Научу тебя плохому

Победа Виктория

— Не за что, — усмехается вновь, но уходить не спешит.

— Ты сам готовил? — я не знаю, зачем задаю этот наитупейший вопрос.

— В ресторане заказал.

В памяти возникают обрывки фраз. Да, кажется, уходя из комнаты днем, он собирался заказать поесть.

— Ты сейчас только не злись, пожалуйста, те деньги в конверте, я хочу, чтобы ты их взял, и за лекарства я тоже заплачу, и за еду.

— Все сказала? — голос такой холодный, ледяной просто.

Поднимаю взгляд на парня, и жалею об опрометчивом

поступке. Лучше бы не смотрела. Потому что нужно быть слепым, чтобы не заметить ярость, вспыхнувшую во взгляде парня.

— Я не…

— Ты точно дура.

Вздрагиваю, от произнесенных им слов становится до ужаса горько и обидно, настолько, что в саднящем горле встает огромный ком, а на глаза наворачиваются слезы. Зачем быть таким грубым? Чем я это заслужила? Ничего плохого ведь не сказала. Отворачиваюсь, устремляю взгляд в закрытое окно, напоминая себе дышать, чтобы позорно не расплакаться. Наверное, я просто устала, от всего этого устала, от жизни своей бестолковой, от злых людей, совершенно не задумывающихся о чувствах других, от неизвестности, ждущей меня в ближайшем будущем, и от одиночества этого беспросветного.

— Есь, — уже спокойнее произносит Марк.

— Нет, я не дура, просто я привыкла к тому, что за все надо платить, — наконец набравшись сил, поворачиваюсь к парню, смотрю ему в глаза, — и платить я лучше буду деньгами, и…

— Прекращай, я понял, хватит нести чушь. Какими деньгами, Еся, я видел этот сраный конверт, там нихрена нет.

— Есть.

— Ты поняла, о чем я. Там слишком мало, чтобы этого хватило хоть на что-то.

Ничего не говорю, жду, пока он продолжит, или уйдет.

— Что ты собиралась делать? На те деньги, что у тебя есть, даже с учетом тех, что ты оставила мне, этого хватило бы едва ли на месяц в какой-нибудь задрипанной коммуналке.

— У меня есть работа…— запинаюсь, вспомнив, что уже вообще-то нет, — точнее была.

— То есть сейчас нет?

— Я найду другую.

— А с прежней что? С супермаркетом?

Кажется, в этот момент я слышу звон собственной отвалившейся челюсти.

— Не надо на меня так смотреть, я тебя не сразу узнал, но узнал. Ты мне брюки, между прочим, испортила, — я не могу понять, шутит он, или всерьез все это произносит, пока наконец не понимаю, о чем он толкует.

Тот мужик с утра в супермаркете!

— Это…это был ты? — смотрю на него ошарашенно. Так вот, почему он показался мне знакомым, как только открыл дверь. Правда, сейчас он все же выглядит иначе. Волосы уложены, лицо гладко выбрито.

— Я, — кивает.

— Прости, сколько…

— Если ты сейчас спросишь, сколько мне должна, честное словно, Еся, я тебе клянусь, я перекину тебя через колени и отшлепаю по заднице.

Застыв с открытым ртом, я пялюсь на Марка, не решаясь продолжить. Он серьезно это произнес?

— Так что с работой? — продолжает, как

ни в чем не бывало.

— Уволили, — отвожу взгляд. Почему-то становится стыдно.

— За что? Из-за меня? — кажется, в его голосе появляются беспокойные нотки.

— Нет, — качаю головой, — просто так совпало.

— А деньги в конверте, я полагаю, расчет?

Киваю в ответ.

— Почему так мало? Даже для такой работы в нашем городе это мало.

Не отвечаю. Зачем он вообще в это лезет?

— Еся, я жду, — продолжает этот тиран доморощенный.

— Да какая разница! — взрываюсь, не выдержав. — Это не имеет значения, заплатили и ладно.

— Напомнить, что я говорил о спорах? — вот сейчас он меня пугает, потому что глаза его снова становятся пустыми и холодными, голос леденеет. — За что тебя уволили и почему так мало заплатили?

— Потому что я неофициально работала, и жила в коморке при супермаркете, а еще молоко, которое я на тебя вылила, тоже денег стоило. За вычетом всего спасибо, что хоть что-то получила. Доволен?

— Не совсем, — он говорит спокойно и в тоже время пугающе, есть что-то в его интонации, что-то, что заставляет вздрагивать при каждом его слове. — Почему ты работала неофициально?

— Это не важно.

— Еся!

— Хватит! — огрызаюсь, сама себя не узнавая. — Так было нужно и это только мое дело!

Одарив меня злобным взглядом, он встает, забирает у меня столик, но вопреки моим надеждам, из комнаты не уходит, просто убирает столик на стол, и возвращается на кровать. Садится ближе, чем прежде, пальцами обхватывает мой подбородок, не больно, но сильно, и поворачивает голову к себе.

— Если я спрашиваю, значит важно.

— Я не хочу об этом говорить, понимаешь, и не буду.

— Ладно, мы к этому вернемся.

— Нет, — произношу твердо. — Я найду работу и…

— Работа у тебя будет, отсюда ты не съедешь, все понятно?

— Я… Какая еще работа? Я не буду, я…

— Прекращай молоть чушь. У меня поработаешь, на складе, ничего сложного, будешь пикать штрих-коды на коробках сканером и вбивать нужные данные в компьютер.

Всматриваюсь в его лицо и не могу понять, насколько он серьезен.

— На каком еще складе?

— Увидишь.

— Но…

— Тебе обязательно нужно поспорить, да?

— Зачем ты все это делаешь?

— Что это?

— Вот это, — выдыхаю шумно. — Селишь меня у себя, работу предлагаешь? Зачем? И что ты попросишь взамен?

— Если ты боишься, что я заставлю тебя со мной спать, то нет, не заставлю.

Хочу ответить, но в этот самый миг Марк наклоняется к моему лицу, вскидывает руку и подцепив указательным пальцем мой подбородок, проводит большим по нижней губе. Пристально наблюдает за своими же действиями, а потом произносит тихо и хрипло:

— Если сам не захочешь, конечно.