Настоящие истории ненастоящего адмирала

Игумнов Василий

История третья. Сухачёвы – Возиловы

Давайте вернемся в страшное время сорок первого. Дед Василий воевал уже третий год, его брат Николай – тоже. Он служил в авиации, был инженером систем навигации. Николай окончил войну в звании майора, а концу сорок пятого года получил звание подполковника. Близнецы Костя и Люся были эвакуированы в Казань вместе с оборонным заводом, на котором они работали. Им тогда исполнилось по семнадцать лет. Однако по пути в эвакуацию они сбежали на фронт, что было неудивительно для того времени. В итоге Люся всю войну служила в штабе связисткой. Вернувшись с фронта, в сорок шестом году родила дочь. Много детей после войны жили, не зная своих отцов. Да и неважно это тогда было, важно было, что мы победили. Костя же прошел тяжелый путь танкиста. Воевал в так называемой «Бригаде прорыва» на легендарном танке Т-34. О подвигах танкистов из этой бригады можно было бы написать отдельную книгу. Много здесь о ней рассказывать не буду, отмечу только одно: этих ребят всегда первыми бросали в атаку, без надежды на то, что они вернутся. Бригада использовалась исключительно для прорыва и несла огромные потери в каждой наступательной операции. По сути дела, это была бригада смертников, и пережить в ней два наступления для рядового танкиста было чем-то нереальным. За годы войны Константин Павлович Сухачёв покинул шесть подбитых немцами танков. Однажды в танк попал снаряд, и ему оторвало палец на ноге. Все в танке погибли – а у него всего палец. Тогда в дивизии говорили: «Наш-то Костя точно родился в рубашке», – и были правы. Окончил он свой боевой путь в Берлине, в звании гвардии старшины. Только вот после войны долго не прожил и умер в возрасте тридцати одного года через десять лет после Победы.

В блокадном Ленинграде, как вы помните, остались моя бабушка Александра Алексеевна Ерохина и ее дети: старшая дочь Анна, дочери Катя, Варвара и младший сын Михаил. Анна Павловна служила в госпитале медсестрой. В ноябре сорок первого во время бомбежки она была тяжело ранена в легкое. И так и не сумев оправиться от серьезного ранения, умерла на руках матери. В том декабре мало кого хоронили – у людей просто не оставалось сил. Как правило, близкие просто выносили своих умерших на улицу, и каждый день специальные службы МПВО и войска НКВД забирали тела и отвозили на кладбище.

Во время блокады всем, кто мог трудиться, нужно было работать, и это не патриотические лозунги, а желание выжить, так как рабочим и служащим было положено большее количество хлеба, чем иждивенцам и детям. Варвара Павловна сутками работала на фабрике, но в октябре сорок первого предприятие закрыли из-за недостатка электроснабжения. Екатерина Павловна тоже пыталась работать, но у нее были больные ноги, и вскоре она тоже не смогла ходить на фабрику.

Я хорошо помню бабушку Екатерину Павловну. Ребенком я с мамой приезжал в Ленинград и останавливался у нее на проспекте Космонавтов. Это недалеко от парка Победы, в котором в мае сорок пятого и сорок шестого мои бабушки-блокадницы сажали тополя. Сейчас эти тополя в два обхвата. Когда я бываю в парке, то обязательно слушаю, о чем говорят со мной эти деревья. Бабушка Катя была очень добра ко мне, ведь я был сыном ее любимой племянницы Оли Сухачёвой. Встречая нас на пороге своей небольшой квартиры, она причитала, шаркая по дому войлочными ботиками «прощай молодость». Когда я спросил, почему бабушка всегда ходит в ботиках, мама ответила, что, когда бабушка Катя была еще совсем маленькой, она с родителями ехала зимой на санях. Маленькая Катя описалась, а мороз в Орловской губернии зимой тысяча девятьсот тринадцатого года был очень сильный. Никто из взрослых не заметил, что Катя промокла. С тех самых пор у бабушки болели ноги. Представляете, за восемьдесят с лишним лет, пережив все невзгоды, голод, блокаду, Екатерина Павловна, будучи инвалидом с детства, достойно прошла свой трудный жизненный путь. Я помню по рассказам моей мамы, что Екатерина Павловна в раннем возрасте научилась шить на машинке. Это умение она пронесла через всю жизнь. Именно благодаря кропотливому труду моей бабушки у всех в семье даже в самые тяжелые времена была одежда. Она была женщиной, объединившей семью Сухачёвых. Огромной души человек, Екатерина Павловна умерла в возрасте восьмидесяти восьми лет в тысяча девятьсот девяностом году. И сегодня я хочу сказать только одно: спасибо вам, Екатерина Павловна! Спасибо за жизнь, которую вы прожили. Спасибо за неоценимую помощь моей маме, когда она училась в Ленинграде.

