Натуралист на Амазонке
Шрифт:
Как раз в то время, пока я готовился к путешествию, сводный брат д-ра. Анжелу Кустодиу, молодой метис по имени Жуан да Кунья Коррейа собрался в торговую экспедицию по Амазонке на собственном своем судне — шхуне грузоподъемностью около 40 т. Я решил ехать с ним. Вопрос о моей поездке был вскоре улажен благодаря вмешательству д-ра Анжелу, и мы выехали 5 сентября 1849 г. Я намеревался остановиться в одном селении на северном берегу Нижней Амазонки, где мне интересно было бы собрать коллекции, чтобы выяснить связь местной фауны с фауной Пара и прибрежной области Гвианы. Поскольку мне предстояло снять дом или хижину для жилья, я захватил с собой все предметы домашнего обихода — кухонную утварь, посуду и т. д., а также изрядный запас провизии, какую трудно было бы достать внутри страны, снаряжение, ящики, коробки для коллекций, библиотечку из книг по естественной истории и центнер [около 50 кг] медной монеты. В качестве слуги я взял молодого мамелуку — невысокого толстого желтолицего мальчика по имени Луку, которого уже нанимал в Пара для коллекционирования. Мы подняли якорь ночью и на другой день уже скользили по темно-бурым водам Можу.
Жуан да Кунья, как и большинство его земляков, относился ко всему очень легко. Он собирался пробыть во внутренних областях несколько лет, а потому намеревался свернуть с пути, чтобы посетить свой родной город Камета и провести там несколько дней с друзьями. Ему как будто было нипочем, что с ним был груз товаров, судно и 12 человек команды, и все это требовало экономно расходовать время: «сперва удовольствие,
24 сентября. Вчера с утренним приливом мы прошли Энтри-ас-Ильяс и перешли к восточному берегу — отправному пункту для всех судов, которым предстоит пересечь широкое устье Токантинса по пути на запад. Мы начали переход рано утром. Судоходство здесь опасно из-за обширных мелей посредине реки, которые в это время года лежат очень неглубоко под водой. Дул свежий ветер, и шхуну качало во все стороны, точно корабль, в море. Расстояние до другого берега достигало миль 15. В середине реки открывался весьма внушительный вид. К северо-востоку земли не видно было вовсе, да и к юго-западу раскинулось такое же безграничное пространство, только оживленное, островка ми, одетыми веерными пальмами; впрочем, островки эти казались всего-навсего разрозненными группами колонн с какими-то пучками на верхушке, поднимавшихся там и сям среди водной пустыни. После полудня мы обогнули крайний западный мыс; земля, которая представляла собой не материк, а лишь группу больших островов, образующих часть дельты Токантинса, находилась тогда мили за три от нас.
На следующий день (25-го) мы поплыли на запад по верхней части эстуария Пара, которая простирается на 70 миль за устье Токантинса. Ширина эстуария колеблется от 3 до 5 миль, но к концу он быстро расширяется и достигает миль 8-9. Северный берег, образуемый островом Маражо, несколько возвышен, а кое-где каменист. Ряд островов скрывает на большей части пути из виду южный берег. Вся местность, в том числе и острова, покрыта лесом. Весь день дул попутный ветер, и часов в 7 вечера мы вошли в узкую реку Бревис, которой неожиданно начинается обширный лабиринт протоков, соединяющих Пара с Амазонкой. Внезапное окончание Пара в том месте, где она разливается столь широко, весьма замечательно; впрочем, на большей части своего протяжения она очень мелка. Я заметил — как в этот раз, так и в трех последующих случаях, когда проплывал это место вверх или вниз по реке, — что приливное течение с востока по эстуарию, равно как и по Бревису, было очень сильным. Это, по-видимому, убедительно доказывает, что таким путем из Амазонки в Паране проходит сколько-нибудь значительное количество воды и что ошибочно мнение тех географов, которые считают Пара одним из устьев великой реки. Существует, однако, еще один проток, соединяющий обе реки: он впадает в Пара 6 милями южнее Бревиса. Нижнее течение его на протяжении 18 миль составляет Уанапу — это большая и самостоятельная река, текущая с юга. Туземцы говорят, что прилив вызывает очень малое течение вверх по этой реке или вовсе его не вызывает — факт, несколько подкрепляющий, по-видимому, только что высказанную точку зрения.
