Настоящие истории ненастоящего адмирала
Шрифт:
Самые ужасные дни начались для семьи Сухачёвых даже не в самом начале войны, когда на фронте оказались четверо детей, а в Ленинграде остались Александра Алексеевна и еще четыре ребенка. Страшным днем для всех жителей Ленинграда и моей семьи в том числе стало 8 сентября 1941 года. В тот день немецкие, финские и испанские («Голубая дивизия») войска при участии добровольцев из Северной Африки и Европы окружили город. Это было начало тяжелейших испытаний для нашей страны и для моей семьи. Долгих восемьсот семьдесят два дня, по январь сорок четвертого года, длился этот кошмар. Тогда же, в сентябре сорок первого, все думали и говорили, что блокада продлится недолго – две-три недели, максимум месяц. Они ошиблись в предположениях на два с половиной года.
Недавно в Петербурге я разговаривал с моим другом об этих ужасных днях. Мы сидели в красивом ресторане, вкусно ели и пили, делились историями о наших семьях и том страшном времени. Придя домой, я долго не мог уснуть. Что-то не давало мне покоя. Я чувствовал, как будто кто-то хочет мне о чем-то сказать. Включив свет, я достал бумагу, ручку и стал писать. То, что получилось, позже удивило меня самого. Вот эти строки.
Я видел глаза петербуржцев,
Говорящих со мной о блокаде.
Глаза, наполненные горем,
Кричащие об этом аде.
В век мирный, пустой и бездушный
Храним мы кусок этой боли,
Делясь, как краюшкой хлеба,
Историей этого горя.
Мой сын, моя дочь, мои внуки!
Глядя в глаза петербуржцев,
Увидьте в них жажду жизни
И помните эти строки.
Та жажда спасла их от смерти.
В мороз согревала надеждой.
Заставила биться сердце
Под ветхой, в прорехах одеждой.
Всем тем, кто пережил муки,
И тем, кто умерли раньше,
Позвольте сказать спасибо
За шанс жить спокойно дальше.
Удивительным образом это стихотворение прозвучало на встрече блокадников 9 мая 2016 года в Петербурге. Оказывается, бабушка, прочитав стихи, попросила мою маму отправить их в Петербург. Там стихотворение оказалось в руках маминого учителя, бесподобной Галины Васильевны Комяковой, рассказ о которой был бы достоин отдельной главы. Она-то и передала стихи организаторам вечера. На встрече было больше пятисот человек. В основном как раз те самые жители Ленинграда, пережившие блокаду. Когда ведущий читал эти строки, в зале воцарилась гробовая тишина. Потом люди стали просить, чтобы ведущий прочитал стихотворение еще раз. Как рассказала Галина Васильевна, которая тоже присутствовала на этом вечере, некоторые старики плакали.
Как-то я приехал в Петербург и решил зайти туда, где жили мои родные в тяжелые годы блокады. Их дом находился на улице Воронежской, в нескольких минутах ходьбы от Обводного канала. Я увидел старую шестиэтажную постройку. В ней было всего одно парадное, хотя я бы назвал его скорее подъездом, ибо на парадное оно точно не походило. Квартиры «украшали» в основном облезлые, старые, выкрашенные в коричневую краску двери. На некоторых даже остались таблички: «Волковой – звонок такой-то», «Иванову – такой-то». Дед Василий рассказывал, что их семья жила в квартире номер один, а в этом доме всего один подъезд, и квартиры начинаются с седьмой. Когда я пытался выяснить у соседей, почему такая странная нумерация, никто не сказал мне ничего конкретного. Отмечали только, что была какая-то неразбериха и поэтому квартиры теперь начинаются с седьмой.
Подробно об истории моей семьи, об этом доме, о судьбах людей, его населявших, написал мой двоюродный дед Михаил Павлович Сухачёв в своей книге «Дети блокады», которая вышла в свет в издательстве «Детская литература» в 1989 году. Эта книга переиздавалась четырежды. Мне посчастливилось лично общаться с Михаилом Павловичем (дядей Мишей). Он единственный из большой семьи Сухачёвых, в тысяча девятьсот двадцать девятом году переехавшей в Ленинград, и сегодня жив. Да еще как жив! В свои почти девяносто он чуть ли не каждый год ездит в Европу кататься на лыжах. Его внук Кирилл как-то в шутку заметил: «Михаил Павлович в этом году вернулся из Андорры и удивительным образом ничего себе не сломал».
