Научная фантастика. Ренессанс
Шрифт:
Воздух в кабине остыл. Панели пощелкивали и хлопали от резкого перепада температуры.
Гамильтон ткнулась носом ему в шею. На ощупь ее кожа была чуточку липкой и издавала слабый, но ощутимый запах. Она прошлась языком по линии его подбородка и добралась до уха. Ее руки возились с застежками его скафандра.
Гюнтер не чувствовал ни малейшего возбуждения, только легкую неприязнь, граничащую с отвращением. Это было ужасно, оскверняло все, что осталось ему от Екатерины.
Но через это испытание ему придется пройти. Гамильтон права. Всю жизнь он прожил под властью подсознания, его чувствами наугад и беспорядочно правила химия мозга. Он был вынужден ехать туда, куда уносила его кошмарная скачка разума. А она несла его всегда к боли и смятению. Теперь поводья
Он еще не решил, что закажет себе в новую программу. Довольство жизнью, пожалуй. Секс и страсть — почти наверняка. Но не любовь. С этой романтической иллюзией покончено. Пора стать взрослым.
Он сжал плечо Бет. «Завтра, — подумал он, — это уже не будет казаться важным». Бет подставила ему свои губы. Ее губы приоткрылись. Он почувствовал запах ее дыхания.
Питер Уоттс
Ниша
Питер Уоттс (р. в 1958 г.) — канадский фантаст, живет в Торонто. Его статьи, посвященные проблемам, морских млекопитающих, быстро получили признание в научных кругах, а вот литературный успех пришел далеко не сразу, и Уоттс собрал целую «коллекцию отказов», в основном от цитадели твердой научной фантастики — журнала «Analog». Самой частой причиной отказа была «чрезмерная негативность» произведений. Однако Уоттс не сдавался и продолжал работать «в стол». В 1990 г. он пишет рассказ «Ниша», посвященный проблемам морской экологии, карьерного продвижения и сексуальных оскорблений, — и вновь получает отказ. Махнув рукой на американский литературный рынок, который он тщетно пытался покорить в течение почти десяти лет, Уоттс, «чтобы оправдать расходы на бумагу и ленту для пишущей машинки», предлагает свою прозу менее избалованным канадским издательствам и в одночасье становится знаменитостью. В частности, рассказ «Ниша» не только мгновенно опубликовали, но и наградили премией «Аврора», после чего он многократно переиздавался в канадских антологиях фантастики. Вдохновленный успехом., Уоттс переработал «Нишу» в роман «Морская звезда» («Starfish», 1999), который поразил читателей и критиков развернутыми описаниями морского дна, получил положительный отзыв в «New-York Times» и был отмечен особой наградой в рамках премии Джона У. Кэмпбелла. Уоттс гордится тем, что русские и немецкие издательства отказались приобретать права на перевод его прозы, назвав ее «слишком мрачной»: это ведь надо сочинить такое, чтобы даже русские испугались! Продолжение романа «Морская звезда» последовало в 2001 г., и в новом романе «Водоворот» («Maelstrom») действие разворачивается уже в основном на суше.
Когда на станции «Биб» гаснет свет, становится слышно, как стонет металл.
Лени Кларк прислушивается, лежа на своей койке. Над головой, за трубами, за проводами, за скорлупой обшивки — трехкилометровая черная толща океана, стремящегося раздавить ее. Она ощущает под собой Разлом, подвижки океанского ложа, достаточно мощные, чтобы сдвинуть с места материк. Она лежит в своем хрупком убежище и слышит, как микрон за микроном поддается броня станции, слышит ее скрип, низкий, на самом пороге человеческого восприятия. В отношении Разлома Хуан де Фука бог-садист, и имя ему — Физика.
«И как они умудрились меня уговорить? — задумывается она. — Как это я согласилась сюда спуститься?» Впрочем, ответ ей известен.
Она слышит шаги Баллард в коридоре. Кларк завидует Баллард. Баллард никогда не заводится, она, кажется, неизменно владеет собой, сама решает, как жить. Похоже, она чуть ли не счастлива здесь.
Кларк скатывается с койки и нашаривает выключатель. Каюту заливает тяжелый свет. Стены рядом с ней не видно из-за трубок и панелей управления: на глубине трех тысяч метров не до эстетики. В первую очередь — функциональность. Она оборачивается, и в зеркале на переборке мелькает отражение скользкого черного тритона.
