Настоящая фантастика – 2014 (сборник)
Шрифт:
«Врешь, – думал он, – на слабо не возьмешь. Только бы Володька был не в плавании»!
Володька – одноклассник – ходил каким-то там помощником капитана на торговом судне и всегда привозил из плавания кучу заграничного шматья, аппаратуры и прочих сувениров. А надо сказать, что увлечение книгами приучило жить скромного младшего инженера не то чтобы на широкую ногу, но ни в чем себе не отказывая. И тыщонка на сберкнижке заначена – вот и время пустить ее в дело.
Дрожащим пальцем интеллигент набрал номер Володиного телефона. На счастье, одноклассник отозвался.
– Слышь, друг, – как можно
– Ну, понимаю, – усталым баритоном отозвался Володя.
– Я бы прикупил… так, на тыщонку. Джинсы, агрегатов музыкальных… по разумной цене.
– Ага. Щаз, – обрадовал друг детства. – Уже ковырнадцатый в очереди. Все вымели дочиста. А ты мне про цены.
– Так, а когда позвонить?
– Через полгода. Уходим через месяц, идем в Рио, потом в Гонолулу… короче, по морям, по волнам. Тебе, как старому корешу, может, без очереди и подкину, только за цены разговору не будет. Сколько скажу, столько скажу.
Степан поступил как настоящий советский интеллигент. С горя напился, а поутру, поправив здоровье бутылкой «Рижского», поперся в НИИ СРИ. Невзирая на воскресный день. Как-то он этот факт упустил из виду.
От крыльца НИИ, обдав Степана вихрем воздуха, стартовала машина «Скорой». Впрочем, без «мигалки» и сирены.
«Я ему, гаду, покажу! – распалял себя Степа, вздымаясь по винтовой лестнице. – Я его, гада…» Впрочем, что именно «ему» и «его», на ум так и не шло.
Михаил Афанасьич встретил гостя неизменно вежливой улыбкой и всезнающим взглядом. Только был сегодня в этом взгляде некий лукавый прищур.
– Что ж в неурочное время, дорогой Степан? Интеллектуальный голод?
Степа решительно двинул к себе стул и решительно на него взгромоздился. После чего решимость куда-то улетучилась. Осталась пустота. Звенящая, как одинокий комар в темной комнате.
– А у нас хорошие новости, Степан! – с несвойственной ему живостью принялся рассказывать вдруг ученый. – Мы расширяемся. Открыли в городе еще три филиала. Отбою нет от желающих – не справляемся! Там, – Михаил Афанасьевич значительно указал на потолок, – эксперимент признали успешным. Вот, извольте полюбопытствовать, передовую технологию внедрили: WC-books.
Последнее было сказано с иноземным акцентом, отчего Степан встрепенулся и переспросил:
– Виси – чего?
– Да гляньте! – Михаил Афанасьевич пробежался по клавиатуре, вскочил, выхватил из «гроба» распечатку.
Распечатка была особая: клееная толстая брошюра без обложки. На бархатной желтой бумаге ярко-синими буквами оттиснуто: «Виктор Астафьев. Прокляты и убиты». И у «корешка» – четкий пунктир перфорации.
– WC – от английского «ватерклозет», туалет, простите. Туалетная книга. Очень удобно и практично. Ставите книгу в кабинке, идете по естественной надобности, отрываете страничку, – Михаил Афанасьевич ловко оторвал первый лист по перфорации, читаете, утилизируете… э-э… по назначению. Бумага, извольте видеть, с отдушкой, краска не содержит свинца и вредных примесей. Впрочем, об этом я вам, кажется, еще при знакомстве сообщал. Огромная экономия народному хозяйству и конец дефицита туалетной бумаги! Да и пункты приема макулатуры уже не справляются, невзирая на принятые
– Что?! – сипло выдохнул Степан. – Хотите, чтобы я… чтобы этим? Да будьте вы прокляты!
Он ринулся вон под равнодушное и негромкое:
– Мы давно прокляты, дорогой мой человечек…
Дома Степан долго созерцал крепостной вал распечаток, выстроившийся у батареи до уровня подоконника.
«Гадость… гадость… Что там он толковал про макулатуру? Прочь все это из дому! Завтра же!»
Наутро он вызвал такси и, забив до отказа багажник и заднее сиденье «Волги», отправился в ближайший пункт приема макулатуры. Вопреки ожиданиям, водитель не возмущался и не задавал вопросов. «Не впервой», – дошло до интеллигента.
На пункте творился ад кромешный. Очередь змеилась по всему двору и выплескивалась на бульвар. Степану выдали здоровенную тачку, куда он с трудом разместил распечатки. Отстоял часа три. В очереди обсуждали странное: хватит ли талонов на икру и импортный кофе. Наконец выгрузил ненавистную бумагу на весы.
– Пятьдесят семь кило, – равнодушно сообщила приемщица. – Остались талоны на сервелат, балык и майонез. Что берем?
– А… книги?
Приемщица глянула жалостливо.
– По первой, что ль? Книги эвона когда отменили. Выходит тебе один балык, или три сервелата, или десять банок майонезу. Давай, вон, за тобой еще скока.
– Балык давайте, – зло процедил Степан.
Приемщица ловко откроила ножницами от бумажной простыни квадратик.
– Небось и где отоварить не знаешь? На вот список, где отделы.
Степан совершенно бездумно принял квадратик с надписью «балык 1 шт.» и бумажку со списком гастрономов.
Еще месяц интеллигент занимался важными делами. Он пил горькую и покупал книги. Настоящие, бумажные. Книги теперь в продаже наличествовали любые. Тысяча со сберкнижки неумолимо таяла. О том, что будет, когда деньги кончатся, он не думал. Что-нибудь да будет.
Однажды в сто тридцатом книжном, пустынном, как Куликово поле после битвы, он повстречал грустного Дрибана. Тот рассеянно листал очередной новый том «всемирки».
– Покупаешь? – спросил Дрибан.
– Покупаю, – ответил Степан.
– И я покупаю. Дурак. Надо было художественные альбомы собирать. Цветные. Сейчас за Босха сто пятьдесят по-прежнему дают. Их-то не копируют.
– А кто еще покупает? – голос Степы дрогнул.
– Да есть… пара-тройка…
Дрибан скривился, подхватил томик и двинул к кассе.
А Степан – в НИИ СРИ.
И снова «Скорая» – только теперь подъезжала – с воем и мигалкой. Степан задержался в вестибюле, пропустил бригаду врачей с носилками, присел на стуле подле вахты.
– Щас свеженького вынесут, – доверительно сообщил знакомый лишай. – И носють и носють.
– Кого? – тупо вопросил интеллигент.
Он перед походом изрядно поддал для храбрости.
– Жмура, когой. Вахромей Силыч матом матюгается, ан низя – сверьху сказали: надыть. Эх… Крайнего разу девка была. Белая, как шла к нему, – лишай смачно подчеркнул «к нему», – нюни распустила, шнобель красный, зенки мокрые, а – красивая. Титьки малые, крепкие, я такое полюблял, как молодой был, и хвасад шо надо. Жа-алко…