Навсегда(Роман)
Шрифт:
Глава девятая
Гуси всполошились, заметив во дворе чужих людей, и, возмущенно переговариваясь, заковыляли вперевалку прочь от калитки.
Матас и Дорогин, оставив лошадь за воротами, вошли, осматриваясь: туда ли попали? Людей на дворе не было видно. Наконец на тревожное гусиное гоготание из дверей сарая выглянула растрепанная белобрысая девочка и уставилась на пришедших внимательными мышиными глазками.
— Здравствуй, мышонок! — сказал Матас. — Ну-ка, покажи, как пройти к хозяину.
Девочка
— К хозяйке?
— Ну, к хозяйке, — согласился Матас.
Тогда девочка высунулась немножко из двери и, протянув тоненькую руку в большой рукавице, показала на черное крыльцо.
Когда они двинулись дальше, девочка опасливо вышла из сарая и пошла следом, шлепая большими ботами по лужам… Выждав, пока за ними закрылась дверь, она приблизилась к самому крыльцу, подбоченилась, насмешливо фыркнула:
— Хм! Мышонок!.. Сам-то ты мышонок! — И, срезав таким образом отсутствующего противника, строптиво дернула плечом и, торжествующе размахивая большими рукавицами, пошла обратно к гусям…
Довольно странным делом был занят профессор Юстас Даумантас в тот момент, когда к нему явились посетители: сидя в кресле, он слушал тиканье часов.
Старый человек, откинувшись на спинку кресла, сидел, неподвижно уставясь перед собой, вслушиваясь в немолчное тиканье, отмечающее минуты, часы и годы, которые все уходят, уплывают назад, как берега в плавании, — одинаково безвозвратно и для никчемных неудачников, как он, и для шумливых победителей в жизненной борьбе… Если сидеть так очень долго, начинаешь находить нечто утешительное в таких мыслях.
Когда он услышал голоса и вслед за тем к нему постучали и вошли двое незнакомых людей, он поднялся навстречу растерянный, не успев встряхнуться от своих мыслей, чувствуя себя так, будто его застали полуодетым.
Он еле успел отнять у одного из пришедших стул с поломанной ножкой, на который тот чуть не сел, и, торопясь подвинуть взамен кресло, зацепил занавеску так, что едва не уронил цветочный горшок с подоконника.
Вообще получилась какая-то суетня, чепуха.
К тому же посетители явно заметили замешательство хозяина и, чтоб дать ему время оправиться, стали посмеиваться над собой, — как это они бестолково сбились с пути по дороге на хутор!
С каждой минутой хозяина все сильнее охватывало раздражение. Какое ему дело до этих людей? Кто их просил приходить? И он-то сам чего так растерялся?
Он повернулся к Дорогину и с холодной любезностью сказал:
— Вероятно, по пути вы спрашивали, как проехать к профессору Даумантасу? А проще было спросить дорогу на Гусиный хутор. Или просто к зятю старой Юлии. Тут бы каждый показал, как проехать.
Дорогин посмотрел с удивлением и вежливо сказал:
— Да? К сожалению, мы не знали этих подробностей… Перед отъездом из Москвы мне просто сказали, чтоб я связался с профессором Даумантасом…
— Это очень лестно, что в Москве… Весьма любезно с вашей стороны, хотя я не склонен преувеличивать
«Колючий старик, — подумал Дорогин, — и чего это он злится?»
Профессор неприятно улыбался, беспокойно морщился, и разговор получался трудный, какой-то беспричинно колкий, чуть не враждебный.
Вдруг Матас привстал и, потянувшись, легонько, но довольно настойчиво подергал профессора за рукав пиджака. Это было так неожиданно и как будто даже бестактно, что профессор и Дорогин изумленно замолчали. А Матас как ни в чем не бывало с простодушной, доброй улыбкой продолжал смотреть профессору прямо в лицо, видимо очень довольный, что оборвал разговор.
«Ну и ну, — с тревогой подумал Дорогин. — Сейчас совсем поругаемся со стариком. Надо же — прямо за рукав!»
Но худшее было еще впереди. Матас перестал улыбаться, неодобрительно нахмурился и совершенно невозможным в серьезном разговоре, хотя и дружелюбным тоном, вроде того, как говорят ребенку: «перестань капризничать, а то вон дядя смотрит», укоризненно произнес:
— Товарищ профессор, мы же не комплименты вам говорить пришли. У вас в самом деле есть много друзей. И они с уважением давно следят издали за вашей работой.
— Вероятно, очень издали. Иначе я этих друзей, наверное, когда-нибудь заметил бы… — Профессор приготовился сказать это холодно и едко, но выговорилось у него почему-то скорее печально, и Матас это безошибочно отметил.
— Да, — сказал он. — Действительно, очень печально. Но, знаете ли, были серьезные причины, по которым им не удавалось с вами встретиться раньше для делового разговора. Товарищ Дорогин работал в Белоруссии — значит, находился за границей… И ни его самого, ни его экскаваторов не пропустили бы к нашим болотам… А я? Я все больше сидел по тюрьмам последнее время. Как и многие другие. Так что вот оно как получалось.
— Да-да, — еще сильнее морщась от неловкости, сказал профессор. — Вообще, извините, мы, кажется, отвлеклись в сторону… Только я хотел спросить, о каких… экскаваторах вы говорили?
Дорогин с облегчением пододвинул свое кресло поближе.
— Ну, вот с этого и можно начать деловой разговор…
Юлия, проводив посетителей до лестницы, осталась внизу, изо всех сил прислушиваясь к голосам в комнате Юстаса. Если бы лестница так не скрипела, она обязательно поднялась бы наверх, чтобы подслушать получше.
Опустив руки в миску, где собиралась мыть горох, она тревожно раздумывала. Что им надо, этим двоим, от нашего чудака, который ничего не смыслит в практических делах! Странно, очень странно. Еще уговорят его подписать какую-нибудь бумагу, чего доброго. А уж хуже ничего на свете нет, если человек подпишет бумагу. Она за всю жизнь одну только закладную подписала, и то сколько лет мучается, не зная покоя.
Она стряхнула с рук воду и выпрямилась. Пускай лестница скрипит сколько влезет, хоть на весь дом. Наплевать! Нужно знать, о чем там идет разговор.