Навстречу дикой природе
Шрифт:
“Крис, – говорит Билли, – считал, что глупо волноваться за него”.
Во время своих путешествий, Крис раздобыл мачете и винтовку Спрингфилд. Когда Уолт и Билли отвезли его в Атланту, он настоял на том, чтобы взять оружие с собой. “Когда мы зашли с Крисом в комнату общежития, – смеется Уолт, – я думал, родителей его соседа хватит удар. Тот был зеленым юнцом из Коннектикута, одетым как типичный студент, а Крис вошел с жидкой бородкой, в драных джинсах, словно Иеремия Джонсон 2 , с ножом и винтовкой. И можете себе представить? Через три месяца студентик вылетел, а Крис выбился в отличники”.
2
Герой
К приятному удивлению родителей, Крис выглядел довольным университетом. Он побрился, подстригся и снова стал симпатичным парнишкой, каким был в школе. Крис учился на отлично, и начал писать для студенческой газеты. Он даже с энтузиазмом говорил о грядущем юридическом образовании. “Эй, – однажды похвастался он Уолту, – думаю, мои оценки достаточно хороши, чтобы поступить на юридической факультет Гарварда”.
Летом после первого года в колледже, Крис вернулся в Аннандейл и работал программистом в компании отца. “Написанная им в то лето программа была безупречна, – говорит Уолт. – Мы используем ее до сих пор, а также продали многим клиентам. Но когда я попросил Криса показать мне, как он ее сделал и объяснить принцип действия, он отказался. ‘Все, что тебе нужно знать, – то, что она работает, – ответил он, – а как или почему – не твое дело’. Крис вел себя в своей обычной манере, но я озверел. Он мог стать прекрасным агентом ЦРУ. Я говорю серьезно. Я знаю ребят, работающих на ЦРУ. Он говорил только то, что нам следовало знать, и ничего больше. И поступал так во всем”.
Многие черты личности Криса озадачивали его родителей. Он мог быть щедрым и заботиться о слабых, но была и темная сторона – зацикленность, нетерпение, поглощенность самим собой – качества, усилившиеся за годы в колледже.
“Я видел Криса на вечеринке по случаю окончания второго года в Эмори, – вспоминает Эрик Хатауэй, – и было ясно, что он изменился. Он выглядел холодным, погруженным в себя. Когда я сказал: ’Эй, Крис! Рад тебя видеть!’, он цинично отвечал: ‘Да, конечно, все так говорят’. Было тяжело пробиться сквозь его скорлупу. Он говорил только об учебе. Жизнь в Эмори вращалась вокруг братств и женских клубов, которые его не интересовали. Думаю, когда все расползлись по тусовкам, он отошел от старых друзей и стал более замкнутым”.
Тем летом Крис снова вернулся в Аннандейл и устроился разносчиком пиццы в “Домино”. “Его не заботило, что это не слишком круто, – говорит Карина, – он заработал кучу денег. Помнится, каждый вечер дома Крис подводил баланс на кухонном столе. Неважно, насколько он устал, ему надо было высчитать, сколько миль проехал, сколько “Домино” заплатило за бензин, сколько этот бензин на самом деле стоил, какова чистая прибыль за вечер и как она изменилась по сравнению с прошлой неделей. Он ничего не упускал из виду, и показывал мне, как заниматься бизнесом. Его не слишком интересовали деньги, скорее своя способность их делать. Это было игрой, и доллары служили призовыми очками”.
Отношения Криса с родителями, необычно вежливые после окончания школы, тем летом резко ухудшились, и Уолт с Билли не могли понять причины. Согласно Билли, “Мы его стали часто бесить, и он сделался более замкнутым – нет, это неправильное слово. Крис никогда не был замкнутым. Но он не рассказывал нам, что у него на уме, и проводил больше времени в одиночестве”.
Медленно тлеющий гнев Криса, как выяснилось, вспыхнул из-за открытия, сделанного им позапрошлым летом. Когда он прибыл в Калифорнию, он навестил район Эль Сегундо, где провел первые шесть лет своей жизни. Он позвонил друзьям семьи, которые все еще там жили, и из их ответов вычислил обстоятельства жизни предыдущей семьи отца и последующего развода, о которых родители умалчивали.
Разрыв Уолта с первой женой, Маршей, не был спокойным дружеским расставанием. Долго после того, как он влюбился в Билли и она родила Криса, Уолт продолжал тайную связь с Маршей, живя на два дома. Ложь произносилась и разоблачалась, порождая новые обманы, чтобы оправдать старые. Два года спустя после рождения Криса, Уолт прижил с Маршей еще одного сына – Куина МакКэндлесса. Когда двойная жизнь Уолта обнаружилась, разоблачение тяжело ударило по всем участникам.
Через некоторое время Уолт, Билли, Крис и Карина переехали на Восточное побережье. Развод с Маршей, наконец, состоялся, и Уолт с Билли смогли пожениться. Неприятности остались позади, жизнь продолжалась. Миновали двадцать лет, принеся с собой новую мудрость. Вина, боль и ревность рассеялись вместе с тенями прошлого. Казалось, что шторм улегся. А затем в 1986 году Крис поехал в Эль Сегундо, расспросил старых знакомых, и вытащил на свет все болезненные подробности.
“Крис был из тех людей, которые долго копят в себе, – делится наблюдениями Карина. – Если его что-то беспокоило, он не говорил об этом прямо. Он это замалчивал, тая свое возмущение, позволяя плохим чувствам все больше и больше расти”. Именно это и случилось после открытия, сделанного им в Эль Сеундо.
Дети могут быть беспощадными судьями своих родителей, не склонными к снисхождению, и это было особенно верно в случае Криса. Даже больше, чем прочие подростки, он видел жизнь в черно-белых цветах. Он оценивал и себя, и окружающих по невероятно жестким моральным критериям.
Интересно, что не все в глазах Криса должны были придерживаться одинаковых высоких стандартов. Один из тех, кем он невероятно восхищался в последние два года жизни, был запойным пьяницей и неисправимым бабником, постоянно бившим своих подружек. Крис прекрасно знал о его недостатках, но мирился с ними. Он также был способен прощать или игнорировать недостатки своих литературных кумиров: Джек Лондон был алкоголиком, Толстой, несмотря на свою знаменитую пропаганду целомудрия, в молодости пускался во все тяжкие, и стал отцом как минимум тринадцати детей, причем некоторые из них были зачаты в то самое время, когда строгий граф клеймил словом вредоносный секс.
Как и многие, Крис, по-видимому, судил художников и близких друзей по их делам, а не их частной жизни, но оказался совершенно неспособен с той же мягкостью отнестись к собственному отцу. Когда бы Уолт МакКэндлесс ни пытался в своей строгой манере делать отеческие замечания сыну, Карине или их сводным братьям, Крис думал о его небезгрешном поведении много лет назад и молчаливо вешал на него ярлык ханжи. Крис всегда аккуратно подводил баланс. И со временем он накопил столько желчи праведного негодования, что она неминуемо должна была прорваться.
Два года прошло, прежде чем гнев Криса стал просачиваться на поверхность, но, наконец, это случилось. Мальчик не мог простить отцу ошибки молодости, и еще менее был способен примириться с тем, что их попытались от него утаить. Позже он объявил Карине и другим, что обман, совершенный Уолтом и Билли, превратил все его “детство в выдумку”. Но он ни тогда, ни потом не пытался обличить родителей. Вместо того он хранил свои темные знания в тайне, и выражал свою ярость косвенно, молчанием и угрюмой замкнутостью.