Навозный жук летает в сумерках…
Шрифт:
— Давид, пожалуйста… Уже поздно, Юнасу пора домой…
Но Давид ее не слушал. Он указывал наверх, на тропинку.
— Здесь, за следующим поворотом, за кустами, тропинка обрывается. Потом начинается крутая старая лестница с довольно истертыми ступенями. Если подняться по ней, то попадешь на цветочный луг, к каменной стене с белой калиткой между двумя колоннами. Перед калиткой лужайка, а слева — беседка, заросшая сиренью. В нескольких метрах от беседки — пруд. У пруда стоит белая скамейка, краска на ней уже слегка облупилась. За скамейкой цветет жасминовый куст. От пруда ведет выложенная камнем дорожка, по обе стороны которой растут кусты желтых роз…
Давид
— Продолжай, Давид! — попросил Юнас. — Не обращай на меня внимания! Продолжай!
Давид провел рукой по глазам.
— Нет, — ответил он, — пока что все.
Он повернулся к ним спиной и пошел вверх по тропинке. Теперь он шел уже не так быстро. Анника взяла Юнаса за руку.
— Боишься темноты? — спросил Юнас.
Анника покачала головой. Темно не было, все вокруг заливал лунный свет. Когда они обошли кусты, то оказались, как и говорил Давид, перед крутой каменной лестницей. Она была совсем старая, и ступеньки на ней потрескались. Сквозь трещины пробивалась трава, блестевшая в лунном свете. Анника немного озябла. Вечерний ветер слегка шевелил траву и листья на деревьях.
На земле перед собой ребята видели собственные тени, а воздух был наполнен светом. Поднимаясь по лестнице, Давид нагнулся, сорвал какую-то цветущую травку и протянул Аннике.
— Звездчатка, — прошептал он. — Stellaria Graminea.
На стебле росли маленькие белые цветочки.
Юнас и Анника тоже стали подниматься по лестнице. Они миновали луг, где в лунном свете спали полевые цветы, прошли через белую калитку, потом по лужайке мимо беседки, окруженной кустами сирени. Дойдя до облупившейся скамейки у пруда, они остановились и сели. Перед ними, между кустами желтых роз, бежала каменная дорожка. Точь-в-точь, как только что описал Давид.
— Похоже на сон, — прошептала Анника. Давид глубоко вздохнул.
— Да, — проговорил он, — это и в самом деле сон, но только наяву.
— То есть?
— Этот сад мне сегодня снился. Я пришел той же дорогой, что и сейчас. Поэтому мне все так знакомо. Мне приснилось, что я здесь был.
Он на секунду замолчал, затем произнес:
— Еще я был в доме… Тогда, во сне. — Он указал на белый дом, видневшийся между деревьями.
Он говорил очень тихо, почти шепотом. Магнитофон был включен, Юнас записывал каждое слово.
Давид встал и медленно пошел к дому, окруженному высокими липами. Юнас шел за ним по пятам, чтобы ничего не пропустить. Давид говорил тихо, голос был совсем глухой, как во сне.
— Я попал в прихожую с лестницей и прошел через много комнат, но все в этом доме мне было незнакомо. Я знал, где какие двери, хотя никогда не был здесь раньше. Я знал, где что стоит, — мебель, вещи, я знал все. Я прошел мимо окон с цветами, и мне казалось, я знаю, что это за цветы, но я не узнавал их. И все это время кто-то напевал какую-то песенку — очень необычную и красивую. В углу одной из комнат стояли часы, рядом на окне — какое-то растение, единственное в комнате, с голубыми цветами; я остановился перед ним. Часы пробили несколько раз, я не считал, сколько, но ударов было много. И тогда я увидел, как листья на цветке зашевелились, они приподнялись и, словно руки, медленно-медленно потянулись ко мне. Все это время кто-то пел — какая-то девочка, я не видел ее, не знал, где она и кто она, я только слышал голос, который звучал непрерывно…
Давид замолчал. Он все еще стоял, подняв руки, как те листья
— А потом я проснулся, и все, — сказал он.
