Настоящие истории ненастоящего адмирала

Игумнов Василий

Моя мама, вернувшись из Свердловска в Мурманск в семьдесят втором году, познакомилась с моим отцом Александром Владимировичем Возиловым. Наконец-то в моей истории встретились семья Возиловых и семья Сухачёвых.

История четвёртая. Возиловы

Мой отец родился в семье Владимира Павловича и Елены Ивановны Вазиловых. Теперь уже невозможно точно установить, каким образом судьба моряка Северного флота и работницы Рижской железной дороги занесла их в далёкий якутский посёлок Зырянка на Колыме, строительство которого началось в тысяча девятьсот тридцать шестом году заключёнными Зырянлага – зеки строили посёлок для будущих угледобытчиков. Там и появился на свет мальчик Саша. В первом классе на вопрос учителя: «Кто ты по национальности?» – мой отец с гордостью ответил: «Я якут!»

Почему в январе тысяча девятьсот пятьдесят первого года в этом богом забытом посёлке оказалась моя бабушка? Вновь и вновь задумываюсь над этим вопросом и не нахожу на него ответа. Собственно говоря, внутренний

вопрос, почему мой отец родился на Колыме и что там делали мои бабка с дедом, неожиданным образом заставил меня поднять целый пласт информации о семье Возиловых. Мне удалось докопаться до истории жизни прабабок и прадедов, доселе мне неизвестной. Эти находки потрясли меня до глубины души. В ходе поисков я выяснил, например, что моя родня по отцовской линии – с волжских берегов. Моя бабка Елена Ивановна вообще полячка, мать которой после Первой мировой войны мой прадед привез из Польши в далёкий посёлок Няндома Архангельской губернии. Однако не буду запутывать вас, дорогие читатели, в моих родственных связях. Просто иногда мне думается, что эту книгу я пишу для моей семьи. Для моих детей и внуков. Потому что хочу, чтобы они больше знали о своих предках, об интересных сплетениях судеб и необычных историях, которые с ними происходили.

Итак, вернёмся к родословной моего отца. Впрочем, узнать ее было бы невозможно без нескольких ключевых рассказчиков. В частности, без моей бабушки, моего дедушки Миши, моей мамы и ещё двух удивительных женщин. Мама, узнав о том, что я пишу книгу, позвонила в Мурманск троюродному брату моего отца Борису с просьбой помочь мне. Борис передал мне номер телефона своей родной сестры Нины Алексеевны Жильцовой, моей троюродной тетки. Она в свою очередь смогла подробно воссоздать картину далёких дней, имён и событий из истории моей семьи. Так вот, у моего отца, Александра Владимировича Возилова, были отец Владимир Павлович Вазилов и мать, Елена Ивановна Вазилова. (О том, почему их фамилия пишется через букву «а», я подробнее расскажу в главе «Отец».)

Также в их семье был ещё один сын, Геннадий. Его я не помню, впрочем, как почти всех своих мурманских родственников, за исключением деда Владимира Павловича, или, как я его называл в детстве, дедули. Моего дядю Геннадия, который всю жизнь ходил в море, и его жену Антонину, а также их детей, Лену и Сергея (моих двоюродных брата и сестру), я ни разу не видел. Знаю только, что Сергей служил в горячих точках и был ранен. Когда вернулся с войны, врачи сказали, что он нежилец. Тогда Сергей в доме родителей оборудовал свою комнату тренажёрами и стал упорно заниматься. Со временем Сергей абсолютно восстановил свое здоровье и сейчас чувствует себя прекрасно.

Теперь попытаемся не потерять родственную нить и пойдём чуть дальше в глубь веков. На первых страницах возникла в моем рассказе фамилия Жильцовых. Почему сейчас я вспомнил о них? Пожалуй, из чувства глубокого уважения к Нине Алексеевне Жильцовой. Дело в том, что мой прадед Павел Иванович Возилов (1880–1942) был женат на Клавдии Фёдоровне Жильцовой. Именно от её родного брата Федора Фёдоровича Жильцова и пошла упомянутая ветка Жильцовых. У Нины Алексеевны было семеро братьев. Сейчас остались в живых только она и её брат Борис. Одна из интереснейших историй, которую мне поведала Нина Алексеевна, – это рассказ о том, как её дед и бабка были раскулачены.