Дорогой читатель, то, что я пишу сейчас, – это некие воспоминания, которые, как любят выражаться сторонники дедуктивного метода, всплывают в чертогах моей памяти. Иногда они бывают сбивчивыми или недостаточно точными. Это то, что я помню, то, о чем мне рассказывали когда-либо разные люди. И то, что ты читаешь сейчас эти строки, вселяет в меня огромную надежду – эти воспоминания интересны и важны для тебя. Спасибо.

Сейчас я бы хотел вернуться в победный сорок пятый год, в непокоренный Ленинград и продолжить свою историю о моем родном деде Василии Павловиче Сухачёве. Вернувшись в город, Василий окончил курсы судостроителей. По распределению его отправили в Мурманск, где он работал мастером, а потом начальником участка на некоем «Электромонтажном предприятии». Почему на «некоем», спросите вы? Потому что это было не самое обычное предприятие. Специалисты конторы были мастерами высшей квалификации. Они работали на Северный военный флот. Строили и запускали радиолокационные станции, трудились на подводных лодках и военных судах. К чему я так подробно рассказываю об этом предприятии? А к тому, что как раз на «Электромонтажном предприятии» Василий Павлович и повстречал свою будущую жену и мою бабушку Валентину Петровну Мордовченко.

К слову сказать, семья Мордовченко, переехав в Мурманск в тысяча девятьсот сорок четвертом году, прожила там до семьдесят шестого года. Девятнадцатилетняя Валя работала в конторе простым клерком. Впервые она увидела моего деда, когда тот пришел устраиваться на работу. Бабушка рассказывала, это был высокий, статный мужчина. Одет Василий был в длинное кожаное пальто, и вид у него был подтянутый, собранный и очень аскетичный. Сразу видно – военный. Из воспоминаний моей мамы и бабушки я сделал вывод, что мой дед был, безусловно, справедливым и в то же время требовательным человеком. Держал своих детей в ежовых рукавицах. Думаю, он не проявлял к ним особой ласки и заботы, ведь его служба требовала постоянного перемещения по Кольскому полуострову. Как бы высокопарно это ни звучало, но служение Родине было превыше всего. Страна срочно восстанавливала свою «оборонку». Видя огромную ответственность, работоспособность и преданность делу, руководство предприятия не раз предлагало Василию Павловичу повышение по службе, но всякий раз получало отказ. Дед говорил, что он несет ответственность за свой участок и за тот фронт, на котором служит. В большой семье Сухачёвых Василий Павлович всегда был совестью. Он говорил своим братьям Николаю и Михаилу, в то время уже генералу и полковнику: «Кате мы всегда будем помогать. Она спасла нашу семью в блокаду. Катя инвалид, будем посылать ей каждый месяц деньги, пока мы живы». Это было справедливо, и братья согласились. Так и было, пока дед Василий был жив. Он ушел очень рано. 10 декабря 1965 года ему исполнилось только сорок пять лет, а через неделю, семнадцатого декабря, его не стало – инфаркт. После вскрытия врачи сказали, что он на ногах перенес еще один инфаркт и потом не восстановился. А когда было восстанавливаться-то, надо было работать. Второй инфаркт, смертельный, Василий Павлович перенес тоже на работе, в очередной раз отправившись в командировку. Если забежать вперед, то моя бабушка Валентина Петровна второй раз вышла замуж лишь через десять лет. Смерть деда Василия показала, насколько он был связующим звеном в большой семье Сухачёвых. Как позже вспоминала его сестра Екатерина Павловна, после смерти Василия семья как будто рассыпалась.

Моя бабушка Валентина осталась одна с двумя детьми – моей мамой Ольгой (ей было пятнадцать лет) и пятилетним сыном Женей. Вскоре мама окончила восемь классов, и на семейном совете было принято решение, что Оля поедет в Ленинград и будет поступать в техникум. Так все и произошло, с тысяча девятьсот шестьдесят шестого по тысяча девятьсот семидесятый год моя мама училась в техникуме на полиграфиста и жила как раз у своих тетушек Кати и Люси. Техникум находился на 5-й линии Васильевского острова. Дом же стоял недалеко от парка Победы.

Мама жила на проспекте Космонавтов, и поездка на учёбу занимала у нее полтора часа. Когда 3 ноября 1967 года была открыта станция метро «Василеостровская», счастью студентов техникума, да и всех жителей острова не было предела. Теперь от дома до учёбы можно было добраться всего за тридцать минут. На питание и проезд племянницы тётушки выделяли ежедневно тридцать копеек. Причём мама часть этих денег экономила и откладывала на всякие «прелести сладкой жизни». Сливочные тянучки, пирожные, лимонад – словом, всё самое вкусное, что было в Ленинграде, изредка могла себе позволить студентка издательско-полиграфического техникума, который располагался в крохотной постройке на 5-й линии, 28, Васильевского острова. Это здание бывшего издательско-полиграфического комплекса М. М. Стасюлевича, выдающегося государственного, политического деятеля и издателя, выпускавшего до тысяча девятьсот десятого года «Вестник Европы». А в девятнадцатом веке, говорят, там находилась табачная фабрика.

