Натюрморт на ночном столике
Шрифт:
Я уже заснула, когда меня разбудили: внизу громко хлопнули дверью. Смотрю на часы — три утра, а внизу слышу негодующий голос Райнхарда:
— Да что вы себе навыдумывали?!
В мгновение ока я накинула халат и босиком соскользнула по лестнице вниз. Муж как раз открывал дверь в гостиную перед какой-то молодой женщиной. Я последовала за ними.
Я пожирала ее глазами. Господи, да она еще почти ребенок! Где-то я ее уже видела, вроде бы лицо знакомое. Наверное, живет рядом, может,
— Меня зовут Имке, — и уставилась на меня невинными, голубыми широко распахнутыми глазами.
Я растерялась.
— Может, присядем? — предложил Райнхард. Он чертовски устал. — Будьте добры, никогда больше так не делайте. — Он пытался придать голосу строгости.
Имке потупилась и улыбнулась.
Тут я вскинулась:
— Зачем вы по ночам приклеиваете моему мужу розы к лобовому стеклу?
С самым естественным наивным видом она спросила в ответ:
— А что, это разве преступление?
— Нет, не преступление, конечно, но это совершенно бессмысленно и нелепо. И вообще, к чему это все? — опять вступил Райнхард.
Имке, кажется, несколько растерялась.
— Можно мне поговорить с вами наедине? — обратилась она к моему мужу.
— У меня нет тайн от жены, — запротестовал Райнхард, но барышня заупрямилась, и я была вынуждена удалиться.
В стене между кухней и гостиной было проделано окошко, чтобы передавать еду. Но мы его почти не использовали, ели всегда на кухне. Зато я расписала стекло, вставленное в проем. Между прочим, это было мое собственное изобретение: стекло я взяла двойное и на каждой стороне нарисовала отдельную картинку. Но, впрочем, кого тут интересуют мои открытия? Имке сидела к окошку спиной. Я без малейшего шума вынула стекло из рамы и устроилась поудобнее на табуретке: подглядывать и подслушивать.
Имке уверяла моего мужа, что правильно истолковала один его жест, или, вернее, знак, ей поданный, и вот розы теперь и есть ее ответ. Райнхард слушал и, кажется, не понимал ни слова.
Необыкновенной красавицей Имке не была, но хорошенькой, симпатичной — да, а главное — она такая молоденькая, чуть за двадцать. И одета скромненько, не Лолита и не мадам де Помпадур: серенькая, довольно изношенная, потертая футболка и широкие штаны. Двигалась как-то неловко, угловато, светло-каштановые волосы средней длины спадали ей на плечи как охапка соломы.
Она без смущения глядела на моего мужа широко распахнутыми глазами.
Моему благоверному положительно льстило обожание такой юной барышни, но, тем не менее, он потребовал, чтобы та четко объяснила: при чем тут розы?
Несколько недель назад шла она мимо нашего дома с букетом роз, а Райнхард как раз садился в свою машину. Тут у нее из букета выпал один цветок. Мой муж поднял розу с земли, отдал Имке и улыбнулся. И тогда она прочла в его глазах тот самый знак.
— Какой знак?! —
— Мы предназначены друг другу судьбой, — отвечала она.
М-да-а… Напрасно я подозревала мужа в измене. Девчонка-то явно не в себе.
— После того дня, когда мы с вами познакомились и я прошла мимо вас с букетом, в понедельник, я вам стала каждый понедельник дарить розу. А потом вы мне ответили — поставили на окно в вашем офисе саженец розы в горшке. Я тогда почувствовала, как мы с вами близки, и поняла, что все у нас будет хорошо.
О Господи, она выяснила, где он работает, безумное дитя! Бедняга, ребенок ведь еще, к ней можно на «ты» обращаться, — подумала я.
Райнхард между тем продолжал допрос:
— А жемчуг зачем?
Так Имке снова ответила на очередной знак. Тут она назвала одну дату, и я занервничала: речь шла о дне рождения нашего Йоста. От напряжения я даже чихнула.
— Вы стояли у входа в ваш дом рядом с вашим другом, который держал за руку мальчика, — рассказывала Имке, не услышав моего чиха. Наверное, она имеет в виду Готтфрида, тот забирал своего Кая с нашего детского праздника. — И в этот момент я проходила мимо, а вы сказали: «Эта девушка просто жемчужина!» и посмотрели на меня.
Райнхард рассмеялся:
— Мой приятель спросил, нет ли у меня на примете подходящей уборщицы, и я ему посоветовал мою Гюльзун…
Его все это уже забавляло. Он покачал головой, бормоча: «Ну дела! Быть не может!», а потом снова стал расспрашивать ночную гостью.
Выяснилось, что вот уже несколько месяцев Имке живет на другом конце нашей улицы. В Вайнхайме ей предложили неплохую работу, она уехала от родителей и поселилась здесь.
— Что за работа? — поинтересовался Райнхард.
— Диетсестра в больнице.
Тут я улучила момент, чтобы снова присоединиться к мужу и его обожательнице. Я вплыла в гостиную с достоинством, как законная супруга, но влюбленная барышня ничуть не смутилась, просто повернула ко мне лицо. Особо разговорчивой я бы ее не назвала, из нее приходилось тянуть каждое слово. Тихоня эдакая! Да только в тихом омуте…
— Я думаю, нам всем уже пора спать, — заявила я без всякой враждебности, но строго, авторитетно, как почтенная мать семейства. — Завтра понедельник, рано вставать.
В то же мгновение Имке вскочила, пожала каждому из нас руку своей маленькой, хрупкой ручкой, улыбнулась Райнхарду и исчезла.
— Ну вот видишь, — заговорил муж, — всего-то несчастная полоумная девочка!
— Да уж, барышня сильно не в себе! — отозвалась я. Райнхард ухмыльнулся:
— Ты хочешь сказать, всякая женщина, что в меня влюбится, сходит с ума? — Он обнял меня за плечи и повел вверх по лестнице в спальню.
В голове у меня все еще постукивало от напряжения, но я уже не обращала на это внимания. Спать, скорее спать.