Навстречу
Шрифт:
– Ну, вы же понимаете... Любая насильственная смена власти, в принципе, не обходится без применения насилия, в той или иной мере...
В дверь квартиры постучали. Громко, настойчиво, решительно и грубо. По всей вероятности в дверь колотили кулаками, сапогами и прикладами винтовок.
– Спрячьте!
– свирепо зашептал хозяин, - вкладывая в руки журналиста тетрадь, - здесь всё!
– и бросился открывать.
Его бесцеремонно оттолкнули. Гремя каблуками и звеня шпорами чеканной поступью в кухоньку гражданина Зарядько прошествовал сам товарищ комиссар Подгорельский, гроза всех контрреволюционеров, саботажников, коррупционеров и спекулянтов, весь в хрустящей коже, обмундированный с ног до головы в униформу курьера-самокатчика Первой мировой войны: кожаную фуражку с красной пятиконечной звездой в околыше, кожаную тужурку с большими накладными карманами по бокам, кожаные
– Собирайтесь!
– приказал комиссар Подгорельский.
И увёл журналиста... (В этом месте рукопись обрывается).
Приложение
Лейб-гвардии Волынский полк образован 7 декабря 1817 года, когда 1-му батальону лейб-гвардии Финляндского полка, откомандированному в Варшаву после Заграничного похода Русской армии, Высочайшим указом велено было впредь именоваться лейб-гвардии Волынским полком. К началу I мировой (Великой) войны полк входил в состав 2-й бригады 3-й гвардейской пехотной дивизии Русской императорской армии. В 1914 года, с августа по начало сентября 3-я гвардейская пехотная дивизия, в составе XXIII армейского корпуса Русской императорской армии участвовала в Восточно-Прусской наступательной операции, затем, с октября до середины декабря в Лодзинской операции, где 1-я, 2-я и 5-я русские армии отражали наступление ударной группы 9-й германской армии под командованием генерала Августа фон Макензена. В 1915 году лейб-гвардии Волынский полк в составе Гвардейского корпуса участвовал в оборонительных боях за Сморгонь. В декабре 1916 года отозван с фронта (в честь полкового праздника) в столицу Российской империи город Петроград.
Лейб-гвардии Волынский полк считался самым дисциплинированным полком в 3-й гвардейской пехотной дивизии и во всей Русской императорской армии. 3-я гвардейская пехотная дивизия славилась своей «каторжной дисциплиной» и образцовым внешним видом солдат. Дисциплиной командиры добивались главного — беспрекословного подчинения приказам. Дисциплина насаждалась неимоверной строгостью. К примеру: для посещения уборной солдат обязан был обращаться к отделенному ефрейтору с рапортом, за ненадлежащий внешний вид на поверке (сапоги и пуговицы на мундирах должны быть надраены до блеска) солдат наказывали нарядами вне очереди, не блестевший кламмер (скоба под бляхой ремня) карался хождением «гусиным шагом». В 3-й гвардейской пехотной дивизии чистка кламмера до блеска была рутинным действием.
Нарушителей дисциплины заставляли, как говорилось выше, ходить «гусиным шагом», бегать вкруг конюшни с фуражками, с ремнями, с котелками, с кружками, с портянками, с носками, с сапогами в зубах, или кричать «Я дурак! Я дурак! Я дурак!», «Вот как чистят клямор! Вот как чистят клямор!», «Я балда! Я балда! Я балда!»
После такой жёсткой дрессировки солдаты исполняли приказания не задумываясь, автоматически, что позволяло в условиях боя подавлять инстинкт самосохранения. А в лейб-гвардии Волынском полку дисциплину насаждали ещё сильнее, чем в остальных частях 3-й гвардейской, поэтому военнослужащие полка всегда отличались во всём: в отдании чести, маршировке, в ружейных приёмах, в каждом движении. Причём: дисциплина поддерживалась независимо от потерь, которые нёс полк — он был лучшим и в 1916 году (за семь месяцев до восстания), и в феврале 1917 года (за несколько дней до мятежа).
Восстание началось в запасном батальоне лейб-гвардии Волынского полка, где взбунтовалась учебная команда, в которой готовили унтер-офицеров. Командиром учебной команды был штаб-капитан Иван Степанович Лашкевич. Он был беспощадно требовательным начальником и великолепным строевиком. В феврале 1917 года ему исполнилось двадцать шесть лет.
Зачинщиком мятежа стал старший унтер-офицер Тимофей Иванович Кирпичников. Его также характеризовали как «строгого начальника». Солдаты прозвали Кирпичникова «Мордобоем». Штабс-капитан в ночь на 26 февраля 1917 года назначил старшего унтер-офицера фельдфебелем 1-й роты вместо вовремя «заболевшего» подпрапорщика Лукина. Кроме этого, Кирпичникову перешла и основная должность подпрапорщика — фельдфебеля основной учебной команды (помимо основной были ещё две подготовительные и одна дополнительная).
Это решение стало роковым и для штабс-капитана И.С. Лашкевича, и для всей Российской империи.
