Настоящая фантастика – 2014 (сборник)
Шрифт:
– Прошу прощения, – Степен взял тон поувереннее, – мне бы тут где у вас информацию свободно распространяют!
– И ходють, и ходють, – отозвался лишай. – Третий день, как вселились, а все к ним ходють. А Вахромей Силыч велел пускать. Вон, ступай истибулем, а там – наверьхь.
Степан, следуя лаконичному указующему жесту, погрузился в недра мрачного коридора, утыканного нишами дверей с несообразными табличками: «Отдел КРИ», «Планово-ортогональный комплекс» и прочим бредом. Коридор заканчивался внушительной винтовой лестницей. Навстречу вывалилась
Лестница оказалась необъятной. Степанова спина успела изрядно взмокнуть под рубашкой, когда ступеньки вынесли его на тускло освещенную площадку, наполовину загороженную столом, за которым восседала старушенция в очках. Справа обнаружился вход в зал собраний, откуда доносился слитный гомон, из которого Степан расслышал ликующий возглас: «И животноводство!»
– Мне бы в институт, – взял тон помягче интеллигент.
– Всем в институт, – согласилась старушенция. – Налево, и дверь с табличкой. Только, если горит «не входить», вы уж подождите.
Перед обитой железом дверью и вправду красовалась табличка «Научно-Исследовательский Институт Свободы Распространения Информации», а вверху, словно перед ренгеновским кабинетом, горела в окошке надпись «Не входить!». Степан расположился в кресле, изготовился ждать, но красное «Не входить» сменилось зеленым «Добро пожаловать», а из взрыкнувшей двери явился лысоватый толстяк в мятом костюме. Вид толстяк являл собой совершенно обалделый, а к груди, словно младенца, плотно прижимал раздутый до неприличия портфель. Остановив мутный, но строгий взгляд на Степане, он хрипло изрек:
– Скотт Фицджеральд! Скотт Фицджеральд, молодой человек! Это вам не фунт изюму понюхать!
И загрохотал ступеньками вниз.
За дверью обнаружилось скупо освещенное и неожиданно обширное помещение. Впрочем, обширность его скрадывалась громождением всякоразной аппаратуры, среди которой Степан без труда опознал лишь новейшую ЭВМ ЕС-1020. Окна в помещении отсутствовали, свет изливался из пары газоразрядных ламп, причем одна неприятно мерцала и явственно отсвечивала розовым. «Стартер поменяли бы, что ли», – подумалось Степану, и тут он заметил хозяина.
Мужчина неопределенного возраста, с резкими чертами лица, пристально щурился на него из-за массивного стола. На столе имелись: электрическая пишмашинка и аккуратная стопка каких-то бланков. Более поверхность стола не загромождало ничего.
– Ну, что же вы? – голос у мужчины оказался тихий, но какой-то…
В общем, такой голос, что Степан поспешно придвинул стул и уселся напротив собеседника.
– Давайте знакомиться, – мужчина протянул руку. – Михаил Афанасьевич.
– Степан. – Ладонь собеседника, даром что узкая, оказалась крепкой.
– Что предпочитаете читать, Степан?
– Мне бы что-нибудь новенького… из фантастики…
Собеседник
– Помилуйте, что значит – что-нибудь? Все, что угодно.
– А… а Стругацкие. Вот у них повесть в сборнике…
Собеседник пулеметным треском пробежал пальцами по клавиатуре. Степан заметил, что в пишмашинку никаких листов не заправлено.
Михаил Афанасьевич поднял со стола тонкий кабель в красной оплетке:
– Электрический сигнал сразу подается на множительное устройство.
И указал взглядом на противоположный угол.
В углу этом высился ящик, видом своим напоминавший жестяной гроб, поставленный на попа. Со стеклянным окошечком там, где у покойника полагалось быть лицу. Окошечко тускло засветилось, мигнуло, погасло. Михаил Афанасьевич с неожиданной грацией обогнул стол, приблизился к «гробу», откинул стекло и извлек на свет божий стопку бумаги.
– Извольте.
Интеллигент не без трепета перелистнул несколько страниц. Шрифт серый, расплывчатый… бумага тонкая, рыхлая… но… но жадно впился взглядом в вожделенные строки: «– Как тебе нравится эта позиция, Гаг? Никак мне не нравилась эта позиция…». Так, прогрессоры… Оно!
– Бесплатно? – на всякий случай переспросил он.
– Решительно бесплатно.
– А… не противоречит? Закону?
– Помилуйте, голубчик Степан! Это же не книга, это – копия. Копия, извольте видеть.
– Беру!
Михаил Афанасьевич точным властным движением отобрал распечатку.
– Сперва небольшая формальность. Регистрация, так сказать. – И протянул бланк. – Соизвольте заполнить.
Так, такой-то, ФИО, адрес прописки, домашний телефон, ладно, даю согласие на бессрочное пользование библиотекой НИИ СРИ, тра-ля-ля… это что такое?
«Взамен обязуюсь предоставить (нужное подчеркнуть):
– мою бессмертную душу;
– мою особую нематериальную субстанцию, независимую от моего тела;
– мой носитель бессознательного и выражения гештальткачеств микрокосма, которые сообщают его частям (индивидуальные и специфические) положения, важность и динамику».
– Полноте, Степан! Вы же советский человек, материалист, – словно читая мысли, сообщил Михаил Афанасьевич, – нынешнее поколение, увы, еще не живет при коммунизме… вы, надеюсь, понимаете… наши бюрократы в головном офисе требуют, чтобы клиент предоставлял что-либо взамен. Вот мы и… Ученые шутят!
Степан, минуту назад грезивший о приятной ночи с новой повестью великих Братьев, с ответом нашелся не сразу.
– Бумага плохонькая… да и шрифт неразборчивый…
– Экономика должна быть экономной, слышали такой лозунг? – наставительно заметил собеседник. – Вы ведь не только сей текст желаете, а? Вижу – не только. А жилищные условия небось – не ахти?
Тут странный ученый попал в самую точку. Жилищные условия у Степана, как у всякого настоящего советского интеллигента, были не ахти. Однокомнатная хрущевка.