Настоящее христианство
Шрифт:
Подумайте об этом. Момент рождения, момент смерти, радость любви, открытие своего призвания, начало опасной болезни, сильная боль, ярость, когда нам что–то мешает стоять на ногах. В подобные минуты все сложности человеческой жизни собираются вместе, чтобы стать одним простым восклицательным знаком или, быть может, знаком вопроса, криком радости или боли, взрывом смеха или приступом рыданий. Внезапно богатое и гармоничное многообразие нашего генетического багажа как бы поет в унисон и говорит: «Вот оно!» — хорошему или ужасному вокруг нас.
Мы чествуем и прославляем нашу сложность и нашу простоту через пять вещей,
Истории, ритуалы, красота, работа, убеждения. И здесь я не имею в виду исключительно писателей, драматургов, художников, рабочих и философов — специалистов в разных сферах. Я говорю обо всех нас. И я также не говорю только лишь об особых случаях: о резких поворотах судьбы, о свадебных ритуалах и так далее. Я говорю о повседневной жизни. Вот вы приходите домой после работы. Вы рассказываете о том, что случилось. Вы слушаете истории, которые вам рассказывают по телевизору или по радио. Вы совершаете простой, но полный определенного смысла ритуал приготовления пищи, накрываете на стол и делаете тысячу обычных вещей, которые говорят: вот кто мы такие (или, если вы живете один: вот кто я такой), вот где мы можем быть сами собой. Вы ставите на стол букет цветов или убираетесь в комнате. И время от времени вы разговариваете обо всем этом.
Если выкинуть из жизни какой–то из этих элементов (историю, ритуал, красоту, работу или представления), как нередко бывает, жизнь станет менее человечной. Наша сложная жизнь, в малом и в великом, состоит из всевозможных сочетаний этих вещей. Все эти элементы жизни переплетаются в единой картинке, которая непрестанно меняется, словно узоры в калейдоскопе. И христианская история обращена именно к этому сложному миру, которому она должна придать смысл. И в этом многообразии нам следует осторожно использовать слово «истина».
Представители последнего поколения людей на Западе состязаются в борьбе за истину, как две команды, которые пытаются перетащить канат на свою сторону. Одна команда пытается свести истину к «фактам». — к тому, что можно доказать таким же образом, как мы доказываем, что нефть легче воды или даже что дважды два — четыре. Люди второй команды полагают, что всякая «истина» относительна и что за любой претензией на обладание истиной кроется претензия на обладание властью. Обычные же смертные, плохо разбирающиеся в этом состязании с его социальными, культурологическими и политическими аспектами, могут просто ощущать неуверенность относительно «истины», тем не менее понимая, что она важна.
То, что мы называем «истиной», будет меняться в зависимости от предмета обсуждения. Если я хочу отправиться в город, мне очень важно знать, истинен ли ответ человека, сказавшего, что мне нужно сесть в автобус номер 53, или нет. Но не все «истины» относятся к подобной категории вещей, которые можно проверить. Если за вопросом о справедливости стоит какая–то «истина», то она должна гласить, что наш мир не предназначен для жизни в состоянии нравственного хаоса. Однако здесь можно спросить о смысле слова «предназначен» и о том, как мы можем узнать о предназначении чего–либо. А какая «истина» может стоять за нашей жаждой духовности? Что человек получает удовлетворение, когда исследует «духовную» сторону своей жизни? Или нечто большее: что мы созданы для взаимоотношений с иным Существом, которое можно познать только через духовность? И если говорить о взаимоотношениях, то где там «истина»? В самих отношениях, в том, что мы «истинны» друг с другом, что, разумеется, не сводится к «истине» об автобусе номер 53 и ей подобным. Мы уже говорили по поводу красоты, что ее нельзя отождествить с «истиной», иначе мы рискуем упразднить «истину», поскольку, как мы уже убедились, красота, которую мы видим, хрупка и амбивалентна.
Вопрос о смысле глагола «знать» также заслуживает дальнейшего исследования. «Знать» глубинные истины, которые мы упоминали, — это скорее похоже на тот смысл, который мы вкладываем в это слово, говоря, что «знаем» такого–то человека, чем на знание о том, что в город идет такой–то автобус. Иногда на это уходит немало времени, здесь нужно доверие, и во многом, узнавая человека, мы действуем методом проб и ошибок. При таком «познании» субъект взаимодействует с объектом, так что здесь никогда не отделишь «чисто субъективное» от «чисто объективного».
Есть одно удачное слово, описывающее такое глубокое и богатое познание самой глубокой и богатой истины: «любовь». Но прежде чем мы начнем о нем говорить, нам нужно сделать глубокий вдох и нырнуть в глубину той истории, которая с точки зрения христианской традиции придает смысл нашему стремлению к справедливости, духовности, взаимоотношениям и красоте, а также к истине и любви. Нам пора приступить к разговору о Боге. Это все равно что сказать: нам пора научиться смотреть на солнце.
Часть II
Глядя на солнце
5. Бог
Христиане рассказывают историю Бога и мира, причем они считают эту историю истиной.
Эта история объясняет тот голос, отзвуки которого мы слышим в стремлении к справедливости, духовности, взаимоотношениям и красоте. Но ни что из этиго не указывает непосредственно на Бога — ни на какого–либо бога вообще, ни, тем более, на Бога христиан. В лучшем случае только лишь показывают общее направление. Так, находясь в пещере, человек может слышать эхо голоса, не понимая, откуда тот исходит.
Можно применить такой образ: те феномены, которые мы разбирали ранее, подобны путям, которые ведут к центру лабиринта и приближают нас к желанной цели — но затем покидают нас, так что самый центр, хотя он и совсем рядом, отделен от нас толстой стенкой. Я не думаю, что эти «отзвуки» могут привести человека, предоставленного самому себе, от сознательного атеизма к христианству. И уж тем более они не «доказывают» существования Бога и не показывают Его свойств. И дело не только в том, что все возможные пути, оказывается, не могут привести нас к желанной цели. Здесь есть более глубокая проблема. И она прямо связана с самим значением слова «Бог».