Навеки твой. Бастион. Неизвестный партнер
Шрифт:
– И Роара, – добавил я.
– Да, и Роара, – сказала она без всякого выражения, будто речь шла о каком–то дальнем родственнике, которого она знала когда–то давным–давно, много лет назад.
Мы сидели и молчали.
Хамре протянул руку и выключил магнитофон. В комнате стало совсем тихо.
Тут тяжело поднялся Смит.
– Блестящая работа в пользу защиты, Веум, – сказал он ядовито.
Хамре и я поднялись почти одновременно. Мы стояли, глядя на Венке Андресен.
– Можно мне побыть с ней несколько минут наедине? – спросил я у Хамре.
Тот
– Навредить еще больше, чем ты уже сделал, ты не можешь, – сказал он, и они со Смитом вышли из комнаты.
Женщина у двери оставалась сидеть, но я не принимал ее в расчет. Она была частью инвентаря.
Я сделал два шага к Венке, оперся руками о стол и наклонился к ней. Она повернула в мою сторону свое лицо и взглянула теми же глазами. И рот ее был тот же. Но я уже никогда больше не поцелую ее. Теперь я был в этом уверен. Я больше никогда не поцелую ее.
– Мне очень жаль, Венке, но я должен был это сказать. Я не мог иначе. Я верил тебе. Я был убежден, что ты невиновна, что это сделала не ты. А когда понял наконец, что ты мне все время лгала, я не мог не сказать об этом. Я надеюсь, ты меня поймешь.
Она молча кивнула.
– Я… я был так рад, когда встретил тебя. Тебя и Роара. И эти два вечера у тебя дома… мне очень давно не было так покойно и тепло, как после тех наших разговоров. При иных обстоятельствах – кто знает, может, мы бы нашли друг друга и стали бы друг для друга утешением.
Она отрешенно смотрела на меня.
– Но теперь поздно, Венке. Слишком поздно.
– Мне очень жаль, – сказала она. – Я не хотела…
Не отрывая от нее взгляда, я дотронулся пальцами до ее лица – по–видимому, в последний раз. Глаза, губы, тонкая кожа, измученное выражение лица… А я думал о Роаре, о том, что она лишила его отца и теперь отнимает у него мать.
Что с ним будет? Что будет с ней, со мной? Где мы окажемся через пять лет, через десять? Так много вопросов, и только одна жизнь, чтобы ответить на них. Одна–единственная, да и та может неожиданно оборваться. Сегодня ты жив и здоров, а завтра кто–то захочет отнять ее, и ты будешь лежать на тротуаре и смотреть, как она отдаляется от тебя.
Я выпрямился.
– Мы заключим договор, – я услышал свой собственный голос, – запиши: встретимся в шесть часов вечера ровно через тысячу лет.
– Что ты имеешь в виду? – Она не понимала меня.
– Просто я вычитал это где–то, – пожал я плечами.
Я повернулся и, не оглядываясь, быстро вышел из комнаты, не закрыв за собой дверь. Хамре ждал меня.
– А Смит уже ушел. Я думаю, у него не хватило бы сил еще раз встретиться с тобой. Я его понимаю.
В глазах Хамре светилось нетерпение.
– Ну и чего ты, собственно, достиг? – спросил он.
– Чего достиг, того достиг, – сказал я.
– Мы не отыскали другого убийцу. Мы остались с тем же ответом на вопрос, что имели в прошлую пятницу. Разница лишь в том, что за это время взрослый мужчина Убил молодого парня.
– Да, с тем же ответом, – задумчиво повторил я, – но правда имеет несколько сторон. За эти дни я встретился со многими людьми. И если разобраться, ответы на все вопросы, возможно, не точно такие же, как раньше.
– Порой мне кажется, – устало заметил Хамре, – что единственное, на что ты способен, Веум, – это играть словами. Во всяком случае, я это заметил. Но меня интересуют факты. А факты говорят о том, что с последней пятницы еще один человек стал убийцей и еще один парень стал трупом. Этот человек мог бы продолжать свое не слишком счастливое существование, а будущее того парня хотя и не выглядело слишком светлым, но это была все–таки жизнь, Веум. Перед ними открывались две возможности, и одну из них ты исключил. Ты это понимаешь? Понимаешь?
Я понимал. И поэтому я не ответил. Мы молча поднялись по ступенькам, и я пошел домой.
52
На следующий день я опять заходил в полицейский участок. Я еще раз дал показания о том, что случилось накануне вечером, подписал протокол и покинул участок, не услыхав ни аплодисментов, ни криков «ура», никто не собирался бросать конфетти на дорогу, по которой я шел.
Небо затянулось темными тучами с запада. Даже оно надело траур.
Я не спеша брел к себе в контору, вверх по многочисленным ступенькам к двери с рифленым стеклом, к своему письменному столу. Я начертил на пыльном столе свои инициалы, чтобы никто не сомневался в том, что это моя контора, даже если меня в ней нет.
Я уселся за письменный стол. Голова была совершенно пуста, а на сердце лежал камень. За крышей замка короля Хокона [24] вырисовывался силуэт платформы для бурения нефти со дна моря. Это были памятники двух эпох, их разделяло почти семь столетий. Я и сам иногда чувствовал себя так, будто мне семьсот лет.
Я поискал в блокноте телефон, который записал несколько дней назад. Я нашел его, сидел и смотрел на цифры, как будто это были магические, волшебные формулы, открывающие тайны будущего. Я набрал номер. На центральной станции мне ответила дама, и я спросил:
24
Средневековый замок, ныне превращенный в музей. В нем проводятся торжественные городские мероприятия.
– Скажите, я встречусь с Сольвейг Мангер?
Герт Нюгордсхауг
Бастион
События и персонажи, представленные в романе, полностью вымышлены. Исключение составляют лишь бывшие нацисты и представители неофашистских кругов, деятельность которых в последнее время подвергалась освещению в печати. В частности, речь идет о группе, организовавшей хаделаннское убийство. Упоминаются также некоторые современные политические деятели. В остальном какие–либо совпадения с реальными людьми и имевшими место событиями являются чистой случайностью.