Научная фантастика. Ренессанс
Шрифт:
— Салли, — прервал ее Кришна. — Я предлагаю тебе обдумать идею, что заговор — за неимением лучшего слова — укоренился глубже, чем ты предполагаешь. Что проблема кроется не в противнике извне, но в наших собственных мозгах. В частности, что пришельцы — это искусственный психомиметик, который ты ввела себе, когда все начиналось.
— Нет. Нет, слишком много доказательств. Все складывается! Пришельцам необходим способ не только скрыть свою внешность, что осуществляется с помощью скафандров, но и замаскировать психологические отличия, что достигается всеобщим безумием. Так они могут неопознанными находиться
Слушая ее, Гюнтер невольно представлял, что сказала бы на этот бред Лиза Нагенда. При мысли о ней он скрипнул зубами. Точь-в-точь автомат, о каком тогда говорила Чанг. Он невольно усмехнулся в свой адрес.
Екатерина ждала у подножия лестницы. Руки у нее заметно дрожали, и голос тоже чуть дрогнул, когда она спросила:
— Что это рассказала мне КУП насчет шизомиметиков? Кришна, кажется, изготовил какое-то лекарство?
— Они у нас! — приглушенным от счастья голосом сказал Гюнтер и поднял канистру. — Все позади, мы можем излечить наших друзей!
— Дай взглянуть. — Екатерина взяла у него канистру.
— Нет, погоди! — вскрикнула Гамильтон, но было поздно.
Кришна у нее за спиной спорил с Чанг по поводу интерпретации последних событий. Ни он, ни она даже не заметили, что шедшие впереди остановились.
— Назад! — Екатерина сама быстро отступила на два шага и напряженно добавила: — Я не хочу осложнений. Но мы обязаны во всем разобраться, и, пока это не сделано, никто не должен ко мне приближаться. Это касается и тебя, Гюнтер.
Начали собираться затронутые. Они выходили на лужайку по одному, по двое, потом десятками и дюжинами. К тому времени, как стало ясно, что их через КУП вызвала Екатерина, стена тел отделила Кришну, Чанг и Гамильтон от нее и Гюнтера.
Чанг стояла как статуя. Под шлемом ее скафандра шла работа мысли: она пересматривала свои теории, пытаясь включить в них новое событие. Внезапно она захлопала руками по скафандру, нашаривая пропавшие канистры. Она уставилась на Кришну и дрожащим от ужаса голосом произнесла:
— Ты один из них.
— Конечно, я не… — начал Кришна, но она уже повернулась и бросилась, спотыкаясь, вверх по ступеням.
— Оставьте ее, — приказала Екатерина. — Нам надо обсудить более серьезный вопрос.
Двое затронутых поспешно подтащили портативный муфель, поставили его на траву, и третий подключил к нему электрический кабель. Внутренность печи засветилась, накаляясь.
— Эта канистра — все, что у вас есть, не так ли? Если я отправлю ее в автоклав, надежды возместить потерю не останется.
— Измайлова, послушайте, — сказал Кришна.
— Я слушаю. Говорите.
Кришна стал объяснять, и Измайлова слушала, скрестив руки и скептически дергая плечом. Когда он закончил, она покачала головой.
— Это благородное безумие, и все же это безумие. Вы хотите вылепить из наших мозгов нечто чуждое ходу человеческой эволюции. Превратить престол разума в кресло пилота-испытателя. Такой вы нашли выход? Забудьте о нем. Стоит вскрыть эту единственную канистру, и ее уже не закупоришь снова. А вы не представили ни одного убедительного аргумента за решение вскрыть ее.
— А люди Бутстрэпа? — вмешался Гюнтер. — Они…
Она не дослушала.
— Гюнтер, никто не рад тому, что с ними случилось. Но если всем остальным придется поступиться человечностью ради неверного и сомнительного с точки зрения этики улучшения… что ж, цена слишком высока. Безумные или нет, пока они во всяком случае люди.
— Разве я не человек? — спросил Кришна. — Разве я не засмеюсь, если меня пощекотать?
— Вы не можете об этом судить. Вы переписали свои нейроны и зачарованы новизной. Каким тестам вы себя подвергали? Насколько тщательно зафиксировали отклонения от нормы? Где цифры? — Все эти вопросы были чисто риторическими. Обследование, о котором она говорила, заняло бы не одну неделю. — И если вы окажетесь полностью человеком, — а я в это не верю! — кто может предсказать отдаленные последствия? Кто помешает нам шаг за шагом скатиться к безумию? Кто решит, что такое безумие? Кто будет программировать программистов? Нет, невозможно. Я не позволю играть с нашим разумом. — Отчаянно, почти гневно, она повторила: — Не позволю играть с нашим разумом!
— Екатерина, — мягко сказал Гюнтер. — Сколько ты не спала? Ты послушай себя. За тебя сейчас думает подключка.
Она отмахнулась и не ответила ему.
— Чисто практический вопрос, — продолжал Гюнтер. — Как ты тогда собираешься управлять Бутстрэпом? Мы уже превратились в начинающих фашистов. Ты сказала, тебя пугает безумие, — а во что мы превратимся через год?
— КУП заверила меня…
— КУП — всего лишь программа! — вскричала Гамильтон. — Какой бы интерактивной она ни была, ей не хватает гибкости. Она не способна надеяться. Она не может оценивать новое. Она только поддерживает старые решения, старые ценности, старые привычки, старые страхи.
Екатерина вдруг взорвалась.
— Убирайтесь с моих глаз! — взвизгнула она. — Перестаньте, перестаньте, перестаньте! Не хочу слушать!
— Екатерина, — начал Гюнтер.
Но она сжала в руках канистру. Колени ее подогнулись, она медленно склонялась к муфелю. Гюнтер видел, что она уже не способна слушать. Стимуляторы и груз ответственности довели ее до этого состояния, вздергивая ее и изводя противоречивыми требованиями, пока она не дошла до края. Одна ночь крепкого сна могла бы привести ее в чувство, вернуть способность осмысливать доводы. Но времени не осталось. Слова уже не могли ее остановить. И слишком далеко он стоял, чтобы перехватить ее, прежде чем она уничтожит канистру. Шквал чувств, захлестнувший его, не поддается описанию.
— Екатерина, — сказал он. — Я люблю тебя.
Полуобернувшись к нему, она спросила рассеянно, чуть ли не с досадой:
— Что ты?..
Он снял с пояса монтажный пистолет, навел его и выстрелил.
Шлем Екатерины разлетелся вдребезги.
Она упала.
— Надо было просто разбить шлем. Это бы ее остановило. Но я не надеялся, что смогу так точно прицелиться. Я целил прямо в голову.
— Тс-с! — утихомирила его Гамильтон. — Что сделано, то сделано. Перестань себя мучить. Поговорим о делах.