Нат Пинкертон и преступное трио.Сборник
Шрифт:
Правая рука, лежавшая на одеяле, держала револьвер, тогда как левая свешивалась с кровати. Пуля прошла через висок навылет.
Сыщик внимательно посмотрел на труп и спросил:
– Каким образом вы пришли к убеждению, что тут не самоубийство?
– Это установил полицейский врач, – ответил инспектор.
– И совершенно правильно, – добавил Пинкертон. – Если предположить самоубийство, то нельзя не удивиться, до чего самоубийца ловко прицелился. Пуля прошла через голову и, вылетев, ударилась вон там в стену.
–
– Это доказательство достаточно убедительно! Но ведь и в этом револьвере не хватает одного заряда.
– Совершенно верно. Убийца для большей правдоподобности, без сомнения, выпустил его.
– И, несомненно, в камин! – сказал сыщик, который, подойдя к камину, сунул в него голову и посветил электрическим фонариком.
– Разве никто в доме не слышал выстрелов?
– Нет. При сильном завывании ветра, свирепствовавшего прошлую ночь, они ускользнули от внимания жильцов.
– Имя покойного, кажется, Джон Фельдор?
– Да. Больше о нем ничего неизвестно.
– Кто содержит эти комнаты?
– Вдова Анна Клеменс. Я уже допросил ее, но из ее показаний нельзя вывести никаких заключений. Она знает только, что мистер Джон Фельдор, богатый англичанин, поселился у нее три месяца назад. Он часто уходил из дому, любил развлечения, но никогда не говорил ничего, что касалось его личной жизни. Особенное пристрастие он питал к изящным искусствам и нередко приносил домой новую картину или какое-нибудь произведение искусства, которые вы видите здесь в таком большом количестве.
– Неужели миссис Клеменс совсем не знает, где молодой человек бывал?
– Я знаю только, что он иногда ходил в Стар-клуб! – послышался в эту минуту голос миссис Клеменс, добродушной седой старушки, вошедшей в комнату.
Пинкертон поклонился хозяйке и назвал себя.
– В Стар-клуб? – переспросил он. – Где он помещается?
– На Пятьдесят восьмой улице, номер двести сорок пять.
– У мистера Фельдора были там друзья?
– Наверное не знаю: сюда он никогда не приводил ни одного знакомого, да и его никогда никто не спрашивал.
– Когда мистер Фельдор был последний раз в клубе?
– Недели три назад. До этого он каждую неделю бывал там несколько раз, а с тех пор что-то перестал.
– А где он еще бывал, вы не знаете?
– Он часто посещал театры, однако, какие – этого тоже не могу сказать. Он вообще любил веселиться, но никогда ничего об этом не говорил. Иногда он целыми часами просиживал у себя в комнате и писал необыкновенно длинные письма.
– Не отправляли ли вы их когда-нибудь?
– Нет,
– И адреса на них вам не приходилось прочитывать?
– Никогда.
– Какие марки наклеивались на эти письма?
– Всегда пятицентовые.
– Значит, письма посылались здесь, по Америке. Для Англии требуются десятицентовые, – сказал Пинкертон. – А так, вообще, в молодом человеке не было ничего особенного, обращавшего на себя невольное внимание?
– Нет! А впрочем… он часто как-то особенно выглядел грустным. Когда по утрам я, бывало, приносила ему в комнату завтрак, то нередко заставала его сидящим за письменным столом, ничем не занятым, погруженным, по-видимому, в тяжелое раздумье. Раз я даже заметила у него на глазах слезы!
– А вы никогда не спрашивали, что так сильно огорчает его?
– Раз спросила, но он так огрызнулся, что я больше никогда не рисковала. Да и вправду, какое мне дело?
– Скажите, пожалуйста, часто мистер Фельдор получал письма или деньги?
– Нет, очень редко. Вначале я недоумевала, на что, собственно говоря, он существует, но однажды нашла на столе чековую книжку банка «Юнион». Очевидно, он перевел свой капитал из Англии сюда и по мере надобности брал деньги с текущего счета.
– Из какого именно города Англии приехал мистер Фельдор?
– Из Лондона.
– Гм. Надо будет навести там справки. Может быть, через посредство банка «Юнион» нам удастся собрать более точные сведения о таинственной личности этого мистера Джона Фельдора! Благодарю вас, миссис Клеменс! Пока мне больше не о чем вас спрашивать.
После этого сыщик принялся за тщательный обыск. Он начал с убитого, потом осмотрел кровать и наконец с лупою в руке дюйм за дюймом исследовал весь пол.
Особенное внимание он обратил на камин: среди истлевших углей он ясно различил остатки сожженной бумаги и, пошарив в золе, вскоре нашел в ней кусок письма, верхняя часть которого совершенно обгорела, тогда как нижняя – вполне сохранилась.
Едва только взглянул он на слова, которые еще можно было прочесть на полуобгоревшей бумаге, как вскочил, пораженный до такой степени, что невольно вскрикнул.
– Что это? Да это немыслимо! Не верится просто! – взволнованно прошептал он.
Инспектор Мак-Коннел взял поданную ему сыщиком бумагу и прочел на ней:
«будь проклят убийца Артура Повелла.
+ + +»
Инспектор Мак-Коннел недоумевающе покачал головой, а Нат Пинкертон сейчас же припомнил до мельчайших подробностей случившееся с ним накануне происшествие.
Не то ли это было письмо, которое так испугало неизвестного с мертвенно-бледным лицом? Три креста доказывали это с почти непреложною очевидностью, да и слова обгорелого письма вполне соответствовали странному поведению бледного человека: недаром же он пришел в такое ужасное волнение.