Найденыш
Шрифт:
— Красив шельмец! Верно? — крякнул высокородный Ставр, любуясь жеребцом.
А тому надоело кружить по загону и он подбежал к старику, ожидая угощения. Старик протянул огневику краюху хлеба, посыпанную солью. Тот взял хлеб мягкими светло рыжими губами и фыркнул на меня.
— Ты ему нравишься, — поведал мне старик и спросил, — Хотелось бы вскачь на огневике?
Ну да… А кому бы не хотелось? Я как огневика увидел, так у меня сердце захолонуло. Потому и решил я обучится верховой езде. Денег у меня теперь куча, может, и найду того который меня примет — огневика, так запросто, не купишь: он сам себе всадника выбирает и только ему дозволяет себе на спину садиться. Еще Баюновы Внуки с огневиками запросто управляются, — ну, да то и понятно:
— Хотелось бы? — опять спросил старик.
Я кивнул и показал на жеребца:
— А вдруг он не захочет?
— А я его спрошу. — И старик принялся подзывать огневика, который, съев хлеб, опять закружил рысью по загону.
— Не надо, — отказался я и добавил. — Куда уж мне сейчас с такой задницей?
Огневик прервал бег и подошел на зов старика, и склонил лобастую голову, как бы спрашивая: «Чего звал?» Высокородный протянул ему вторую краюшку. Конь удивленно фыркнул.
— Потом, потом, Ладный… — сказал старик жеребцу.
Огневик недоуменно зафыркал, взял хлеб и ушел. Я смотрел ему вослед.
— Ты почему такой мрачный? — спросил высокородный, закрывая торбу, из которой доставал хлеб, угощая огневика. — Так сильно потерся?
— Нет. — Я с предосторожностями почесал пострадавшее место. — Скучно. В город бы сходить.
— А что там тебе делать? Знаешь же, что там творится?
— Знаю, — вздохнул я.
Вестимо, знаю. Как не знать? В Тебай ныне столпотворение, и устроено столпотворение ни кем иным, как светлыми магами. Потому как в Тебай на огневике прискакал Баюн. Если бы среди лета зеленый снег пошел — и то меньше бы удивились. Уже по приходу нашей галеры в городскую гавань в Тебай объявились Баюновы Внуки, да столько, что тебайцы враз заподозрили неладное. А Баюновы Внуки все приходили и приходили. Такими новостями высокородный Ставр встретил Зимородка со Светлогором, а им даже удивляться не пришлось: на утро следующего дня, после того как мы в дворцовых банях морскую соль отпаривали, на крыльцо взошли три Баюновых Внука и потребовали светлых магов. Их провели к Зимородку. Щелеглазые гусляры, встретившись с магом, поклонов не били, но объявили, что в Тебай скачет Баюн и, что Баюн желает видеть светлых магов. Спустя четыре дня они появились снова, и Зимородок ушел вместе с ними. Он вернулся с вестью для светлых магов неожиданной: Баюн затребовал Изделие Исполинов.
Я впервые тогда лицезрел растерянного Зимородка. От Баюна маг вернулся сам не свой — не каждый день доводится с Баюном беседовать — почитай, может одному человеку за сто лет и уготовано такое. Сказал Зимородок, что Баюновы Внуки в часе пешей ходьбы от городских стен устроили большой лагерь. Там с ними и Баюн живет. Серебристый. А для гусляров щелеглазых праздник настал: в кои веки они Баюнам понадобились. Я, по правде говоря, надеялся, что не устоят светлые маги перед Баюном, отдадут изделие Чаропевцу. Он, ведь, как посол заявился, от всего их народа. Обидно светлым магам, конечно: пыхтели, пыхтели — а Изделие из рук уплывает. Ничего, пусть отдают… Ничего хорошего пока оно не принесло. Я от него доброго тоже не видел. Разве что выручило оно меня на острове. Но, может, лучше бы не выручало… Лучше бы всего этого вообще не было: ни Изделия самого, ни Зимородка, купившего Ожерелье. Только капитан сам заплатил. И не золотом. А Баюны возьмут Изделие к себе, и никакие маги до него больше не доберутся — ни темные, ни светлые. И еще по одной причине хотелось бы мне его отдать: чудь какая-то со мной по ночам творится и, похоже, виной тому Изделие.
