Навсегда твоя
Шрифт:
Я мог её потерять. Окончательно и бесповоротно.
Трижды кретин.
Что меня спасло от фиаско? Её сын. Точнее её взгляд на него. Он – самое дорогое в её жизни. Что не мудрено, если разобраться. Но в её взгляде читалась не только бесконечная любовь, но и страх. Страх потерять самое родное. В ту ночь, далёкую, реальную и нереальную одновременно, Яся смотрела на меня почти так же.
Она просто не умеет сомневаться в своих чувствах. Ей даже в голову такое не приходит. Она искренне верила в то, что говорила тогда, потому что так чувствовала. Она искренне
И именно мне – мне! – нужно дать ей понять, что она может чувствовать иначе, чем сейчас. Что она может не бояться потерь. Я не брошу ни её, ни её сына.
Кстати, о нём.
Когда мы друг за другом двигаемся по саду к месту, где Зоя гуляет с пацаном, этот засранец сначала видит Ясю и с криком "мама!" кидается к ней, но на полпути видит меня и меняет траекторию:
– Слявя!
Чёрт. А это приятно, когда тебя искренне рады видеть. Нехило подкупает ещё и осознание того, что пацан совсем мелкий и просто ещё не умеет врать.
Вижу, как Яська с долей удивления и тревоги провожает взглядом сына в мои руки. Я тут же его подхватываю и кружу на месте. Затем подбрасываю вверх – такой лёгкий, заливается звонким хохотом, весело визжит. Мгновенно посещает мысль, что отец вообще к нему никогда не притрагивался. Почему? Он, конечно, и со мной в детстве не часто играл, но его строгие выговоры за мои шалости я хорошо помню, как и его вечно тяжёлый взгляд. На пацана же он даже не смотрит, словно тот ему не родной.
Эта мысль царапает, задевает что-то важное в сознании, но я не успеваю её осмыслить, потому что Яся подходит ближе и протягивает руки к сыну. Походу, ревнует. Что я и озвучиваю с ухмылкой на губах, не спеша передавать ей пацана.
– Нет, Слава, – закатывает она глаза. – Просто моему сыну давно пора на сон-час.
– Так чего ты стоишь? Пошли, – хмыкаю я и иду с пацаном на руках в дом.
Яська явно озадачена, но всё же идёт следом. Мы заходим в дом, поднимаемся на второй этаж, проходим в её спальню. Раньше здесь была гостевая комната. Почему отец не выделил новой жене спальню бывшей? Или она сама её не захотела? Не захотела жить в соседней комнате от него? Забралась как можно дальше?
Чёрт, зачем они поженились?
Зачем она после нашей ночи отправилась спать с ним? Или он сам к ней пришёл? Не к ней, конечно, к её матери, а Яська решила воспользоваться возможностью? Залететь от него? Ей пришлось бросить институт, финансы заканчивались, работы не было, лучший друг бросил, отвернулся от неё и тут появляется его отец. Хороший шанс жить в достатке и хоть как-то быть ближе ко мне?
Чёрт, я мог думать так поначалу, когда не замечал знаков. Сейчас я просто не могу поверить, что могло быть именно так. Что же произошло на самом деле?
За размышлениями я не замечаю, как пацан затихает прямо у меня на руках и возле его кроватки, аккуратно кладу его на подушку. Его, наверное, нужно было раздеть? Вон на коленях следы от травы. Да и умыть следовало бы – на пухлой щёчке тонкая полоска пыльной
Озвучиваю свои вопросы шёпотом, но Яся молчит. Молчит долго, и мне приходиться оторвать взгляд от лица пацана и вопросительно посмотреть на неё. В её глазах стоят слёзы.
– Эй, – тут же подаюсь я к ней, касаюсь ладонью её щеки, второй – притягиваю к себе за поясницу. – Ты чего?
Яся не отвечает, просто смотрит на меня и молчит. В глазах застыли боль и отчаяние, и я вообще перестаю что-либо понимать. А затем она резко утыкается носом мне в грудь и обнимает руками талию. Жмётся с силой, словно я в любой момент могу исчезнуть.
Не исчезну. Не смогу.
Обнимаю её в ответ, касаюсь губами волос. Мой друг, моя душа, женщина. Как же мне тебе помочь? Что сделать, чтобы испарить из твоего взгляда эту отчаянную боль? Очень надеюсь, что её виновник не я.
– Ясь, ты можешь мне всё рассказать, слышишь? – шепчу я в волосы минуту спустя.
Она часто кивает и быстро отстраняется от меня, поворачивается к колыбели, сжимает пальцами поручни, склонив голову.
– Ясь…
– Ты прав, – нервно усмехается она, стирая слёзы с глаз. – Митю нужно было умыть и переодеть. Но уже пусть так, не будить же его. Где Зоя? – оглядывается она на дверь. – Мне тоже нужно сходить в душ.
– Мне кажется, этой женщине нравится оставлять нас наедине, – хмыкаю я, обнимая Ясю со спины. Но она выскальзывает из моих рук и встаёт в метре от меня.
– Перестань.
– Что?
– Тебя не отпустило? После… после того, что случилось?
– Серьёзно считаешь, что мне от тебя нужен был лишь секс? – усмехаюсь я.
– Нет? – тоже усмехается она, словно ножом полоснула по нервам.
– Нет, – припечатываю я и продолжаю глухо: – Тебе нужно время, да? Чтобы поверить, начать вновь доверять. Я понимаю. И готов ждать. Хоть всю жизнь, Ясь. Помни это, ладно?
Не дожидаясь ответа, я быстро иду к выходу, потому что внутри всё кипит. Знаю, сам виноват, но жутко бесит, что именно она так обо мне думает. Ничего не могу поделать – все чувства, касающиеся её, слишком острые, пробивные, на грани. Контроль буквально трещит по швам, если она рядом.
Время. Здесь ничего, кроме него, не поможет. Как бы я не старался. Значит, буду ждать. Ждать и находится рядом.
В общем, я не беспокою Яську да самого ужина, давая ей, опять же, время свыкнуться со случившимся. А сам бесцельно сижу в комнате, в которой прошла большая часть моего девства. Я ненавидел её. Ненавидел этот дом. Отца. При любой возможности сбегал к Яське, или в конюшню, где она так любила проводить время. Эта девчонка была моим спасением, воздухом, освобождением от отравляющего чувства ненависти. Но тогда я этого не понимал. И никогда не благодарил её за то, что она была в моей жизни. Принимал, как должное её дружбу. А по факту я и жил, только за счёт неё. На самых отвязных вечеринках, которые устраивали мои одноклассники, за тысячу миль от дома, от отца, я не чувствовал себя по-настоящему живым. Ни разу.