Натюрморт с покойником
Шрифт:
Среди всей этой красоты и волшебного очарования присутствовало нечто, что никак не соответствовало гармонии стиля. Молодая девушка в темном рабочем халате, с печальным лицом меланхолично помахивала шваброй, затирая на узорчатом кафеле грязные лужицы растаявшего снега, оставленные под вечер посетителями.
Девушка была некрасива и к тому же необаятельна. Соломенного цвета волосы были собраны в простой пучок на затылке. Лицо безо всякой косметики, похожее на песочное пирожное без крема и глазури, бесцветные ресницы
Фигурой девушка также не вышла – угловатая, без какого-либо намека на талию, ровная, как жердь. Но несмотря на это, во всем ее облике «Страшилы» из страны Оз» было что-то такое жалостливое, детское, что не позволило Арсену, директору салона, отказать ей в трудоустройстве три месяца назад.
И вот теперь Валентина, а именно так звали девушку, отрабатывала положенные ей в месяц «великодушным» Арсеном триста баксов.
Оглядев еще раз пустынный зал таким же пустынным, каким-то отрешенным взглядом, Валентина устало вздохнула и, подхватив большой разлапистой рукой пластмассовое оранжевое ведро и металлическую швабру с резиновым валиком, пошлепала в направлении «Дирекции».
Из слегка приоткрытой двери директорского кабинета в полутемный коридор врывалась узенькая полоска света. Арсен все еще был на месте. Видно, какие-то важные дела заставили его задержаться и не поехать на званый ужин в Дом художника.
Подойдя к двери, Валентина немного потопталась и, вдохнув сладковатый восточный аромат, исходящий из глубины директорского кабинета, робко вошла внутрь.
Внутри кабинета располагалась массивная кожаная мебель малахитового оттенка, которая разительно отличалась от воздушно-летящей стекло-металлической меблировки самого салона. Но не только огромный угловой диван и пара кресел, призывно блестя лайкой, призывали к комфортному отдыху. Все здесь было подчинено удобству и уюту.
Огромный, на все пространство пола, пушистый ковер ручной работы своим мягким, затейливым узором успокаивал взор входящего. В высоком узеньком шкафчике из цельного красного дерева сквозь стекло пестрели дорогие керамические и стеклянные кальяны с одной и двумя трубками для курения. Рядом лежали пачки табака, коробки с сигарами, окружая бутылку «Хеннесси».
В дальнем углу кабинета стоял высокий торшер на бронзовой ножке, изображавшей собой что-то вроде кариатиды. Его абажур, излучая мягкий, зеленый свет, придавал комнате теплый, домашний оттенок. За пестрой восточной ширмой располагалась изящная раковина для мытья рук, а рядом, на аккуратном тонконогом столике, стояли электрочайник и кофейный фарфоровый сервиз на шесть персон.
В глубоком мягком кресле сидел, ссутулившись, мужчина с седой густой бородой и бакенбардами вместо усов. Одет он был в просторную блузу из пестрого шелка, стильные черные джинсы и «сапоги-казаки», в которые были заправлены джинсы.
Худощавость,
Арсен, видимо, глубоко задумался, поэтому не сразу заметил вошедшую в кабинет Валентину. От бесшумного вторжения уборщицы в его мыслительный процесс, хозяин галереи вздрогнул и выронил небрежно зажатую между средним и указательным пальцами тонкую сигару. Сигара, выпав из руки Арсена, перекатилась через плоскую пепельницу и упала на какой-то документ, островком белевший среди разбросанных везде карандашей, ручек, блокнотов, разнообразных счетов, мобильных телефонов и грязных кофейных чашек. При этом сигара успела оставить на документе неприятное черно-коричневое пятно, а в самой середине его выжгла дырку.
– Тьфу, дура, напугала меня! – Арсен схватил расшалившуюся было сигару тонкими цепкими пальцами и со злостью потушил ее в пепельнице. – Ну, говори, чего тебе нужно? – он сердито уставился на уборщицу.
– Арсен Витальевич, – робко, но довольно четко произнесла та, – мне бы домой съездить завтра, бабушка у меня приболела. – Она с мольбой вглядывалась своими полупрозрачными коровьими глазами в непроницаемое суровое лицо шефа. Но тот, казалось, не разглядел мольбу или не захотел разглядеть. Во всяком случае, в голосе его зазвенел металл:
– А у меня дедушка расхворался, – язвительным тоном ответил он. – Так что, закрываем галерею – и айда по родственникам? К черту весь бизнес! Давай, будем дедушек с бабушками лечить? Ты в уме, Валентина? – уже без всякого сарказма произнес Арсен. – На дворе грязь, слякоть, а ты хочешь смыться. Можешь представить, что здесь начнется, если не мыть полы хотя бы пару часов? Если надо куда-то ехать, найди сначала себе замену. Иначе, считай, что уволена. Все, – мрачно резюмировал он, не замечая, как две крупные слезинки медленно скатываются по щекам все еще старавшейся держать себя в руках девушки. – Мне некогда с тобой тут болтать. Или ищи замену на завтра или отправляйся к чертовой бабушке!
Всхлипнув, Валентина, зажав рот одной рукой, другой подхватила швабру и опрометью кинулась из кабинета начальника. Отрыдавшись в подсобке, она внезапно успокоилась, надела старенькое пальтишко с искусственным мехом «под песца» и направилась к выходу.
Выйдя на улицу и глотнув «из-под выхлопной трубы» порцию московского смога, Валентина, словно проржавевший робот, сделала два неверных шага, потом, вдруг нелепо расставив ноги, поскользнулась и ухнула прямо на тротуар, ухитрившись при этом зашвырнуть сумочку в растаявший грязный снег. Подняться с первой попытки ей не удалось, только больше испачкала пальто.
Конец ознакомительного фрагмента.