Зимородок, как с Баюном побеседовал, передал весть светлому Кругу. Как решит Круг, так и будет. А Тебай на уши встал, лишь слухи о Баюне пошли. Всяк день к лагерю щелеглазых толпы зевак отправляются и уходят ни с чем. Знать к Баюну челядь засылала с приглашениями — еще бы… к кому в гости Баюн наведается? — тоже убрались, как и пришли. Баюновы Внуки даже на границу лагеря посланных не пустили, сказавши, что, ежели Баюн захочет, то сам придет. А к кому — то ему решать. Купцы, опять же, что ни день туда валом валят. И здешние, и гости. Баюну товар втюхивать, либо выпрашивать разрешение в Баюновых Землях торговать. Вконец обалдели. Одни кабатчики со всей кутерьмы навар имеют — щелеглазые жратву покупают возами и платят, не скупясь. Взяли баюновы Внуки Тебай на абордаж.
Старик легонько потрепал меня по плечу:
— Задумался? Пошли в библиотеку. Я тебе еще книжек покажу, а ты мне тот прием с ножом. И на лютне тебе поиграю.
Я перевел дух, тихонечко, чтобы он этого не заметил. Лютня у него, спору нет, хорошая, играет он здорово и нот разных много. Мне теперь на лютне больше играть не доведется — пальцев не хватает. А о ноже он либо от Малкута, либо от магов узнал. А как проведал, что меня кифрянин на ножах натаскивал, так загорелся: покажи, да покажи… Мне же Улих запрета на показ не давал. Я и показываю. Тешу высокородного. А тем временем поджидаю, чем разрешиться дележка магов с баюнами — а тогда можно будет и отчаливать. Но иной раз мне от стариковой ласки не по себе. Оно понятно, конечно, он бобылюет, детей нет, а я мальчишка, к тому же найденыш — вот и прыгает надо мной. Чего ему от меня надо? Я хотел было мысли его прочесть, но Зимородок — врет он, что в башке моей не пасется — отсоветовал. Сказал, что без надлежащего умения, можно навредить, с ума свести. Я старику плохого не желаю — мне он зла не чинил. А вот Зимородок то ли впрямь у меня в башке рыбу ловит, то ли у меня на роже все написано.
Мы поднялись по ступенькам здоровенного дворцового крыльца, и я потопал в свою комнатуху, сменить пропитанную лошадиным потом одежку. Ко мне тут и слугу приставили! Сначала какую-то бабу, как ребятенку, но я разорался, прогнал ее. Тоже, нашли дите малое! А теперь мужик. Спокойный тихий. Принесет, что надо и уйдет, слова не сказав. Сначала, правда, пытался мне штаны помогать натягивать, но я быстро его отвадил. Я из-за отрубленных пальцев в штанинах не путаюсь, через голову штаны не натягиваю.
Я подошел к высокому столику, стоящему возле кровати, взял крохотный колокольчик и позвонил, вызывая слугу; поставил колокольчик на шестиугольную столешницу и в который раз подивился столику: шесть тонких паучьих ножек из каждого угла, а на столешнице из разных кусков дерева индрик-зверь выложен, как живой — из ноздрей жаркое дыхание бьет, глаза красные, что раскаленные угли, напружинился зверь, рогом грозит. Знатный мастер столик сработал. И из дерева он сделан дорогущего: желтого, медового цвета древесина у дерева, а узор яркий-яркий. А легкое оно: столик мизинцем поднять можно — дерево если и тяжелее пуха, то на самую чуточку! Я у слуги насчет дерева выспрашивал. Он ответил, что сработал стол здешний мастер, из Тебай, а дерево, говорят, из Неведомых Земель привезли. Ну, коли из Неведомых Земель, то столик, почитай, из чистого самоцвета выточен, сколь за него заплачено. Богат высокородный Ставр, богат… А может, он сам по молодости в Неведомые Земли ходил? Спросить надо — коли старик меня так привечает, почему бы и не спросить. Ожерелье тоже бывало заговаривал о том, что неплохо поднять парус и двинуть к Неведомым Землям. Да ватага не соглашалась.
Вошел слуга с чистой одеждой в руках, положил ее на кресло и молча дверь за собой закрыл. Знает, что не дам себе помогать. А вот откуда он проведал, что мне одежку сменить надо? Возле кресла в стену было вделано громадное зеркало. Я однажды такое видел, вернее остатки от него — что еще может остаться от хрупкой вещи после боя, кроме осколков? Первые два дня интересно было в него смотреться — в полный рост себя видно, а не только рожу. Хлудовы девки из «Барракуды» до зеркал были сами не свои, но куда их зеркалам до этого. Любая из них за эдакое чудо зеркальное что угодно бы отдала. Ну, за этим-то у девок не станется…