Найденыш
Шрифт:
От делать нечего я стал смотреть на зеленую морскую волну. Весла не мешали — убраны были: дул попутный ветер, и галера резво резала море. Смотреть, как волна тычется зеленым, прозрачным лбом в крашенные доски обшивки, мне никогда не прискучивало: красивые они, волны морские, и разные, одна с другой не схожие. Иные, знаю, так посмотрят и в сон их начинает клонить, а мне хоть бы что — часами могу.
Так я и простоял, пока на палубе не затрезвонили. Но не в корабельный колокол, каким часы отмеряют, а в треугольник из металла на железо похожего, но не железа: железо, оно звенит не так. Высокий, с дребезжанием звон был, похоже,
Наказ Зимородка, отпустившего меня проветриться, был таков: как заслышу сигнал к трапезе, то сразу идти в каюту. Идти… Смешно сказать… Мне только от борта отвернуться, протопать пяток шагов да подняться на три ступеньки. Зимородок ожидал меня в каюте.
— Пойдем, — сказал он.
Я удивился:
— Куда? Сейчас же еды принесут.
— Ты уже сам на ногах стоишь, — ответил он.
Я пожал плечами и пошел за ним. Он привел меня в каюту поболе моей, светлую: оконце в ней не одно было, а пять. Посреди каюты стоял большой стол, заставленный тарелками и мисками, а за столом сидели трое: один — чернявый напарник Зимородка по прозвищу Светлогор, второй — незнакомый мне кряжистый мужик, о котором мне даже задумываться не пришлось — ясное дело, капитан галеры, а третий… Чтоб мне сквозь палубу провалиться до самого днища! Третьим был фризружский купец. Купчина очень старался не смотреть в мою сторону. В углу каюты торчал раб, на шее которого блестел серебром тонкий ошейник. Зимородок указал мне на скамью, на место рядом со Светлогором.
— Садись.
Я сел. Зимородок вслед за мной. Я оказался между ним и Светлогором и сразу же уткнулся взглядом в стоящую передо мной пустую тарелку. Дернул же меня нечистый разоряться перед фризругом на палубе. Знал бы, что вместе за стол сядем, держал бы рот на замке. Хлопок в ладоши и зычный голос, привыкший отдавать команды с мостика, приказали рабу разложить едово. Мне раб навалил мяса по самые края. Я по-прежнему не поднимал головы. Зазвякали ножи, заскребли по тарелкам, забулькало вино, разливаясь по стаканам.
Зимородок тронул меня за плечо и спросил:
— Ты, почему не ешь?
— Не хочется, — буркнул я.
Мне и вправду кусок в горло не лез, особенно после того, как фризруга увидал. Надо мной невнятно хмыкнул с набитым ртом Светлогор, а капитан галеры велел рабу:
— Принеси мальчику фруктов.
Тарелка с мясом исчезла, вместо нее на стол передо мной поставили большую миску полную яблок, груш, изюма и тех продолговатых стручков, похожих на горох, но в отличие от гороха красных, которыми маги меня изо дня в день пичкают. Лечебные они, говорят. А мне эти стручки уже по ночам сниться начали. Я взял яблоко и принялся его грызть — лишь бы только от меня отстали.
— Отвара выпей, — пробасил Светлогор над моим ухом.
Голосина у него, как из бочки. Он пододвинул к миске стакан полный отвара. Чего-чего, а отварчика хлебнуть я всегда не прочь. Это не стручки. Нравился мне отвар. Я сгрыз яблоко целиком, с косточками, один черенок оставил и запил яблоко отваром. Сижу с черенком, в пальцах его кручу и размышляю, как бы мне отсюда слинять.
— Положи черенок от яблока в плошку, — вдруг негромко произнес Зимородок. Я поднял взгляд и увидел смуглые пальцы раба, державшие передо мной плошку, в которой лежали всякие огрызки: хрящи, кости, ободранная кисть винограда с оставшимися на ней двумя сморщенными ягодами. Я сжал черенок в ладони и пробурчал:
— Не надо. Я его с собой возьму. — И добавил. — Да и сыт я уже. Пойду.
И, не давая себя остановить, встал из-за стола и перешагнул через скамью с сидевшими магами. Капитан галеры опять начал играть в ладушки. В каюте появился второй раб.
— Отведи мальчика в его каюту, — велел капитан.
— Не надо, — отказался я. — Сам дойду.
И пошел к дверям каюты.
— Даль, подожди меня у себя в каюте, — сказал Зимородок мне вослед.
— Лады, — буркнул я через плечо и поспешил закрыть за собой дверную створку.
Я сидел в креслице у окна и крутил между пальцев нож, повторяя приемы, которым меня обучил Улих. Это был другой нож — прежний нож мой пропал, а этот мне передал Зимородок, сказав, что нож — подарок ватаги на прощание. Не знаю как ватаги, но Улих мне последний привет передал — это был его нож. Старый, проверенный. Годный и для метания и для того, чтоб им кружева выписывать перед носом противника. Их вообще-то пара должна быть ножей, но Три Ножа отдал мне один. Второй у него остался. Ножу я обрадовался страшно: коли Улих мне такой подарок сделал, то, значит, — авось встретимся, — стороной меня обходить не будет…
Я перекинул нож из правой ладони в левую. Дело пошло хуже — двух пальцев-то нет. Но я потел, приноравливался. Мишень бы сюда в каюту какую-нибудь, а то жаль стены дырявить. Я и не метаю. А если не упражняться, то навык быстро пропадет. Так Улих говорил. Эх, не держать мне больше никогда в левой руке три ножа разом — только два теперь ухвачу.
Покалеченная кисть быстро устала. Я не стал ее насиловать и вложил нож в ножны, висевшие на поясе. И вовремя. Ко мне шел Зимородок. А, может, шугануть его? Войдет, а я как нож метну, чтобы впился в стену на палец от виска. Ну да, как же… Три Ножа на острове пробовал… А что вышло? Зимородок остановился на пороге, посмотрел на мои руки, на нож на поясе, еле заметно покривил рот и сказал:
— Мне надо поговорить с тобой, Даль.
Я насупился.
— Не хочу я говорить.
— Знаю.
Я вздохнул. Вправду ведь знает. И я знаю то, что знает. Маг не ступил в каюту.
— Где говорить будем? — спросил он.
— Здесь. Или на палубе.
Я поднялся.
— Пошли на палубу. Мне здесь уже остохренело.
— Ну, — буркнул я, а сам уставился на парус.
Зимородок усмехнулся, а я разозлился. Но магу моя злость — как с гуся вода.
— Не торопись, — сказал он. — Я думаю…
— А чего тут думать? — перебил его я. — Сказано же было: не буду я магом.
Зимородок снова усмехнулся.
— Напрасно ты думаешь, Даль, что я только вчера узнал о таком твоем решении. Я знаю о нем гораздо раньше.
— Ну да… Мысли читать… — протянул я с ехидцей.
Маг посмотрел на меня так, что я прикусил язык.
— Мы, светлые маги, без великой нужды в чужие мысли не лезем, — сказал он. — Хотя и можем. Если бы не это правило, я бы не попал впросак на острове, — добавил он с сожалением.