Наступление
Шрифт:
Собрались у костра — все втроем. Тут были деревья, немного, но были — немного обогревшись, они вышли, наломали веток, принесли в костер. Камыш сгорал очень быстро, хоть и давал тепло.
Сели — спиной к зеву пещеры, чтобы не выпускать тепло.
— Хорошо… — сказал Шило, и это были первые его слова больше чем за час. До этого он не говорил — стучал зубами.
— Выживем.
— А деду — хоть бы хны.
— Привычный… Они все тут — через границу лазают.
— Чего лазать то. Через мост Дружбы — забашлял и провез.
— Дурь.
— А что. За дурь
Шило был прав — война, когда она длится долго это скучно. Так сказал Наполеон. А конец двадцатого века подтвердил — не только скучно, но и гибельно для армии, для тех, кто воюет. Когда война длится долго, когда она из чрезвычайного превращается в будничное и обыденное — тогда нарастают связи. Где можно достать спиртное и дурь, куда можно толкнуть топливо, а куда — и патроны, где можно дуканы пошмонать. Начинается разложение… особенно страшное, когда начинают забывать, ради чего воюют. Армия после восьми лет войны — уже не совсем армия.
— Долго идти еще, как думаешь?
— У деда спроси.
— У него спросишь… Э, дед, чанд саат рах аст?**********
— Нис, нис… кам-кам…***********
— Говорит что немного.
— Немного это сколько?
— День, два. Думаю и впрямь — немного.
Вопрос был вполне оправданным, хотя бы они и знали конечную точку маршрута. Дело было в том, что в этой провинции они не воевали и местных троп не знали. В горах километр — это только на карте километр, его можно идти целый день, и так и не пройти.
— Подождем?
— А что? Подождем, отдохнем…
Что-то стукнулось, скатилось со стуком вниз — разомлевший от тепла прапор не сразу обратил на это внимание. Только через секунду скосил взгляд, думая, что упал от тепла камень.
У НОГИ ЛЕЖАЛА ГРАНАТА.
В следующее мгновение, Скворцов бросился вперед и накрыл гранату своим телом. Раз, два… только когда он досчитал до десяти, понял — что-то не так.
— Э, шурави! Руки таки в гору! — раздалось от входа в ущелье
Басмач положил руку на автомат готового стрелять Шила, с силой пригнул вниз.
— Не надо — сказал он по-русски
— Кто там? — крикнул Шило — стрелять буду!
Дед подошел к Скворцову, все еще лежащему на гранате, хлопну его по спине.
— Вставай. Молодец.
У выхода из пещеры их ждал небольшой отряд — восемь человек. Пулеметчик, снайпер, гранатометчик. На всех автоматах — подствольные гранатометы, что большая редкость. Афганская форма "коммандос" без знаков различия, китайские разгрузки-лифчики, обветренные, суровые лица. Бороды — длинные, отпущенные не вчера и даже не месяц назад. Чалмы вместо обычных головных уборов, причем повязанные правильно.
— Товарищ полковник! — вытянулся один из них, видимо старший перед Басмачом
— Вольно … — сказал Басмач — принимайте пополнение. Экзамен сдан.
Скворцов, еще не отошедший от гранаты, пристально всмотрелся в одного из боевиков.
— Товарищ капитан… — с сомнением в голосе протянул он
— Здесь нет никаких капитанов — отрезал Басмач — чем раньше ты об этом забудешь, тем лучше. В колонну по одному. Начать движение!
— Говорили… вы с ума свернули, тащ капитан…
Капитан Сивицкий, у которого давно не было уже ни настоящего имени, ни звания, пыхнул последний раз косяком, потом решительно бросил недокуренную козью ногу на землю, растоптал чувяком. Удивительно — но в этом странном месте в ежедневный рацион военнослужащего входил косяк с коноплей, который курили под вечер. По желанию. Спиртное было запрещено, а косяк — пожалуйста.
— Говорят, в Москве кур доят… — резко ответил капитан — ты поменьше верь тому, что слышишь. Тут такие асы… наплетут с три короба. Как группа?
— Не могу знать, тащ капитан.
— То есть?
— Убитым я числюсь, похоже. Пропал без вести при выполнении боевого задания, возможно, нахожусь в плену у моджахедов
— Муджахеддинов — моментально поправил капитан — учись говорить правильно. Здесь — это пригодится.
— Есть. Тащ капитан… а что здесь такое?
Скворцов обвел рукой то, что сильно походило не на городок Советской армии, а на лагерь моджахедов под Пешаваром.
— Это… Официально, это учебный центр Хорогского погранотряда. Ты ведь знаешь, что наши погранцы держат границу, как с той стороны, так и с другой, здесь и заставы есть, и мотоманевренные группы работают. Так вот это — учебный центр, здесь официально пограничники учатся действовать в условиях Афганистана.
— А на самом деле?
— А на самом деле… На самом деле, лейт, это похоже особый учебный центр КГБ СССР, центр подготовки групп для действий в особых условиях.
— Это каких?
— А сам не понял? Ну-ка, сморщи мозг…
За ниткой…
— Понял, чего ж не понять.
— Был там?
— Бывал. Оба раза — едва выбрался оттуда.
— Вот то-то и оно. Значит, опыт — какой-никакой имеешь. Здесь болтовня не поощряется, но я перетер кое с кем. Люди с разных мест, погранцы, ДШБ, мотострелки, наши. Все — с опытом, часто побывавшие за ниткой, а кое-кто и в плену, имеющие погибших товарищей, знающие языки, способные сойти за духов. Готовят нас для действий в глубоком тылу. Возможно — спасение пленных, а возможно и что покруче. Москва еще стоит? — без всякого перехода спросил капитан
— Стоит, тащ капитан
— И мы не пропадем. Двинули — вечернее построение на носу.
* Это уми-юкаба, одно из основных стихотворений Японии. Эти слова положили на музыку, и под нее уходили в бой камикадзе
** Видимо, капитан писал рапорт о зачислении в Военно-дипломатическую академию — там готовили офицеров ГРУ
*** Один из видов пыток. Мусульманам нельзя даже соприкасаться с любыми продуктами из свиньи, не то, что есть. Свинья — нечистое животное. Вот и говорили душку — если молчишь, у нас тут одному прапору с Украины гостинцев с дома прислали…