Настроение на завтра
Шрифт:
Березняк молча поднялся со стула и, забыв про свою папку, вышел из конторки.
Старбеев уставился на папку Березняка, задумался. Все-таки Лоскутов дожимает его. «Зачем? Ведь не было личной вины Березняка. Я его сдерживал. Хотелось поменьше ошибок… Простое русское: семь раз отмерь — один отрежь, лучше не скажешь, самый веский аргумент в этом деле. Боюсь одного… Вдруг Березняк оказался в обойме легковерных служак. Такой слом не на неделю, не на месяц. Это станет привычкой, стилем. И тогда прощай Березняк, восторжествует «чего
В конторку вошел курчавый парень с чуть вздернутым носом. На нем была голубая спортивная куртка, застегнутая на молнию до горла.
— Здравствуйте, Павел Петрович! Я — Латышев Вадим.
— Латышев?
— Да, — не без гордости сказал Вадим.
— Сын Петра Николаевича?
— Он самый.
— Садись. Я тебя пионером знал, — сказал Старбеев. И, вглядываясь в него, стал обнаруживать сходство с отцом. — Ишь какой вымахал…
— Меня отец прислал. На переговоры.
— Переговоры?
— У вас в цехе устанавливают станки с числовым программным управлением.
— Собираемся. А ты где работаешь?
— После ПТУ направили на приборостроительный… Строгальщик. Третий разряд. Но еще в ПТУ увлекался литературой о новых станках. Дома полная папка вырезок, брошюр… Но как сказывают: судьба-индейка. У нас таких станков нет. Отец говорит: «Тебе в самую пору подружиться с «зубром». Лови случай». Вот и пришел.
— Поблагодари отца.
— Рановато. Я пока в конторке вашей сижу.
— Дотошный… С характером.
— Не в лесу рос.
— Вижу. А может, ты, как бабочка, на огонек летишь… Как бы крылышки не обжечь.
— Прощупываете?
— Ты ж не безработный. Я о твоем будущем думать обязан. А то получится по присловью: гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Ты не обижайся, Вадим. Дело интересное, перспективное. Завтрашний день.
— Разве будущее с неба валится? Его добывать надо… — Он задумался и потом радостно добавил: — Юрий Алексеевич Гагарин ведь сказал: «Поехали!» И вот — будущее. Здесь, конечно, совсем другое. Но тоже можно первому сказать: «Начали!..»
— Ты не хвастай. У отца учись. Он сделает, а потом говорит.
— Так я ж себя продвинуть должен… Буду молчать, как тюлень, вы меня побоку.
— С тобой, Вадим, не соскучишься.
— Я люблю, когда весело… Как поступить намерены? Мне своих предупредить надо.
— А вдруг свои не отпустят?
— У меня особое право.
— Особое?
— Я ж в династию иду.
— Ну молодец! — не удержался Старбеев, от души похвалил: — Записываю тебя вторым. Первая строчка пока пустая. Но, видно, на этой неделе впишем фамилию. Есть хороший человек. Пока насчет оврагов размышляет…
— Значит, все будет зависеть от первой строчки?
— Будет. Но думаю, сладите. Пиши заявление.
— Вам или в свою контору?
— В свою.
— Спасибо, Павел Петрович. Может, я что не так сказал? Так вы забудьте. И отцу — молчок.
— Шагай,
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
За столиком в большом зале заводской столовой сидел Старбеев, помешивая ложечкой остывший чай. Временами он поглядывал на дверь.
Вчера условились, что Мягков придет сюда за час до начала второй смены: надо поговорить.
Мягков удивился, что разговор будет в столовой, а не в кабинете начальника цеха. Вроде бы факт несущественный, но Мягкова озадачил.
Вскоре появился Мягков, осмотрелся вокруг и, увидев Старбеева, подошел к нему.
Поздоровались. Мягков сел за столик.
— Слушаю вас, Павел Петрович, — сказал Мягков и тут же с ухмылкой добавил: — Или обедать будем?
— Можно и пообедать. — Старбеев подхватил ироничный тон Мягкова и ответил: — Вопрос твой понял. Почему, мол, здесь, а не в кабинете?
— Именно.
— Понимаешь, Юрий, кабинет придает разговору официальный характер. Там я начальник.
— Но я-то знаю, что вы начальник цеха.
— Ну, просто здесь нет телефонов. Никто не помешает.
— Понятно. Обед отставили.
— Может, чайку?
— Дома попил. Слушаю!
— Хочу предложить тебе новую работу…
— Разговор-то пошел кабинетный, Павел Петрович, — перебил Мягков.
— Потерпи, Юрий… Так вот, предлагаю новую работу. Ты можешь отказаться без объяснения причин. Просто говоришь: «Не хочу», и вопрос снят. Поэтому договоримся о главном. Не спеши подводить черту. Последнее слово за тобой.
— Принимаю.
Старбеев говорил спокойно, рассудительно.
— У меня было время, чтобы осмыслить основные трудности, которые возникают на пути жизни новых агрегатов в нашем цехе. Возможно, не все еще понимаю в решении этой проблемы. Но, думается, постиг главное. И это вселяет веру в успех. Знаю, с чего и как начинать. Тебе, Юрий, может показаться, что разговор в столовой — признак боязни или страха, даже какой-то скрытности моих действий. Отбрось эти мысли. Я хочу принять решение, зная, что думаешь ты. Да, да… И если окончательно отвергнешь мое предложение, считай, что не было разговора. Ну, посидели часок, побеседовали.
— Значит, первым вызываете… Я вспомнил, как в школе следил за учителем. Прежде чем вызвать кого-либо из учеников, он заглядывал в классный журнал. А я сидел на первой парте и мог определить, куда нацелен его взгляд. В начало алфавита или в конец смотрит. Моя-то буква посередке. Часто угадывал… А вы заранее предупредили. Еще вчера… Трудную задачку предложили, Павел Петрович. И шпаргалок у меня нет. К тому же вы все тонко обдумали. Доску-то из класса в столовую вынесли. И урок, выходит, не урок. И отметок не будет… Все вроде бы нормально, ничего не произошло. А ведь произошло, Павел Петрович. Случай необычный. Отметку я должен сам поставить. Вот как меня ущучили.