Итак, как мне удалось выяснить, мой дед Владимир Павлович Вазилов родился в небольшой деревне Поповская Рыбинского района Ярославской области. Его матушка, а моя прабабушка Клавдия Фёдоровна Возилова (урожденная Жильцова) появилась на свет в соседнем селе Локтево (дата ее рождения неизвестна). Её отец, мой прапрадед Фёдор Логинович Жильцов родился в том же селе в 1855 году. Был он приказчиком, служил в Москве, а весной приезжал в Локтево, чтобы заниматься сельским хозяйством. Осенью, после уборки урожая, Фёдор Логинович возвращался в Москву. Вот обещанная история раскулачивания. После прихода на ярославскую землю Советской власти очень быстро стало известно, что Жильцовых будут раскулачивать. Отобрали у них всё быстро: в один вечер приехали и конфисковали добро для нужд Советской власти. Из дома вынесли всё подчистую, включая детскую одежду. По сути, это был обычный бандитизм и грабеж. А утром раскулаченные увидели, как местный милиционер браво шагает по селу в отцовском тулупе. После этого Жильцовы бежали в Мурманск, туда, где жили их дети.

В семье Возиловых до раскулачивания дела обстояли прекрасно: мой прадед в Рыбинске держал чайную. Его отец Иван Игнатьевич и дед Игнатий были предприимчивыми купцами. Жили в Петербурге на улице Гороховой, и у них была известная всему городу шляпная мастерская. Возиловы были людьми набожными и много времени проводили в постах и молитвах.

История пятая. О совпадениях

У моего прадеда Павла Ивановича Возилова и его жены Клавдии Фёдоровны родилось тринадцать детей. Удивляет, как много в те времена рожали, и это не зависело от благосостояния и статуса. Так, у других моих прабабки и прадеда Сухачёвых из Орловской губернии родилось четырнадцать детей. В той и в другой семье выжило по восемь детей. По четыре брата и четыре сестры. И ещё совпадение. У одного моего прадеда отчество Павлович и у другого тоже, то есть у меня было шестнадцать (!) бабок и дедов с отчеством Павловна и Павлович. И это ещё не всё. Павел Возилов и Павел Сухачёв, родившиеся в очень состоятельных семьях, оба были раскулачены и каждый до окончания своих земных дней работал – один сторожем, другой пожарным. Они оба потеряли семьи. Чудом не потеряли и свои жизни. В те времена основной посыл государства был таким: «Кулаки – эти яростные враги социализма – сейчас озверели. Надо их уничтожать!» Павел Иванович Возилов вообще попал под тогда ещё новый и страшный термин «твердосдатчик». А это не просто «кулак». Дело все в том, что в 1920-х годах молодое советское государство пыталось забрать хлеб, не прибегая к сплошной коллективизации. «Твердосдатчиков», то есть тех, кто не проявлял высокой сознательности и отказывался продавать по госценам зерно сверх продналога, клеймили в печати и на собраниях, лишали избирательных прав, выселяли из домов в холодные сараи, запрещали им выезжать за пределы деревни, отказывали в медицинской помощи, требовали от односельчан объявлять им бойкот. После унизительного раскулачивания Павлу Ивановичу Возилову было запрещено уезжать с местожительства, а его семья бежала в Мурманск, где в то время уже поселилась часть родни и односельчане.

Восьмерых выживших и бежавших с матерью Клавдией Фёдоровной детей звали так: Алексей (1905–?), Надежда (1908–1996), Екатерина (1910–2005), Ольга (1912–1990), Сергей (1916–1945), Александр (1920–1970), Владимир (1923–1983), Вера (1926 года рождения).

