Настоящая фантастика – 2014 (сборник)
Шрифт:
– Я не знаю, – со слезами в голосе ответила Маша. – Я переписывала «Нюансы», а потом вдруг – раз! – и я прихожу в себя, а передо мной исписанные моей рукой листы, а на них – эта история.
Господин Завирайло-Охлобан крепко задумался; над столом девушки сгустилась напряженная тишина. Вытерпев, сколько смогла, Маша не выдержала:
– Вы меня теперь уволите?
– Нам пришел заказ на целых двести копий «Нюансов», – невпопад ответил владелец писарни. – Они расходятся по городу с удивительной скоростью! И, поверь мне, девочка, – вдруг перешел он на проникновенный
Из всех рассуждений господина Завирайло-Охлобана Маша услышала только то, что он нанял шесть новых писарей, и поникла.
– Я больше не буду работать у вас копировщицей, да? – обреченно спросила она.
Владелец писарни отстраненно ответил:
– Нет, копировщицей ты больше не будешь, – и, заметив, как переменилась в лице девушка, добавил: – Мне нужно, чтобы ты сочинила новые истории. Такие, чтобы нам заказывали десятки и десятки копий. Это же золотая жила!
– Но я не знаю, как это произошло! – не на шутку перепугалась Маша. – Это просто случилось, я тут ни при чем! Я не смогу…
– Сможешь, – оборвал ее господин Завирайло-Охлобан. – Ты уже приманила одну книгу – сможешь приманить и другие.
Лексан Паныч забросил пациентов, регулярно забывал ужинать, а порой и возвращаться домой. Обеспокоенная жена с тревогой наблюдала за тем, как ее супруг либо запойно исписывает страницу за страницей, либо яростно комкает листы и разбрасывает их по комнате, приговаривая «Не то, все не то!».
Попытки отвлечь врача-амуролога от его одержимости ни к чему не приводили.
Когда-то искренне считавшая, что не может быть худшей напасти, чем пьянство, супруга Лексана Паныча начинала сомневаться в верности своего суждения.
Исписавший во время повторяющихся приступов все стены и простыни в своих комнатах, юный гувернер отчаялся найти помощь у лекарей и подался к экзорцисту, хоть молва и ославила того шарлатаном. Принес ему одну из написанных во время приступов историй, самую любимую, про окруженный болотами старинный замок и бродящий по нему призрак злой собаки, с неизменными неуместными сценами страсти – куда же без них? – и спросил:
– Что со мной?
– Я вижу дверь, открывшуюся в наш мир, – закатив глаза так, что стали видны только белки, загробным голосом затянул экзорцист. – И за дверью этой – несметное число духов под названием «книги», только и ждущих, как бы прорваться в наш мир и захватить чьи-то души. Твоей душой завладело сразу двое, и они борются за тебя между собой, вот почему строки о сыскаре у тебя перемешиваются с… сам знаешь чем.
– И что же мне теперь делать? – не на шутку встревожился юный гувернер. – Вы можете этих духов изгнать?
– Зачем? – совершенно нормальным
– Что значит – зачем?
– Пользуйся ими!
– Как?
Экзорцист достал из-под стола рукопись, на титульной странице которой было старательно выведено: «Френки Штейн или история ожившего мертвеца». Ниже, более мелкими буквами: «Сочинено Марианой Остич», а под этой строчкой: «Скопировано в писарне многоуважаемого господина Завирайло-Охлобана».
– Неси все, что написал, в писарню господина Завирайло-Охлобана. Книгу про Френки Штейна уже раскупила сотня человек – ты хоть понимаешь, сколько роялти на этом заработал тот, кто сочинил и записал эту историю?
Экзорцист не знал, что заработал на Френки Штейне только господин Завирайло-Охлобан, а Мариана Остич и понятия не имела про роялти и получала жалованье простой копировщицы. Впрочем, справедливости ради стоит добавить, что про существование роялти не знал и господин Завирайло-Охлобан.
Станька же не знал, что Мариана Остич и господин Завирайло-Охлобан не знают про роялти, и потому его немедленно согрели мысли о деньгах, которые он получит за сто копий проданных книг. Сто копий! Это же можно будет навсегда уйти из гимназии и никогда больше не таскать за уши горластых непоседливых школяров!
– Только маленький совет, – продолжал тем временем экзорцист. – Раздели написанное в две разные рукописи. Ну, не идут они вместе, все эти восставшие жезлы и набухшие перси с сыскарями в болотах и призрачными собаками.
Недовольство – опасная вещь. Именно из озвученного в нужном месте и в нужное время недовольства рождаются массовые беспорядки, восстания и революции.
Уже довольно давно Хроники слышал недовольный гомон где-то позади, но сейчас тот стал стремительно нарастать.
– Дамские романы бунтуют, – пояснила Мальчик-Волшебник, заметив обеспокоенность Хроники – она как-то умудрялась всегда быть в курсе событий.
– Почему?
– Считают, что происходит жанровая дискриминация, и именно поэтому их задвинули так далеко в хвост очереди.
– Глупость какая! Никто их не задвигал, просто они позже пришли. Кто приходит последним, всегда встает в конец очереди. Все справедливо.
– Вот пойди и попробуй им это объяснить, – предложила Мальчик-Волшебник.
Хроники прекрасно понимал ее сарказм. Это только кажется, что все хотят одной справедливости для всех. А когда по справедливости ты вдруг оказываешься в самом конце, эта справедливость резко становится несправедливой, и ты требуешь себе другую справедливость. Ту, которая поставит первым тебя.
– А чего они хотят?
– Чтобы их пропустили вне очереди, конечно.