Да, такое все еще случается изредка. Иногда ей удается забыть, что с ней сделали.
Требуется сознательное усилие, чтобы ощутить механизмы, затаившиеся там, где прежде были ее легкие. Она так привыкла к хронической боли в груди, к легкому сопротивлению пластика и металла при каждом движении, что почти не замечает их. Но она все еще способна вспомнить, что значит быть вполне человеком, и порой путает воспоминания с истинными ощущениями.
Такое возвращение в прошлое никогда не затягивается надолго. На «Биб» повсюду зеркала: предполагается, что они создают ощущение пространства. Случается, Кларк закрывает глаза, чтобы спрятаться от бросающихся на нее со всех сторон отражений. Не помогает. Закрывая глаза, она чувствует под веками линзы, прикрывающие роговицу, как гладкие бельма.
Кларк выбирается из каюты и по коридору направляется к кают-компании. Там ее ждет Баллард. На ней гидрокостюм, и на лице неизменная уверенность в себе.
Она встает.
— Готова к выходу?
— Ты командуешь, — отзывается Кларк.
— Только на бумаге, — улыбается Баллард. — Что касается меня, Лени, мы с тобой на равных.
Они уже два дня провели в Разломе, но Кларк никак не может привыкнуть к постоянным улыбкам Баллард. Ей только дай повод поулыбаться. На самом деле так не бывает.
Что-то врезается в «Биб» снаружи.
Улыбка Баллард тает. Звук повторяется: влажный глухой удар по титановой кожуре станции.
— Сразу не привыкнешь, — замечает Баллард. — Верно?
Опять…
— Я хочу сказать, судя по звуку, что-то здоровенное!
— Может, лучше выключить свет? — предлагает Кларк.
Она не ожидает согласия. Наружные прожекторы «Биб» горят круглые сутки: электрический костер, разгоняющий мрак. Изнутри им не видно, на «Биб» нет иллюминаторов, но от сознания, что свет горит, почему-то становится спокойнее.
Пум-м!
…Почти всегда.
— Помнишь курс подготовки? — вставляет Баллард меж ударами. — Как они уверяли нас, что абиссальная [54] фауна должна быть исключительно мелкой?..
Голос у нее срывается. Некоторое время обе прислушиваются, но удары не повторяются.
— Должно быть, притомилась, — говорит Баллард. — А казалось бы, они должны были предвидеть…
Она подходит к трапу и спускается по нему.
Кларк, досадливо поморщившись, следует за ней. Неудачная атака какой-то сбившейся с пути рыбешки представляется ей не самым угрожающим звуком на станции. Ей слышится, как ведут переговоры о капитуляции сплавы корпуса. Она чувствует, как океан выискивает пути проникновения внутрь. Что если найдет? Тогда вся тяжесть Тихого океана ворвется сюда и превратит ее в студень. В любую минуту.
54
Абиссальная — глубоководная (спец. термин).
Лучше встретиться с угрозой снаружи, лицом к лицу. А здесь остается только ждать, пока это случится.
Выходить из станции — все равно что тонуть, каждый день.
Кларк, затянутая в кожу гидрокостюма, стоит лицом к Баллард. Вдвоем они еле умещаются в шлюзовой камере.
Она уже научилась выносить эту вынужденную близость: тут отчасти помогает прозрачная броня на глазах. Герметизация, проверка налобного фонаря, проверка инжекторов… Заученный ритуал шаг за шагом подводит ее к тому ужасному моменту, когда спящая в ней механика пробуждается, чтобы изменить ее.
Когда сбившееся на миг дыхание прекращается.
Когда где-то внутри нее открывается вакуум, втягивающий в себя воздух из тела. Когда остатки легких сплющиваются в грудной клетке, кишечник спадается, когда демоны миоэлектроники заполняют синусы и среднее ухо изотоническим раствором. Когда каждая полость тела, содержащая газ, исчезает за отрезок времени, нужный человеку, чтобы сделать вдох.
Ощущения каждый раз повторяются. Внезапно подступает нестерпимая тошнота. Она упала бы, но в шлюзе падать некуда. Со всех сторон хлещет морская вода. Лицо скрывается под водой, перед глазами все расплывается и снова становится отчетливым. Линзы на роговицах приспособились к новым условиям.