Судьбы детей Павла и Клавдии сложились по-разному. Кто-то из них прошёл долгий жизненный путь. Так, моя двоюродная бабка Вера Павловна Смирнова (Возилова) до сих пор жива. Ей девяносто один год, из них пятьдесят пять лет она проработала учителем в Ярославской средней школе. Кто-то из детей этой семьи умер рано. Постараюсь кратко изложить то, что смог выяснить о своей родне от моей двоюродной тётки Ирины Светловой. Ирина – единственная дочь Веры Павловны. И во многом благодаря её усилиям для меня открылась история семьи Возиловых.

Дальше рассказываю конспективно и по порядку. Про Алексея Павловича знаю только то, что он жил в Алма-Ате. Чем занимался – точно сказать не могу. Надежда Павловна всю жизнь прожила в Петергофе и умерла в возрасте восьмидесяти четырех лет. Её младшая сестра Екатерина Павловна родилась на два года позже Надежды, в тысяча девятьсот десятом году. Всю свою долгую жизнь она провела в Алма-Ате и жила недалеко от своего старшего брата Алексея, которого очень любила. Екатерина Павловна пережила почти всех своих братьев и сестёр и умерла в возрасте девяносто пяти лет в две тысячи пятом году. Следующей в семье была Ольга Павловна, родившаяся в тысяча девятьсот двенадцатом году. О ней я знаю совсем немного: она прожила семьдесят восемь лет, трижды была замужем, последняя фамилия – Евстигнеева. Жила и похоронена в городе Мончегорске Мурманской области. Ещё интересен тот факт, что в военных документах убитого на войне брата Сергея упоминалось именно её имя. Это значит, что после смерти Сергея Павловича в феврале тысяча девятьсот сорок пятого года похоронку принесли именно ей. Сергей Павлович Возилов появился на свет в преддверии революции, в тысяча девятьсот шестнадцатом году, и вся его короткая жизнь была проникнута бунтарским духом. Его дерзкий характер знали не только в Поповской, в которой он жил, но и в ближайших деревнях и селах. Незадолго до войны Сергея судили (подробности неизвестны) и отправили сплавлять лес на Печору, в село Кожва. В мае сорок второго года Президиум Верховного Совета СССР принял решение комплектовать штрафные батальоны из заключённых, кроме осуждённых по пятьдесят восьмой статье, то есть политических. Мой дед не был политическим и в конце августа сорок третьего был этапирован на фронт рядовым. Полтора года Сергей воевал в штрафбате. Последним днём его жизни стало 19 января 1945 года.

Это был обычный день Восточно-Прусской наступательной операции Красной армии. Она началась за неделю до этого трагического дня силами 3-го Белорусского фронта. Наша группировка войск превосходила силы противника в два-три раза. Однако в районе Кенигсберга у немцев была очень хорошая оборона, которая успешно держалась почти два месяца. После Первой мировой войны проигравшая Германия должна была уничтожить все линии своей обороны. Исключением стал район Кенигсберга. Тут и остановились наши войска при наступлении в декабре тысяча девятьсот сорок четвёртого года. Соседний фронт выдвинулся далеко на запад, а оборонительные линии Кенигсберга нашим войскам никак не удавалось пройти. В задачу 50-й гвардейской дивизии, в которой служил тогда мой дед, гвардии рядовой Сергей Павлович Возилов, входило прорвать вторую линию обороны противника и с боем взять город Гумбиннен (теперь – Гусев Калининградской области). До войны это был тихий прусский городок. Кстати, именно здесь в тысяча восемьсот двенадцатом году Наполеон проводил большое совещание по поводу наступления на Москву. Сейчас же для Красной армии было архиважно прорвать оборону немцев у этого маленького городка и выйти к границе с Польшей. Но зимой 1944–1945 годов Гумбиннен нельзя было назвать тихим. Это было место сверхукреплённой обороны немцев ещё со времён Первой мировой войны. Укрепрайон был хорошо подготовлен, а линии обороны в глубину достигали ста десяти километров и доходили до города Кенигсберга. Более того, армия «Север» постоянно угрожала советским войскам, которые значительно продвинулись на запад. Немцы хотели совершить прорыв в южном направлении и объединились с группой армий «Центр», чтобы остановить наше наступление. Несмотря на достаточно организованную атаку наших войск, немцы знали, что, теряя Кенигсберг, они теряют Польшу.