Навстречу солнечному ветру

Устинова Юлия

– Охренеть, – сонно произносит Дилан. – Такого я еще не видела.

Она громко зевает, даже не прикрывая рта, потирает заспанные глаза. У меня не выходит удержаться от того, чтобы снова не начать на нее пялиться. Взгляд Дилан обращен вверх, а я почти не дышу, разглядывая ее лицо. Теперь мне нет никакого дела до сияния.

Да что, на хрен, со мной такое?

Щеки обдает жаром, когда Дилан обхватывает мою руку, виснет на ней и опирается головой о плечо. Кожей ощущаю мягкость ее волос, от тела Дилан веет

сонным теплом. Мне хочется обнять ее, провести пальцами по стройным бедрам, по полоске обнаженного живота. Осознав это желание, не могу пошевелиться и стою, как каменный истукан. Я растерян, если не напуган. Ведь я пришел сюда, чтобы разбудить Дилан, но теперь чувство такое, словно это она что-то во мне разбудила.

– Я тоже, – уже не помню, к чему именно я собирался это сказать.

Мы молча смотрим в окно. Я сам до конца не понимаю, что делаю, когда наклоняю голову и осторожно касаюсь губами ее волос, вдыхаю запах самых лучших моментов своей жизни. Не могу подобрать слов, чтобы описать, что происходит со мной. И это фигово. Даже хуже, чем фигово. Ведь братья не должны хотеть трогать свою сестру, нюхать ее волосы, и им не должно это нравиться, если, конечно, они не психи и не извращенцы.

А потом я жмурюсь от яркого света, который заливает комнату.

– Что вы тут делаете?! – раздается у нас за спиной.

От стальной интонации в голосе мне становится не по себе.

– Пап? – Дилан поворачивает голову, первой реагируя на вопрос своего отца. Ее пальцы все еще обхватывают мою руку.

– Немедленно оденься! – велит ей Шон.

А у меня такое ощущение, что его слова предназначены мне. Не в том смысле, что мне надо одеться, а в том, что мне больше не следует смотреть на Дилан, когда она не одета. Теперь не следует. Я и сам это понимаю.

Дилан резко опускает взгляд на свои голые ноги, ее лицо вспыхивает. Да и мое тоже. Еще никогда не чувствовал себя так стремно.

Я осторожно освобождаю руку и под тяжелым взглядом Шона выхожу в коридор.

– Тайлер?! – меня тут же перехватывает Джекс, надевающий свитер. – Идем на улицу!

Я тоже одеваюсь и тороплюсь выбраться на морозный воздух, словно мне это жизненно необходимо. Полюбоваться сиянием выходят Майкл, близнецы, Шон-младший. Через несколько минут к нам присоединяется Дилан и Нина.

Вчера мы приехали в Гирдвуд, маленький курортный городок, где живет Нина – бабушка Дилан и остальных. Она настоящая индианка из атабасков. Шон-старший и Майкл очень на нее похожи, как и мои братья. Муж Нины был ирландцем, а предки Сары и Александры – немцами – первыми переселенцами.

Дом Нины находится у самого леса. К нему ведет дорога, окруженная высокими елями. Ближайшие соседи живут ярдах в двухстах, и, особенно лунной ночью, когда с одной стороны чернеет лес, а с другой – открывается вид на горы, появляется ощущение того, что этот дом единственный во Вселенной. Весной прямо за забором можно увидеть медвежьи следы, а дорогу часто переходят лоси. У моего приемного отца очень крутая мать,

ведь она не боится жить тут совсем одна и говорит, что не променяет свою глухомань ни на какой город.

Я глубоко вздыхаю, в носу щекочет от морозного воздуха. Ноги под спортивными штанами обдает ледяным холодом, и я прячу руки в карманы. Все стоят лицом к заснеженным пикам, над которыми колышется изумрудное пламя. Только я смотрю на Дилан. Ее взгляд прикован к небу, она прячет озябшие руки в широкие рукава куртки своего отца.

Джекс, как и я, не склонен к созерцанию небесного чуда. Он делает захват и зазевавшийся Райдер падает на снег. Джекс хохочет, но Райдер хватает его за ногу и тоже валит в сугроб. Парни начинают возню, будто им лет по десять.

– У эскимосов есть легенда, что северное сияние – это свет окон небесного дворца, – голос Майкла звучит таинственно, когда все притихают. – В том дворце живут души погибших охотников, а под самым потолком висит Полярная звезда. Когда умершие скучают по дому и родным, они открывают окна и смотрят вниз, на землю.

– Красивая легенда, – говорит Дилан.

Джекс фыркает, а Шон-младший качает головой.

– И неправдоподобная, – замечает Шон. – На самом деле, все просто. На Солнце происходит огромный выброс плазмы, возникает солнечная буря, частицы начинают бомбардировать магнитосферу и, мы видим то, что называют полярным сиянием.

Я морщусь, предвкушая реакцию остальных.

– Стинки, какой же ты зануда! – ворчит на него Дилан. И я с ней полностью согласен. – Легенды не должны быть правдоподобными! Я хочу ещё послушать про охотников!

Майкл усмехается и разводит руками.

– Но… Шон прав. Мы видим воздействие частиц солнечного ветра на нашу атмосферу.

– Опять физика! – стонет Джекс, отряхивая с куртки налипший снег.

– Физика, верно. Но вы только посмотрите, какой она может быть завораживающей, – Майкл кивает в сторону гор.

– Стинки, ты укусил дядю Майкла?! – восклицает Джекс.

– Укуси лучше Джекса, дорогой, – смеется Нина. – У него ужасная успеваемость.

– Хоккеисту не нужна вся эта хрень! – заявляет Джекс. – Скажи им, Райд, – и толкает в плечо Райдера. Тот молчит, а Стинки переминается с ноги на ногу. – Не приближайся, мелкий психованный ботан! – вопит Джекс, прячась за моей спиной и используя в качестве живого щита. Как будто надеется, что Шон все-таки дотронется до него.

– Прекрати обзывать брата! – говорит ему Нина.

– Кстати, Джекс, к тебе, как хоккеисту, вопрос, – говорит Майкл. – Скажи, почему ветер, который гоняет айсберги, не сдувает шайбу во время матча?

– Можно я отвечу? – просит Стинки, поднимая руку, как в школе.

– Отвали, Стинки! – затыкает его Джексон. – Так… ну айсберг – он же огромный, значит сила ветра, действующая на него, она тоже больше? Да? А шайба маленькая, поэтому ее не сдувает. Так? – его голос звучит неуверенно, но с надеждой.

Я улыбаюсь, потому что Джекс редко бывает таким тихим.