Наваждение Монгола
Шрифт:
Ощущаю чужое присутствие и грубую руку на пылающем лбу. Касание крепкого пальца, очерчивающего профиль.
Едва распахиваю глаза, чтобы увидеть лицо Монгола, буквально нависающего надо мной, и эти янтарные глаза... Они преследуют меня во снах. Я словно бегу прочь, пытаюсь спастись, но знаю наперед, что не удастся.
Прихожу в себя от агонии сна.
– Попей…
Мягкий женский голос и влага на губах, а затем опять ухожу в спасительную тьму.
Мне снится многое, но самое яркое, что вижу – это Мотя, гоняющий
Видеть брата здоровым, улыбающимся, так оглушительно, что даже во сне я замираю, пытаясь впитать в себя образ веселого разгильдяя.
– Гол! Я забил!
Не слышу его голоса, я никогда его не слышала…
Лишь читаю по губам, что говорит мой Мотя, наблюдаю, как откидывает темную челку с глаз, и шепчу сквозь слезы:
– Матвей, – зову во сне и понимаю, что именно таким был бы брат, если бы не редкий недуг, приковавший его к постели.
Опять ласка на щеке от грубой руки, которая цепляет мои слезы, и горячий шепот в самое ухо:
– Тише, Алаайа, тише. Ты не уйдешь. Рано тебе. Я не отпускаю.
Дыхание на губах чужое, резкое, острое, заставляющее ощутить, насколько сухие и потрескавшиеся у меня губы.
Опять воронка в небытие и лишь изредка чувствую, как свет, падающий из окна на меня, сменяется тьмой.
И голос глубокий, пробирающий:
– Что с ней, женщина?!
– Кризис миновал, господин. Это последствия. Организм молодой, справится.
– Головой за нее отвечаешь.
Тишина. Провал.
Резко распахиваю глаза от луча, попавшего на лицо.
Утро. Только вот какого дня? Все тело ломит, болит каждая косточка, каждый нерв тянет.
Рассматриваю комнату и выдыхаю обреченно:
– Значит, не сон…
Голос непривычно хриплый и стоит простой фразе слететь с губ, как понимаю, что дико хочу пить.
Рядом на тумбочке стоит графин, я просто беру его и пью из горла, ощущая, как жидкость течет по подбородку, капли струятся вниз и мочат ночнушку.
От слабости руки дрожат, обессилев, едва доношу замысловатый сосуд и ставлю на место.
Откидываюсь на подушки, разглядываю высокий потолок с хрустальной люстрой. Блики от солнечных лучей наполняют спальню множеством солнечных зайчиков.
Вызывают резь в глазах и стоит прикрыть веки, как вижу лицо мужчины так близко от меня.
В ту же секунду ощущаю, как губы саднит. Прикладываю пальцы, ощупываю, словно до сих пор чувствую напор зверя, набросившегося на мягкую плоть.
Он словно вор, подбирающий код к сейфу, каждый жест, каждое движение просчитано, чтобы вычислить, как именно довести механизм до коллапса, подобрать нужную комбинацию, чтобы вскрыть мою душу и вынуть сердце…
– Наваждение…
Шепчу его же слово, для меня это, скорее, кошмар.
Провожу пальцами по спутанным волосам и собираю их на затылке, чуть тяну, пытаюсь прийти в себя. Тело ощущается липким, принимаю
Кран поддается с трудом, но собравшись с силами и усиленно пыхтя, я все же справляюсь и встаю под теплые струи.
Одной рукой упираюсь в кафель, чтобы не упасть. Промываю волосы шампунем и в какой-то момент начинаю бормотать сначала, а потом срываюсь на крик:
– Ненавижу! Ненавижу!
Слезы бессилия текут по щекам, облокачиваюсь о стенку и сползаю вниз.
Глаза закатываются, и я ощущаю, как кто-то врывается в ванную, вырубает душ, я оказываюсь в чужих руках, которые несут меня обратно и, завернув в махровую ткань, укладывают в постель.
– Еще одна такая выходка…
Угроза слышна в голосе, но рука ласкает мои мокрые прядки.
Не понимаю, почему улыбаюсь, прежде чем опять уплыть в сон…
Открываю глаза и обнаруживаю себя в чужой спальне и не в своей постели. Слегка ежусь, вспоминая странные сны, которые сменялись один за другим.
Было ли это все наяву или мерещилось в горячке, не знаю.
Резко сажусь на кровати.
Странно. Постельное белье поменяли. Оно свежее и от него пахнет лавандой.
Провожу пальцами по ткани, обращаю внимание, что под ночнушкой я голая.
Вспоминаю кадры своего похищения и то, как Монгол заставлял пойти в душ. Кое-что припоминаю, встаю с постели.
Легкое головокружение и слабость присутствуют, но в целом чувствую себя приемлемо.
Открываю дверь, вхожу в смежное со спальней помещение. Четко помню, что грязный кусок ткани, некогда бывший подвенечным платьем, я сбросила здесь. На пол. Но его нет.
– Рения…
Выдыхаю имя женщины. Не думаю, что Монгол бы снизошел до уборки за мной.
Принимаю душ, возвращаюсь обратно в комнату.
– Одежды у меня нет. Ходить в полотенце прикажешь?!
Задаю вопрос, но мужчины, которому я адресую свои претензии, здесь нет.
– Ну, конечно, Монголу наплевать на меня. Он уже все видел. Не засмущается. Зверь.
Махровое полотенце падает на пол, когда замечаю мягкое кашемировое платье, лежащее на спинке кресла.
Оглядываюсь в поисках нижнего белья, но его нет.
– Забыл или специально так?!
Внутри медленно закипает ярость. Одеваю кремовое платье на голое тело и смотрю в зеркало. Крой закрытый, с длинными рукавами, но размер не мой, из-за чего скромное платье по колено обтягивает мою фигуру как вторая кожа, обрисовав все контуры.
– Плевать.
Провожу руками по спутанным буйным темно-каштановым прядям, расчесываю пальцами, знаю, что если не сделаю, потом эту копну не расчесать.
Я этот колтун еле вымыла.
Внимательно рассматриваю свое отражение. Осунулась. Хотя в последнее время столько всего навалилось. Хорошо, я костями не гремлю.