Настоящая фантастика – 2014 (сборник)
Шрифт:
Лишай мечтательно вздохнул.
Степану отчего-то представилось, как неудобно тянуть на носилках по винтовой лестнице мертвое тело. Отрешенно так подумалось, словно и не его это мысль была, а пришла откуда-то, да и влезла в голову. Да вот хотя б от лишая передалась.
Бригада вскоре и впрямь вынесла носилки. Лицо лежавшего на них было закрыто.
– Инхваркт? – крикнул вслед лишай.
– Инсульт, – не оборачиваясь, бросил на ходу врач.
Степан посозерцал, как переваливают груз через «вертушку», и двинул коридором.
Вахтер смотрел вослед масленым,
Все так же светилась табличка «Добро пожаловать», а внутри – все так же неприятно мигала полуисправная газоразрядка. И сидел за столом Михаил Афанасьевич, и изучал, вооружившись моноклем, какие-то бумаги. Посетителя, вопреки обыкновению, даже не удостоил взглядом.
– Скажите правду, – взял быка за рога Степан, – вы ведь тот самый Михаил Афанасьевич? Правда? Тогда зачем?
– Что вы такое несете, – не отрываясь от бумаг, негромко ответил тот. – От тела настоящего Михаила Афанасьевича давно одни кости остались, и те… А зачем… – собеседник сделал неопределенный жест. – Своего рода шутка.
– От тела, значит?! А душа небось в раю! – запальчиво выдал Степа.
Собеседник на миг оторвался от бумаг, бровь его дрогнула.
– Помилуйте, Степан. Вы же читали книгу. Он удивительно точно предсказал свою судьбу.
– Так я и говорю – в раю!
– Вы идиот, друг мой. Впрочем, утешьтесь – вы не одиноки.
– Сами вы…
Мысли разбегались, то, что он пришел сказать, уплывало, как обмылок, утекало, вот-вот и забудется.
– Да. Нет. Вот! У вас ничего не выйдет! Мы все равно будем покупать книги! Нас много! Не дождетесь!
– Дождемся, Степан. – Голос собеседника сделался совсем бесцветным. – Поверьте, дождемся. Посудите сами. Времени у нас – вечность. А человек смертен. К тому же – внезапно смертен. Да и образ жизни вы ведете в последнее время, насколько мне известно, нездоровый. Впрочем, это несущественно. Пусть вас десяток здесь, в этом городе. Да хотя бы и сотня. А тираж писателю надобно продать. Писатель тоже человек, он кушать привык. Сытно кушать, Степан. Кто ж его издавать станет, ежели из всего тиража разойдется, положим, даже тысяча?
– А Стругацкие?
– А что Стругацкие? Умные люди. В отличие от многих, не стали писать петиции в ЦК и Верховный Совет, а занялись делом. Борис вернулся в Пулковскую обсерваторию, он снова звездный астроном, а Аркадий – переводчик в бюро технических переводов. Рассудите здраво – кто важнее для народного хозяйства: хороший звездный астроном и технический переводчик или никому не нужные писатели?
Степан задохнулся от возмущения, не в силах вымолвить и слова.
– Ведь какие печатные площади были занаряжены, а вот – высвободились. Сколько всяких редакторов-корректоров-верстальщиков и иных прочих теперь занимаются важным, полезным для страны делом! В условиях сложной мировой обстановки это необходимо, дорогой Степан!
– Я понял! Хватит! Зачем? Я хочу знать!
Михаил Афанасьевич снова оторвал взгляд от бумаг. В неверном освещении жутковато блеснул его монокль.
– Вы и вправду этого хотите? Впрочем,
– Как это?
Собеседник позволил себе усмешку.
– Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или горяч! Но как ты теплохладен, а не горяч и не холоден, то изблюю тебя из уст Моих…
– Я не понимаю…
– Болтаетесь вы, как дерьмо, простите, в проруби. Ни вверх, ни вниз. Почиститесь – и на новый круг перевоплощения. Раньше на светских балах да раутах разглагольствовали, потом в помещичьих усадьбах, теперь – извольте – на кухнях. Вижу, хотите спросить: зачем в аду интеллигенты? А вот это в свое время и узнаете. Если готовы – извольте.
Михаил Афанасьевич скользнул к малозаметному изделию в дальнем углу – жестяной койке с откинутым на всю ее длину полуцилиндрическим прозрачным колпаком.
– Все безболезненно, а диагноз выбирайте.
«Инхваркт».
– Не дождетесь, – мрачно процедил Степан.
– Договор, договор, – промурлыкал собеседник. – Что ж. Не смею задерживать. До скорого свидания, Степан.
Изрыгая бессвязную ругань, интеллигент ссыпался по лестнице, свирепо глянул на вахтера – ага, недоумеваешь, сволочь. Ждал, упыряка, очередного вызова «Скорой». Не дождетесь!
На улице хлестал ливень. Степан шел, подставляя лицо под струи дождя, и думал о том, что будет и дальше покупать книги. Что надо объединиться и открыть общество любителей книг. Валерка – председатель, он – заместитель. Расширить до всесоюзного масштаба. Восстановить равновесие. Одолеть гада.
Вот только отчего Булгаков не в раю?
По пути зашел в гастроном и взял три бутылки водки.
Марина Ясинская
Писарня господина Завирайло-Охлобана
Закрыв дверь за последним посетителем, Лексан Паныч уселся за рабочий стол и мрачно уставился в сгустившиеся за окном сумерки. Вот опять начинается это. Уже который вечер его душу бередят непонятные, незнакомые ему чувства. Они вызывают тянущее беспокойство и какую-то смутную потребность, отказывающуюся принимать четкие формы. В воображении возникают странные картины толстых черных котов в пенсне, наглых рыжих девиц в кокетливых фартучках и двух глаз, одного с золотою искрой, сверлящего до дна души, и другого – пустого и черного, как выход в бездонный колодец.
Поглядев некоторое время на собственное отражение в мутном стекле окна, усталый лекарь-амуролог вздохнул и, не умея по-другому справляться с этим (и, положа руку на сердце, любым другим) беспокойством, достал из стеклянного шкафа в углу графинчик медицинского спирта.
Знает ли кто, откуда берутся идеи?
Нам известны только люди, воплощающие идеи в жизнь. Дедал и Икар создали крылья, Гутенберг – печатный станок, Белл – телефон, а Ординер – абсент. Но откуда к ним пришли эти идеи? И почему – именно к ним?