В 3 часа пополудни 26-го мы миновали селение Бревис. Оно состоит домов из 40, большая часть которых занята португальскими лавочниками. Здесь живет несколько индейских семейств, занимающихся изготовлением узорной керамики и раскрашенных куй, которые они продают торговцам или проезжающим путешественникам. Куй — чашки из тыкв — бывают иногда раскрашены с большим вкусом. Густой черный фон получается при помощи краски, добытой из коры дерева коматеу: смолистая природа вещества придает чашкам красивый блеск. Желтые краски добываются из глины табатинга, красные — из семян растения уруку, или анатто, а синие — из индиго, растущего вокруг хижин. Это искусство амазонских индейцев имеет местное происхождение, но занимаются им одни только оседлые земледельческие племена из группы тупи.
27—30 сентября. Миновав Бревис, мы медленно продолжали наш путь по протоку, или ряду протоков, переменной ширины. Утром 27-го дул попутный ветер; ширина реки колебалась ярдов от 150 до 400. Около полудня мы прошли устье Атуриазала, которое осталось к западу от нас; течение в нем сравнительно быстрое, и потому по нему проходят суда, спускающиеся из Амазонки в Пара. Вскоре вслед за тем мы вошли в узкий рукав Жабуру, который протекает 20
Лес был до чрезвычайности пестрый. Некоторые деревья — куполоверхие гиганты из порядков бобовых и баобабовых — возносили свои вершины много выше средней высоты зеленых стен. Среди остальных деревьев было рассеяно некоторое число веерных пальм мирити — несколько одиноких экземпляров вздымали свои гладкие, как колонны, стволы над прочими деревьями. Изящные пальмы асаи росли небольшими группами, образуя перистые узоры посреди округленной листвы основного древесного массива. Убусу, более низкие, показывали лишь свои воланообразные кроны из отдельных громадных листьев, которые ярким светло-зеленым оттенком представляли контраст с сумрачными тонами окружающей листвы. Убусу росли здесь в большом количестве; не менее замечательная пальма жупати (Rhaphiataedigera), свойственная, как и убусу, этому району, встречалась реже, длинные и широкие косматые листья ее длиной от 40 до 50 футов склонялись над протоком. Береговую кромку украшали разнообразные пальмы меньших размеров, например маражаи (Bactris, много видов), убим (Geonoma) и немногочисленные величавые бакабы (Oenocarpusbacaba). Последние удивительно изящны по форме, размеры их кроны находятся в правильном соотношении с прямым гладким стволом. Листья до самых оснований блестящих черешков густого темно-зеленого цвета и лишены колючек. «Лесная стена, — читаю я в своем дневнике, — под которой мы теперь движемся, состоит, кроме пальм, из множества различных обыкновенных деревьев. От самых высоких ветвей их и до уровня воды протянулись ленты вьющихся растений с самой разнообразной и узорчатой листвой, какая только возможна. Лазящие вьюнки и другие растения пользуются тонкими лианами и свисающими. воздушными корнями как лестницами и карабкаются по ним. Там и сям выглядывает мимоза или какое-нибудь другое дерево с такой же красивой перистой листвой, а у самой воды растут густые массивы инга, с ветвей которых свисают длинные бобовые стручки разных — смотря по виду — форм и размеров, иные в целый ярд длиной. Цветов очень мало. То тут, то там видны великолепные малиновые цветы на длинных колючках, украшающие сумрачную листву у верхушек деревьев. Полагаю, что они принадлежат вьющемуся растению из порядка Combretaceles. Еще кое-где встречаются растения с желтыми и фиолетовыми трубчатыми цветами (бигнонии). Цветы инга, хоть и не бросаются в глаза, очень нежны и красивы. Лес повсюду образует такую плотную стену, что совершенно невозможно проникнуть взглядом в его дикие дебри».