В те годы тётя Катя кроила для мамы красивые платья из каких-то отрезов. Однажды она даже сшила из привезенного братьями военными куска шинельной ткани прекрасное пальто. Как говорит мама, это было самое красивое пальто в Ленинграде того времени. Вместе с мамой у ее тётушек жила дочка тети Люси Ляля, та самая, что родилась после войны, в сорок шестом году. Как я уже говорил раньше, Ляля не знала своего отца. Лишь однажды тётя Люся где-то в кафе издалека показала на красивого мужчину. «Вот твой отец», – коротко сказала она и поспешно вышла. Да, вы, наверное, удивились, почему мою тётку зовут Ляля. На самом деле ее имя Елена, но об этом я узнал недавно. В детстве ее все звали Лялей за ее небольшой рост. Когда Ляля стала старше, прозвище за ней осталось. А я, вообще, звал ее тётя Ляля-маленькая. Когда Ляля выросла и вышла замуж, то стала носить грозную фамилию Закон. Что-то в этом есть: тётя Ляля-маленькая Закон.

Сейчас, спустя почти полвека, моя мама говорит, что никогда не хотела жить в Ленинграде. Хотя, надо заметить, что о тех днях мама вспоминает с огромным удовольствием. Она ходила в музеи и театры. Занималась в том самом Дворце пионеров, который раньше назывался Аничковым дворцом, да и сегодня это Санкт-Петербургский городской Дворец творчества юных. Училась художественному слову во Дворце пионеров у легендарной Галины Васильевны Комяковой. Галина Васильевна больше полувека отдала преподаванию в Санкт-Петербургском государственном институте культуры и Ленинградском государственном институте театра, музыки и кинематографии. Воспитала целую плеяду прекрасных и талантливых людей. Один из её любимых учеников – Андрей Могучий, художественный руководитель Большого драматического театра имени Товстоногова. Мне посчастливилось неоднократно встречаться и общаться с этой прекрасной женщиной и удивительным педагогом. Когда вдруг случайно оказываешься с Галиной Васильевной в общественном транспорте и она начинает говорить, через некоторое время удивительным образом все пассажиры, которые находятся рядом, замолкают. Почему? Да потому, что даже в Санкт-Петербурге в наши дни нечасто услышишь такой красивый и богатый русский язык. Я с огромным удовольствием бываю на Большой Конюшенной, 2, в гостях у Галины Васильевны. Её истории меня в буквальном смысле завораживают. Общаясь с ней, я понимаю, к какой удивительной плеяде талантливых педагогов нашей страны Галина Васильевна принадлежит. Это люди глубочайшие, удивительнейшей судьбы, на чьих глазах прошла целая эпоха. Спасибо вам за то, что до сих пор преподаёте и вселяете в нас желание жить и творить!

Теперь же давайте вернёмся к истории моей семьи и вспомним о моем родном дядьке, брате моей мамы, Жене. Вернее, о Евгении Васильевиче Сухачёве. Он родился 10 октября 1955 года. В детстве Женя был мальчиком довольно-таки щуплым и носил круглые очки. По всем законам жанра, ему доставалось на орехи от всех, начиная с его родной сестры Ольги. Забегая вперёд, отмечу, что дядя сыграл в моей жизни и в становлении моей личности далеко не последнюю роль, о чём я расскажу подробнее в главе «Листочки судьбы». Окончив восемь классов Мурманской средней школы, он переехал вместе с моей мамой в Свердловск, где в пятнадцать лет поступил в художественно-профессиональное училище, на специальность художника-оформителя. В этом же училище с тысяча девятьсот семьдесят первого по семьдесят второй год после распределения работала мастером моя мама. В семьдесят втором мама вернулась в Мурманск, а Женя ещё год учился в Свердловске. После окончания обучения, в семьдесят четвёртом, возвратился в Мурманск. И вот по какой причине. В те годы ходило такое поверье, что тех, кто живёт на Севере, обязательно отправляют служить на юг. В случае с моим дядькой этого не произошло, и он служил в Мурманской области, недалеко от того места, где на строительстве оборонного комплекса умер его отец Василий. В тысяча девятьсот семьдесят шестом году он женился на девушке из Свердловска Наташе, и вскоре они переехали в Тольятти, где в семьдесят седьмом году у них родился старший сын Дима.