Наветренная дорога
Шрифт:
Раздался удар, потом резкое шипение, и черепаха появилась на поверхности. Гребцы ухватились за тонкие и круглые части передних ластов, расположенные у самого панциря. Дружным усилием добыча была перевалена через борт и брошена брюхом кверху на дно лодки. Черепаха принялась моргать и шипеть, вытягивая шею, размахивая и шлепая по брюху длинными передними ластами.
Обгрызанные рыбами края ластов были испещрены неимоверным количеством рубцов. Следы укусов с отвратительной точностью располагались только вокруг тонкой кромки всех четырех ластов. Это были следы ранений, которые странно было видеть на таком крупном животном, как черепаха. Настойчивая кусающаяся рыбешка
Следов укусов было вполне достаточно, чтобы капитан уверился, что перед ним лежит тот же самый трехсотфунтовый самец зеленой черепахи, которого он восемь месяцев назад выловил именно в этом месте и отправил в Ки–Уэст. Рубцы являлись достаточным доказательством, но все же капитан отвел в сторону один из шлепающих ластов старой черепахи и обнаружил на покрытом наростами нижнем панцире метку, которую когда-то собственноручно вырезал.
Когда капитан Чарли рассказывал мне эту историю, ему было семьдесят восемь лет. Дело это случилось давно, лег тридцать назад. И хотя день и час события покрылись в памяти капитана пылью времени, самый факт запечатлелся достаточно четко. Ничего необычного с памятью рассказчика не случилось — точные даты легко забываются, если им не сопутствует нечто особенно яркое. В описываемом случае дата роли не играла, так как капитан твердо знал, что это случилось тридцать лет тому назад.
Я изучил все обстоятельства этого дела и теперь могу изложить вам ход событий, заставивших испещренную рубцами черепаху проделать удивительное путешествие от Ки–Уэста до Карибского моря.
Узнав от капитана Чарли, что событие относится к 1923 или 1924 году, я взял в библиотеке книгу Таннехила «Ураганы» вместе с комплектами газет того времени и без особого труда узнал все, что касалось урагана, пронесшегося в те дни над Карибским морем. Капитан Чарли твердо помнил, что дело случилось в октябре, неподалеку от Ки–Уэста. Я установил, что в октябре только один ураган прошел достаточно близко от Ки–Уэста, поднял большие волны и выпустил на волю черепах, находившихся в садках возле консервной фабрики Норберг–Томпсона. Этот ураган значился у Таннехила под номером VII.
В те годы еще не было научно обоснованного предсказания ураганов и каждый тропический шторм еще не называли очаровательным женским именем, как это принято теперь. Самолеты метеорологической службы не сопровождали ураган с момента его зарождения на далеком юге и не летели вслед за ним через моря, над объятыми страхом островами. В те времена об ураганах узнавали из сообщений, поступивших с кораблей или с побережий, по которым они нанесли свой удар. Безымянные и одинокие, они пенились в неистовой ярости.
Единственное название, которое я могу дать урагану, выпустившему на волю черепаху капитана Чарли, — номер VII, по Таннехилу.
Совпало так, что ураган зародился и начал свое движение чуть севернее отмели Москито, у Никарагуан ской банки, то есть там. где обитала черепаха с искусанными ластами. Предполагать в этом простом совпадении нечто сверхъестественное означаю бы впасть в мистицизм. Следует помнить, что ураганы — всего лишь ветры, несмотря на привлекательные наименования и широкую известность. Об урагане номер VII было раньше всего сообщено с острова Суон — заброшенного островка у берегов Гондураса, находящегося на расстоянии однодневного парусного перехода от Никарагуанской банки.
Ураган жестоко ударил по Кубе, но на пути к Флориде его силы истощились, а может быть, он просто остался незамеченным метеорологическими станциями, прошел мимо болотистых берегов и отмелей и направился в Атлантику. Газеты упомянули только о сопровождавшем его ливне. о разрушенных же черепашьих садках никто, кроме самого владельца, не проронил ни единого слова. А ведь это событие было важным и заслуживало быть отмеченным.
Единственное толковое дело, которое совершил ураган номер VII во Флориде, было затопление принадлежавших Томпсону садков и освобождение старой черепахи с искусанными ластами, которая, проплыв 800 миль, возвратилась к рифу родных отмелей Москито, где обитала прежде.
Для того чтобы оценить поступок черепахи, надо знать, какие препятствия стояли перед ней. Когда ураган принес освобождение, черепаха находилась в незнакомых ей водах, за 800 миль по прямой от родных мест. Это расстояние значительно возрастет, если учесть пути, по которым может двигаться морская черепаха. Во Флориду она прибыла на шхуне, лежа на спине и не видя ориентиров, которые могут встречаться и использоваться странствующими в морских просторах черепахами. Следовательно, в неясной памяти рептилии должно было запечатлеться направление ранее ей неведомого пути. Вы можете подумать, что она плыла куда глаза глядят, но в выбранном наугад маршруте вряд ли может быть ясная цель.
Черепаха провела свою жизнь на мелководье никарагуанских отмелей и при ежедневном передвижении от логовища до пастбища могла ориентироваться по топографическому строению дна или по береговым очертаниям. И теперь неожиданное вторжение принесенной ураганом воды толкнуло ее на поиски привычных прекрасных мест, среди которых она обитала раньше. Однако это может произойти лишь при условии, что она обладает способностью их запомнить, желает их видеть вновь и может определить, где они находятся.
Черепаха не могла знать, что расстояние по прямой от Ки–Уэста до отмелей Москито исчисляется в восемьсот миль. Кстати, такая прямая проходит через западную оконечность Кубы, и, несомненно, любая зеленая черепаха, которую кубинцы поймали бы во время ее пешего перехода возле Пинар–дель–Рио, была бы превращена в ряд вкусных и своеобразных блюд. Кроме того, морские черепахи не способны совершать сухопутные переходы Следовательно, любой осуществленный ею маршрут имел большую протяженность.
Предположим, что черепахи располагают таинственным прибором, позволяющим сохранять в памяти путь, который они проделали, лежа брюхом кверху на палубе судна, то есть обладают этаким самопишущим гирокомпасом, который запоминает дорогу, проделанную черепахой невольно и безучастно. Если это было бы так, то обратный путь черепахи с изуродованными ластами совпадал бы с курсом шхуны «Анни Гринлоу», на которой ее доставили в Ки–Уэст. Возвращаясь тем же путем, черепаха должна была направиться к югу и между Кубой и отмелями неминуемо встретиться с Флоридским течением, являющимся началом Гольфстрима и имеющим скорость шесть узлов. Там ей надо было бы изменить курс и двинуться прямо на запад. Трудно представить себе, откуда все это могло быть ей известно, но допустим, что она так поступила. Предположим, что она преодолела встречное течение и достигла мыса Сан–Антонио — крайней западной оконечности Кубы. Следуя курсом «Анни Гринлоу», черепаха должна была натолкнуться на Карибское течение, проходящее к Гольфстриму через Юкатанский залив, и в этом месте ей, несомненно, надо было бы произвести сверхсложные расчеты. Получив новую ориентировку и внеся поправку в курс, черепаха должна была направиться к юго–востоку, плыть открытым морем, при этом ее непрерывно должно было сносить к запалу В этих местах единственными ориентирами могли быть волны, а под брюхом черепахи находилась бы добрая миля воды.