О дяде Мише я могу говорить долго и с удовольствием. Он профессиональный летчик, полковник в отставке. Еще будучи школьником, Михаил Павлович занимался в авиамодельном кружке и построил модель самолета, которая полетела дальше всех на соревнованиях ленинградских школьников. Пережив блокаду и войну, мальчишкой он в сорок пятом году поступил в Ленинградскую спецшколу военно-воздушных сил. Затем стал курсантом Борисоглебского авиационного училища имени В. П. Чкалова. После окончания училища М. П. Сухачёв в звании лейтенанта был отправлен в Винницу, где с тысяча девятьсот пятьдесят первого года служил в сорок третьей воздушной армии дальней авиации. В тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году командование армии отправило теперь уже капитана Сухачёва в Военно-воздушную академию имени Ю. А. Гагарина. Окончив академию в шестьдесят первом году, дядя Миша остался в ней преподавать. Вскоре он защитил кандидатскую диссертацию. Многие годы Михаил Павлович готовил кадры для высшего командного состава авиации нашей страны. Потом работал в Генеральном штабе Вооруженных сил СССР. Несколько лет Михаил Павлович провел в Египте, обучая курсантов Египетской военной академии лётному делу. Там он познакомился с летчиком по имени Хосни. Мой дед обучал Хосни летать на сверхзвуковых советских истребителях. Как он рассказывал, Хосни был приятным, открытым человеком, знающим свое дело. Впоследствии Хосни Мубарак стал главным маршалом авиации Египта, командовал авиабригадой в Каире, а с тысяча девятьсот восемьдесят первого по две тысячи одиннадцатый год был президентом Египта. Вот такие интересные повороты в жизни приготовила для маленького блокадника Миши Сухачёва судьба.
Возвращаясь к книге «Дети блокады», я с уверенностью могу сказать, что, несмотря на художественное повествование, это совершенно документальное произведение. Несколько лет назад я говорил с Михаилом Павловичем об этой книге, и он мне рассказал, что, когда ее первый раз брали в печать, редактор в обязательном порядке попросил убрать «неудобные и бесчеловечные» моменты: «На мое искреннее удивление, что же здесь бесчеловечного, редактор возмущенно указал на один фрагмент. „Вы что, ненормальный? – почти заорал он. – Вы понимаете, что это детская книжка?!“» Вот этот текст: «К нам во двор, на улицу Воронежскую пришел участковый и спросил у местных пацанов, не пропадал ли кто-то из их друзей. Ребята сказали, что недавно бесследно исчез один из мальчишек. Тогда милиционер развернул грязную тряпку и достал оттуда отрубленную детскую руку. Мы сразу узнали руку друга». К сожалению, этот рассказ был чистой правдой. Факты каннибализма встречались в блокадном Ленинграде, и нельзя отрицать этого. Люди спасались от мучительной голодной смерти почти три года! Некоторые попросту сходили с ума и тихо умирали в своих домах и на улицах. А кто-то продолжал бороться и выживать. Способы выживания отчаявшихся людей были разными, порой ужасными. Согласно архивам милиции и КГБ, было арестовано около двух тысяч людоедов, пятьсот восемьдесят шесть из них казнили. В основном каннибалами становились не какие-то монстры-извращенцы, а неграмотные женщины, искавшие пищу для своих семей. Можно предположить, что истинный размах каннибализма в блокадном Ленинграде был шире официальной статистики. Я не хочу никого оправдывать, однако невозможно представить сейчас то время, тех людей, да и не надо нам этого делать. Вероятно, редактор книги был прав и этот фрагмент действительно не подходил для детского издания. Его убрали.
Совсем недавно вышла в свет еще одна книга Михаила Павловича Сухачёва «Там, за чертой блокады». Это продолжение «Детей блокады», в котором автор рассказывает о жизни блокадников, совсем маленьких детей, в глухой таежной деревне под Томском, куда их вывезли из Ленинграда в мае сорок второго года. Я бы рекомендовал ее прочесть, особенно школьникам. В наш век комфорта, лени, доступных продуктов питания и всех иных благ мы подчас забываем о днях ушедших. Днях очень страшных. Бежим и живем днем сегодняшним. А зачем? Спросите вы. Зачем нам знать о тех страшных днях? Наши предки пережили это, и низкий им поклон. У нас совсем другая жизнь, и мы не хотим, мы слишком заняты. В конце концов, мы просто боимся посмотреть назад. Страх. Опять страх. Помните историю с грузинами? Вновь кто-то не хочет, чтобы мы помнили о войне. В современной системе ценностей в наши мозги вкладываются новые доктрины, без учёта уроков прошлого. А такие книги, как «Дети блокады» и «Там, за чертой блокады», возвращают нас назад, заставляя задуматься и во многом переосмыслить события дня сегодняшнего.