаще и чаще некоторые наглые книги прорывались без очереди.
Хроники
Увлекательные детективные истории про гениального сыскаря словно отрезало. Во время последних писарных приступов Станька писал лишь исключительно непристойные повествования, которые сотнями копировались в писарне господина Завирайло-Охлобана под именем барона во Хамма и расхватывались, словно горячие пирожки.
Появляющиеся из-под пера красочно-неприличные опусы обеспечивали стабильные роялти, но каждый раз, приходя в себя после приступа и с любопытством читая написанное, Станька в глубине души почему-то жалел, что к нему больше не приходят так понравившиеся ему истории про гениального сыскаря. И гадал, что бы ему такое сделать, чтобы снова их приманить.
– Э-эх, бестолочь! Ну, как есть бестолочь, – приговаривала жена Лексана Паныча, дочитывая очередную дешевую угольную копию из писарни господина Завирайло-Охлобана. – Вон сколько сочинителей развелось, и все копируются. Небось и денежки им за это капают. А ты? Пишешь, пишешь – и все без толку! Допиши, что ли, уже хоть что-нибудь и пойди сдай в писарню, мож, и будет какой прок от твоего бумагомарания. Или уж брось и вернись в лекарню – на что нам жить-то?
Безнадежно плененный образами двух разноцветных глаз, толстых черных котов и плащей с кровавым подбоем, Лексан Паныч только с досадой отмахивался от причитаний жены и лишь иногда отзывался:
– Ты не понимаешь, я должен найти только самые правильные образы! Одно неверное слово – и все испорчено. А она мне этого не простит.
– Она – это кто? – спрашивала жена.
– Моя книга, – с благоговением в голосе отвечал лекарь-амуролог и снова окунал перо в чернильницу.
Желающие познакомиться с сочинительницей ожившего мертвеца Марианой Остич наведывались в писарню изредка, интересующиеся Инессой Роковой – регулярно, а уж возбужденные дамочки, жаждущие узнать хоть что-нибудь про таинственного барона во Хамма, просто-таки осаждали писарню и, в отсутствие сведений, сами выдумывали биографию загадочного заграничного сочинителя.
Такая популярность немного пугала Машу, льстила вынужденному пребывать инкогнито Станьке («Рожей ты не вышел на барона во Хамма», – откровенно пояснил ему владелец писарни, запрещая раскрывать личину таинственного барона) и немало раздражала господина Завирайло-Охлобана. Да, копирование книг стало приносить очень солидную прибыль, но теперь владельцу писарни денег было мало. Хотелось немного той славы, что доставалась прыщавому гувернеру или скромной Мариане. Хотелось заразиться писарной лихорадкой и тоже стать сочинителем.
Господин Завирайло-Охлобан не признался бы в этом ни единой живой душе, но он даже шаманил ночами, надеясь приманить к себе какую-нибудь книжонку. И будь она даже самой плохонькой, уж он-то сумел бы создать ей ажиотаж,
Но книги к нему почему-то никак не шли.
Маша очнулась над очередной стопкой рукописей и просмотрела названия. «В гостях у каннибала», «Пропавшее наследство», «Украденный бриллиант».
Девушка быстро пробежала их глазами и поморщилась от отвращения. Опять одно и то же! Рукописи – словно копии своих предшественников, отличаются лишь несколько деталей.
Повинуясь внезапному порыву, Маша схватила все три пачки листов и бросила их в камин. Хватит! Если она и понесет в писарню какие-то истории, то не такие!
Хроники с обреченностью смирившегося с несправедливостью жизни наблюдал за тем, как очередная группа хамоватых детективов и вульгарных эротических романов, жеманно называвших себя дамскими, рванула к двери, снося на своем пути стоявшие в очереди книги.
Но в этот раз что-то пошло не так. Несколько дамских романов уже ввалились в дверь, как вдруг сразу несколько детективов резко затормозили и рванули назад, создавая в проходе самую настоящую кучу-малу.
В образовавшейся сумятице некоторое время ожесточенно толкались друг с другом недавние союзники, рвущиеся вперед дамские романы и сдающие назад детективы. В итоге пробка рассосалась.
А некоторое время спустя по очереди разнеслось ошеломляющее известие: детективы сдали назад, потому что автор, которого они атакуют, начал их сжигать!
Услышав это, Хроники немедленно преисполнился благодарности и уважения к неизвестному автору.
– Мариана, я уже две недели от тебя ничего не видел, – обвиняюще заявил господин Завирайло-Охлобан, когда девушка зашла за положенными ей роялти.
Маша пожала плечами:
– Не приманивается.
– Жаль, – протянул владелец писарни, – Эти твои преступные истории очень хорошо покупаются. Как напишется новая – приноси.
– Обязательно, – соврала Маша.
На щедрые роялти, что приносил ему барон во Хамм, Станька снял роскошные меблированные нумера в самом респектабельном отеле города. Он стал одеваться в лучших ателье, питаться в дорогих тавернах и разъезжать в модных каретах. И хотя, на его взгляд, прыщей у него не убавилось, видимо, он все-таки изменился внешне, и в лучшую сторону – иначе чем объяснить то, что на Станьку стали обращать внимание молодые девушки?
Бывшему гувернеру очень нравилась его новая жизнь. Станька надеялся, что с ней никогда не придется расставаться, а потому хотел лишь одного – чтобы эти непристойные книги, приносящие королевские роялти, продолжали к нему являться.
О том, что когда-то он испытывал сожаление, не находя после писарных приступов на своем столе увлекательные детективные истории про гениального сыскаря, Станька почти забыл.
Жена лекаря-амуролога дождалась, когда тот отлучится в уборную, и прокралась к столу в его кабинете. Все, хватит, так больше продолжаться не может! Уже несколько месяцев ее муж только и делает, что пишет словно одержимый. Она устала надеяться, что Лексан Паныч со дня на день отнесет свою историю в писарню господина Завирайло-Охлобану, и сотни угольных копий разойдутся по городу, а ее соседки будут с уважением провожать ее взглядами и шептаться меж собой с тайной завистью: «Жена сочинителя».