Накануне, 24-26 февраля 1917 года две роты полка разгоняли демонстрантов на Знаменской площади (ныне площадь Восстания). Как позже рассказывал сам Кирпичников, он тихонько приказывал солдатам стрелять поверх голов митингующих, а в ночь на 26 февраля 1917 года предлагал «унтерам» обеих рот вообще не открывать огонь. Вечером 26-го он созвал командиров взводов и отделений основной учебной команды и предложил им отказаться усмирять беспорядки. Командиры с предложением фельдфебеля согласились (!) и проинструктировали соответствующим образом своих подчинённых. Поэтому утром 27 февраля 1917 года построенная команда вышла из повиновения, ответив на приветствие штабс-капитана Лашкевича дружным криком «ура» (по словам свидетеля происшествия Константина Пажетных). На вопрос командира учебной команды: «Что это значит?» младший унтер-офицер Михаил Марков дерзко заявил: «Приказ стрелять (по версии Пажетных — все приказы Лашкевича) солдаты выполнять не будут», после чего взял винтовку «на руку», наставив штык на штабс-капитана. Солдаты, в свою очередь, потребовали чтобы Лашкевич удалился. Когда штабс-капитан вышел во внутренний двор, младший унтер-офицер Марков и ефрейтор Орлов выстрелили из окон в спину уходящему командиру и убили того наповал. Иную версию событий сообщил офицер, опрашивавший позже солдат о событиях того утра. Лашкевич дважды обращался с приветствием к солдатам, однако те дважды отвечали ему молчанием. Тогда штабс-капитан сам вышел прочь, а застрелил его фельдфебель учебной команды Кирпичников.
Вслед за убийством Лашкевича Кирпичников уговаривает «унтеров» подготовительных команд присоединиться к основной. При выходе восставших на улицу к ним добровольно примкнула вся 4-я рота.
Причину такого поведения следует искать в том, что к октябрю 1916 года большинство старослужащих погибло на фронте и к февралю 1917 года в полку их оставалось ничтожное количество.
Солдаты 3-й роты, отказавшиеся стрелять в демонстрантов 26-го февраля 1917 года и солдаты 1-й и 2-й рот были новобранцами, прослужившими не более шести недель. Солдаты 4-й роты, примкнувшей к бунтовщикам, подвергались муштре дольше, от двух до пяти месяцев, но все они попали в полк с фронта, принимали участие в наступательных боях августа-сентября 1916 года на владимирско-волынском направлении и поэтому возвращения обратно в окопы не боялись, как не боялись уже рассуждать.
К тому же, на 26 февраля 1917 года стало видимым бездействие власти и отсутствие у военных рвения исполнять приказы. Штабс-капитан А.В. Цуриков пропустил демонстрантов на Знаменскую. Капитан П.Н. Гейман никак не отреагировал на отказ 2-й подготовительной команды стрелять в толпу и позволил ей (толпе) пройти через Литейный мост на Литейный проспект. Однако, были среди солдат лейб-гвардии Волынского полка и те, кто бунтовать отказывался. Часть одной из рот волынцев, размещённых в казармах лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригады на Басковой улице (ныне улица Короленко) в полдень 27 февраля 1917 года организованно вернулась в казармы, после того как подошедший с отрядом верных присяге войск полковник А.П. Кутепов заверил солдат, что расстреливать их не будет.
Иная обстановка складывалась в центре мятежа, в юго-восточной части Таврических казарм. Убийство штабс-капитана Лашкевича отрезало для бунтовщиков путь назад. Теперь они должны были идти до конца, потому что, в противном случае, их ждал военно-полевой суд.
Колонна восставших волынцев направилась к казармам 18-го сапёрного батальона — поднимать размещённых там сослуживцев. В это время зачинщику бунта Кирпичникову сообщили, что впереди выставлены пулемёты и он решает повернуть колонну и идти к Таврическим казармам, где располагались запасные батальоны лейб-гвардии Преображенского и Литовского полков. Ворвавшись во двор Таврических казарм с пальбой и криками «ура», восставшие затем полтора часа склоняли литовцев и преображенцев примкнуть к бунту. Ситуация резко изменилась в пользу мятежников, когда старший унтер-офицер Фёдор Кругликов поднял на мятеж 4-ю роту запасного батальона преображенцев, а волынцы, следуя доброй традиции, закололи штыками заведующего мастерскими преображенцев, подполковника Богданова. Солдатская вольница выплеснулась обратно в город — поднимать другие части. Восстание набирало силу.
На Преображенской улице Кирпичников без труда (!) поднял запасную роту Лейб-гвардии Сапёрного полка, на углу Кирочной и Знаменской (ныне улица Восстания) смутьяны легко взбунтовали 6-й запасной сапёрный батальон, не забыв убить его командира — полковника В.К. фон Геринга. Идя дальше по Кирочной, на углу Надеждинской (ныне улица Маяковского) восставшие присоединили к себе жандармов (!) из квартировавшего там Петроградского жандармского дивизиона и юнкеров из расположенной наискосок от дивизиона Петроградской школы прапорщиков инженерных войск.