Навсегда(Роман)
Шрифт:
Иногда на гусей нападали болезни, — это было худо. Но еще хуже было, когда год выпадал удачный и их разводилось чересчур много: цены на рынке падали. Именно в один из таких обильных годов ей и пришлось заложить хутор в банке и взять ссуду.
Теперь каждые полгода она должна была вносить в банк проценты.
День взноса надвигался, а денег не хватало. Юлия вскакивала по ночам и со страхом пересчитывала отложенное в шкатулку. Ей казалось, что дом уже наполовину ей не принадлежит, его скоро отнимут. Она сделается батрачкой на старости лет!.. Наконец деньги были собраны по грошам. Наступало пятнадцатое
Но проходило немного времени, и среди работы она вдруг ощущала первый легкий укол беспокойства. Дни бегут, говорила она себе, новый срок надвигается. Нельзя дремать!..
С каждой неделей беспокойство разрасталось, переходило в сосущую тревогу, в страх перед надвигающимся, как черная туча, роковым днем. Затем опять дань ненасытному богу в провинциальном отделении банка внесена. Юлия получала отсрочку на новые полгода, и все начиналось сначала…
По знакомой дороге тележка Юлии проезжает мимо конфетной фабрики и, гремя колесами, катится по булыжной мостовой.
Вот и банк, небольшой двухэтажный дом с сухими стеблями дикого винограда по фасаду. У Юлии всегда томится и тянет от тревоги сердце, когда она его видит. Тележку она оставляет в переулке и пешком идет к подъезду, но вдруг останавливается в недоумении: дверь заперта! С крыльца в окно можно разглядеть, что столы стоят на своих местах и стеклянная перегородка с окошечками, куда надо вносить деньги, тоже на месте, только служащих не видно. Все пусто.
Юлия стоит, совсем растерявшись. Может быть, сегодня какой-нибудь праздник и служащие не работают? Во всяком случае, она была в свое время и приносила деньги, это не ее вина, что банк закрыт. И все-таки на сердце неспокойно. Срок-то пятнадцатого числа, а сегодня как раз пятнадцатое. Вдруг все нарочно подстроено, чтобы обвинить ее потом, что она просрочила!
Ну что ж, она придет еще раз. Еще хоть пять раз придет и будет ждать, не откроется ли банк.
Немного успокоенная, она направляется через площадь к костелу, сквозь толстые стены которого глухо и торжественно гудит орган и слышится пение.
Она пробирается сквозь толпу нищих у входа, опускает в кружки несколько монеток. Немало среди этих нищих бездельников, но попадаются и несчастные. Ее дело подать милостыню, а господь бог пусть сам решает, кому она достанется.
Она идет по истертым плитам каменного пола. Вот и старая знакомая на стене — белая смерть на зеленоватой лошади скачет с косой в руке.
Последняя дрожащая нота органа замирает высоко под куполом. В гулкой тишине становятся слышны покашливание, шаркающие шаги, шелест переворачиваемых страниц молитвенников, затем негромкий голос ксендза, прерываемый звонком колокольчика служки; богослужение продолжается.
На этот раз мысли у Юлии то и дело отвлекаются, их так и притягивают к себе загадочно закрытые двери банка. Ей едва удается побороть желание попросить бога, чтобы благополучно уладилось дело с процентами. Она с ожесточением сжимает
Когда служба закончена, Юлия, против обыкновения, одной из первых поднимается с места. Выйдя за церковную ограду, она сразу замечает, что по лестнице банка поднимается какой-то человек. Значит, банк открылся! Как хорошо, что она не поддалась искушению, не приставала к господу с пустяковой просьбой, — все устроилось само собой!
Своим размашистым шагом она поспешно пересекает площадь и поспевает как раз в ту минуту, когда человек спускается с крыльца обратно. Это Кумпис, сосед, богатый хуторянин.
— Можете не торопиться, соседка, — заперто.
— Ой! — испуганно вздыхает Юлия. — Что же теперь будет? Если у кого как раз сегодня день платежа. Разве могут закрыть банк?
— Этот-то? Ну, это еще не банк. Это всего-навсего отделение банка. Банк-то в Каунасе.
Юлия растерянно идет следом за Кумписом по тротуару, стараясь хоть что-нибудь у него разузнать.
— Хороших дел наделали! Что ж мне, в Каунас теперь придется ехать? Ведь в Каунасе не могли закрыть банк?
Кумпис подходит к своей лошади и, грубо отталкивая ее морду, начинает отвязывать торбу с овсом.
— Банк закрыть? Совсем? — с насмешкой переспрашивает он. — А вы сами подумайте, соседка. Вон стоит костел. Если запереть его двери на замок, перестанет существовать бог или нет? Как вы полагаете, старая?
— Как у вас язык поворачивается говорить такое?
— Так вот, хотя эта новая советская власть и сумела повесить замок на двери банка, банк от этого не перестанет существовать. Деньги не потеряют силы, потому что наш маленький банк связан с большим, тот с еще большим, и так идет цепью по всему миру.
Юлия слушает, кивает, соглашаясь, потом со вздохом, робко спрашивает:
— Ну, а что вы мне-то посоветуете с моими процентами? На грех, у меня сегодня самый срок…
— Посоветовать? — нервно дергает вожжами, трогая с места лошадь, Кумпис. — Ну, можете их подсунуть в щель под дверь, соседка!
Глава шестая
С тех пор как подруги Аляны узнали, что у них в доме поселился жилец, приехавший из России, они стали чаще обыкновенного заглядывать по вечерам. Кажется, Степан понравился девушкам. Даже красивая Магдяле с ее неизменным презрительным равнодушием к парням, приглядевшись, объявила: «Этот еще ничего». И Аляне почему-то до смешного приятно было это слышать.
В воскресенье они выпросили у рыбаков две лодки и целой компанией, человек двенадцать, отправились по озеру на дальний островок. Там развели большой костер, парни стали прыгать через огонь, и Степан прыгал не то что лучше, а отчаяннее всех.
Девушки за это сплели ему венок, подхватив под руки, усадили на пень и объявили «королем». Все встали в кружок и запели шуточную величальную. Степан приосанился, по-царски надменно прищурил один глаз. Тогда девушки закричали, что он зазнался, свергли его с пня, повалили на землю и принялись стегать длинными стеблями аира, а Степан катался по земле и, удачно подражая неистовому отчаянию Петрушки при появлении черта, пискливо рыдал: «Ой, пропала моя головушка с колпачком и с кисточкой!»