— Мне такие сны никогда не снятся, — задумчиво проговорила Анника. — Интересно, что означает твой сон?
Давид пожал плечами.
— Наверное, ничего особенного… Не знаю.
Вдруг Юнас опрометью кинулся к дому.
— Что он задумал? — удивилась Анника и побежала за ним.
Они нашли Юнаса за кустом у стены дома. Свет нигде не горел, но два окна — на первом и на втором этаже — были открыты. Из темной комнаты наверху доносились шаги.
Не успели ребята и слова произнести, как Юнас вскарабкался на яблоню, которая росла возле дома. Анника схватила Юнаса за ногу и попыталась стащить с дерева, но осталась стоять с сандалией в руке.
В комнате наверху зажглась лампа. Из окна в сад падал слабый свет. Юнас был уже высоко, он прислонился к стволу, укрывшись за густой веткой.
Давид и Анника, едва дыша, притаились за кустом. Они слышали, как Юнас включил магнитофон и шепотом начал свой репортаж:
— Говорит Юнас Берглунд! Я нахожусь на месте происшествия у Селандерского поместья. Условия для записи не очень благоприятные, и я вынужден извиниться за качество звука. Я занял позицию на яблоне, прямо перед открытым окном на втором этаже. Окно на первом этаже тоже открыто. Но здесь, в комнате наверху, только что загорелся мерцающий свет. Кажется, я слышу… минуточку! Я должен ненадолго прерваться, чтобы записать звуки в комнате. Здесь явно что-то происходит! Одну минуту!
Вдруг Давид и Анника увидели, что Юнас пошевелился, сделал несколько движений и лег животом на другую ветку. Ветка качнулась, Анника впилась ногтями Давиду в ладонь. Какой кошмар вот так стоять и не иметь возможности вмешаться, сделать хоть что-нибудь! А Юнас тем временем медленно полз по ветке, подтягиваясь все ближе к окну. Ветка под ним трещала, но, к счастью, не ломалась.
Судя по всему, Юнас записал на пленку все, что хотел, и наконец пополз обратно. Анника и Давид ждали, затаив дыхание. Ветка качалась и трещала.
В конце концов Юнас занял безопасное положение и прислонился к стволу. Было слышно, как он бормочет в микрофон:
— Это снова я. Шаги, которые мы слышали, принадлежат пожилой тетеньке… то есть, простите, фру, женщине, даме… она показалась мне знакомой… минутку!
Юнас выключил магнитофон и наклонился к Давиду и Аннике.
— Как зовут тетеньку, которая содержит пансион? — прошептал он.
— Спускайся, Юнас!
— Сейчас, но как ее зовут?
— Можно подумать, ты сам не знаешь — фру Йорансон! Давай спускайся!
Но Юнас снова включил магнитофон и продолжил репортаж.
— … итак, дама по имени фру Густавсон…
— Йорансон! — донеслись снизу раздраженные голоса.
— … простите, Йорансон. У меня некоторые сложности с фамилиями. — Юнас прокашлялся — казалось, он забыл, о чем говорил, но нет — положив в рот «салмиак», продолжил:
— Итак, я нахожусь на расстоянии пятнадцати-двадцати метров от упомянутой тети, женщины, фру… которая время от времени, как тень, передвигается по комнате. Я с большим трудом заглядываю внутрь и вижу, что фру Йорансон несет в руках что-то, напоминающее пачку газет. Теперь она заворачивает в газеты какой-то продолговатый, довольно узкий сверток, прислоненный к стене. Он уже обернут в бумагу, но, кажется, фру Йорансон хочет упаковать его получше. Двигается она быстро и немного нервно. Сверток длиной примерно полтора метра. Может, это ковер?.. Но что я вижу!