Длина протока Жабуру около 35 миль, принимая в расчет многочисленные крутые излучины между серединой и северным концом его русла. Мы шли по нему три с половиной дня. Берега по обеим сторонам были сложены, по-видимому, твердым речным илом с толстым покровом растительного перегноя, так что, как я мог себе представить, вся эта местность создана постепенным накоплением аллювия, сквозь который прорезали свои глубокие и узкие русла протоки, образующие бесконечный лабиринт. Прилив, по мере того как мы продвигались к северу, оказывал нам постепенно все меньше и меньше помощи, так как создавал лишь едва заметное течение вверх. Здесь уже давало себя знать давление вод Амазонки; ниже давление это не ощущается, и я полагаю, что потоки воды отводятся по многочисленным протокам, которые остались справа от нас и которые прорезают на своем пути к морю северо-западную часть Маражо. Вечером 29-го мы добрались до места, где к Жабуру с северо-востока подходит другой рукав. Прилив поднимал воду в рукаве; мы повернули на запад и встретились с приливом, надвигавшимся со стороны Амазонки. В этом месте лодочники выполняют один любопытный суеверный обряд. Они говорят, что сюда наведывается паже, т.е. индейский колдун, и, если путешественник хочет наверняка вернуться целым и невредимым из сертана, как называют внутренние области страны, он должен умилостивить колдуна, оставив что-нибудь в этом месте. Деревья были сплошь увешаны лоскутьями, рубашками, соломенными шляпами, связками плодов и т.д. Хотя суеверие, без сомнения, ведет свое происхождение от коренного населения, во время обоих моих путешествий я наблюдал, что приношения оставляли только португальцы и необразованные бразильцы. Чистокровные индейцы не оставляли ничего и считали все это вздором; правда, то были цивилизованные тапуйо.
30-го в 9 часов вечера мы добрались до широкого протока Макаку и покинули мрачный и гулкий Жабуру. От Макаку отходят боковые ответвления к северо-западному берегу Маражо. Это всего-навсего пролив в группе островов, между которыми временами проглядывают широкие воды главной Амазонки. Свежий ветер быстро вынес нас из области этого однообразного пейзажа, и рано утром 1 октября мы достигли входа а Уитукуару, т.е. «Отдушину для ветра», расположенную за 15 миль от конца Жабуру. Это также извилистый проток длиной 35 миль, лежащий посреди группы островов, но он гораздо уже, чем Макаку.
Выйдя 2-го из Уитукуары, мы все высадились на берег: матросы — поудить рыбу в маленьком ручье, а мы с Жуаном да Куньей — пострелять птиц. Мы увидали стаю ало-синих ара (Macrocercusmaco), питающихся плодами пальмы бакаба; глядя на них, кажется, будто под темно-зеленой кроной развеваются яркие флаги. Мы высадились ярдах в 50 от того места, где сидели птицы, и осторожно поползли через лес, но, прежде чем добрались до попугаев, они улетели, издавая громкие пронзительные вопли. Около одного дикого плодового дерева нам повезло больше, ибо мой спутник застрелил анака (Derotypuscoronatus), одну из самых красивых птиц семейства попугаев. Она зеленого цвета и с задней стороны головы имеет хохолок из перьев, красный с синей каймой, который может произвольно поднимать и опускать. Анака — единственный попугай Нового света, очень похожий на австралийского какаду. Птица эта встречается во всех низменных районах Амазонского края, но нигде не водится в большом числе. Немногим удается приручить ее, и мне никогда не приходилось наблюдать, чтобы ее удалось выучить говорить. Тем не менее туземцы очень любят эту птицу и держат у себя в домах ради удовольствия видеть, как это раздражительное создание расправляет свои прекрасные перья, что оно обыкновенно делает, когда его дразнят. Матросы вернулись с обильным уловом рыбы. Меня поразило большое число различных видов; преобладал среди них один вид Loricaria длиной в целый фут и целиком одетый костным панцирем. Он встречается в изобилии в определенное время года в мелководье. Мясо у него сухое, но очень вкусное. Матросы принесли также небольшого аллигатора, которого называли жакаре-куруа; они говорили, что вид этот встречается только в мелких протоках. Он имел не больше 2 футов в длину, хотя, по утверждению индейцев, то было.взрослое животное; они назвали его mai d'ovos, т. е. матерью яиц, потому что разорили гнездо, которое нашли у самой воды. Яйца были немного больше куриных и правильной овальной формы, твердая скорлупа имела шероховатую поверхность. К сожалению, когда мы вернулись на шхуну, аллигатора уже разрезали на куски, чтобы съесть, и потому мне не удалось разобраться в его видовых особенностях. Куски насадили на вертела и принялись жарить над огнем; каждый матрос стряпал для себя. Впоследствии я больше не встречал этого вида аллигаторов.