Найденыш
Шрифт:
Мычка со вдохом разочарования отошел от борта, присел на палубу, глядя на усыпавшие небосвод звезды, с завистью произнес:
– Чудом сложилось, довелось подняться под облака, а ведь кто-то так каждый день...
– Не завидуй. Кто высоко летает - больно падает.
Болотник сказал это спокойно, даже с ленцой, но эффект оказался подобен ушату ледяной воды. Спутники поежились, поспешно отодвинулись от борта.
Шестерня передернул плечами.
– Отсюда сверзишься - сразу в лепешку, а то, и еще чего хуже.
– А что может быть хуже?
– Себия взглянула с удивлением.
– Что-что, - пещерник нахмурился, - на изгородь какую упадешь, или по дороге змей встретится, сожрет в полете, шмякнуться не успеешь.
Подземница восторженно распахнула глаза, спросила испуганным шепотом:
– А у вас еще и летающие змеи водятся?
– Сам не видел, но говорят. Пастухи жалуются: то корова пропадет, то овцы недосчитаются. А кто виноват? Змей, знамо дело.
Мычка сказал задумчиво:
– Ловил я этих змеев, потом шкуры продавал, по пятаку за штуку.
Себия присела рядом, спросила, искательно заглядывая в глаза:
– Опасные?
Вершинник поскреб затылок, ответил с сомнением:
– Да не так, чтобы очень. Пока мало - ничего, но как расплодятся - спать не дают, ночами воют. Вот и приходилось...
Девушка опасливо заозиралась, спросила еще тише:
– А сюда не залетят?
Мычка потрепал Себию по плечу, сказал успокаивающе:
– Сюда, вряд ли, они низехонько летают.
Шестерня прислушался к доносящемуся из недр ладьи равномерному гулу, сказал:
– Посветлеет - спущусь, гляну, как тут все устроено. Секиру Прародителя мне в печень, если упущу такую возможность.
– Это кто тут такой шустрый?
– послышался насмешливый голос.
В надстройке над палубой, расположенной ближе к задней части, высветился прямоугольник дверного проема, спасаясь от яркого света, наемники поспешно прикрыли глаза, а когда проморгались, рядом, уперев руки в бока, возник незнакомец.
Мельком оглядев пришельца, могучая стать вкупе с низким ростом и окладистой бородой, с головой выдали уроженца пещер, Шестерня сказал задиристо:
– Я-то, известно кто, вон, вокруг четверо, и все знают. А кто ты?
– Тебя четверо, а меня все остальные, да полгорода в придачу. Я Маховик, механик судна.
Зола склонил голову в приветствии, церемонно поинтересовался:
– Скажи, любезный, как долго продлится путешествие?
Маховик хмыкнул, взъерошил бороду, отчего стал до боли похож на Шестерню, поменяйся они местами, никто бы не отличил, сказал с прежней насмешкой:
– Кто ж знает: может день, а может седьмицу. В нашем деле нельзя загадывать.
Зола нахмурился, спросил неодобрительно:
– Скажи хоть, куда направляемся, в какую сторону?
– Не знаю, - механик пожал плечами. Услышав сдавленный стон мага, добавил: - Но догадываюсь.
– В таком случае, куда мы летим?
– к Себии вернулась обычная подозрительность.
Заметив, как угрожающе напружинилась фигура подземницы, Маховик, на всякий случай отступил на шаг, сказал серьезно:
– Вы, ребята, обвыкнитесь, сперва звездами полюбуйтесь, может, даже вздремнете, если сможете, а разговоры разговаривать будем позже, когда я с курсом определюсь. Да и посветлеет к тому времени, а то, не ровен час, наскочим на что-нибудь.
Мычка поспешно спросил:
– Наскочим? Здесь?
Маховик снисходительно бросил:
– А ты думал, если небо, то и наскочить не на что? Хуже чем в лесу, чуть не доглядишь - лоб расшибешь, а заодно и ладью. Отчитывайся потом перед главмехом....
Под ногами негромко ухнуло, ладья ощутимо просела. Чертыхнувшись, Маховик унесся обратно, вновь сверкнул прямоугольник входа, хлопнула дверь. Зола прошелся туда-обратно, с ожесточением впечатывая посох в доски палубы, сказал сердито:
– И надо же было поддаться на ваши уговоры. Сейчас бы спал на удобной кровати, не рискуя сверзиться с головоломной высоты, а с утра сразу в хранилище, там еще столько работы...
Дерн сказал с зевком:
– Все верно. Были бы сейчас в родной корчме, потчевали постояльцев. И чего не сиделось?
Зола недобро сверкнул глазами.
– Я никого с собой не тянул. Сами напросились.
– А никто и не в обиде.
– Мычка улегся на палубу, заложил за голову руки.
– Одно только зрелище ночного города стоило того, чтобы заново повторить весь путь.
Шестерня завозился, сухо заскрипели доспехи, сказал примиряюще:
– Не пойму, чего спорите. Впору радоваться: в кои-то веки удалось в рейд выбраться, на ладье полетать. А то сидим в четырех стенах, как в темнице. Еще немного, совсем бы мхом поросли.
Ему не ответили. Все в глубине души скучали по тому времени, когда не обремененные обязательствами каждый был предоставлен сам себе и мог заниматься любимым делом. Получаемые от хозяйки задания воспринимались с радостью, а выполнялись без спешки, после вдумчивой подготовки и неторопливых сборов. Здесь, в столице, жизнь гильдии течет по-иному. Все подчинено жесткому распорядку. И если для наемников сделали некоторое послабление, то прочие согильдийцы не имеют и этого. Подъем, короткий завтрак, утренние тренировки, за которыми следуют хозяйственные работы.... Редкие патрули по городу, позволяющие ненадолго вырваться из привычного круговорота дел, что пролетают незаметно, оставляя после себя ощущение смутной незавершенности, когда, едва ощутив вокруг иное течение жизни, тут же, возвращаешься назад, огорошенный царящей на улицах суетой и пьянящим ощущением ничем не ограниченной свободы.
Даже Себия, почти каждую ночь патрулирующая улицы в составе небольшого отряда подземников, порой, с сожалением вспоминала время, когда она вместе с товарищами, не связанные никакими обязательствами, кроме уз дружбы, шли навстречу неизвестности, не задумываясь и не считая выгоды, ввязывались в опаснейшие авантюры, наполняясь ощущением могущества и чувствуя бесконечный азарт от близкого дыхания смерти.
По щеке неприятно мазнуло холодным. Зола открыл глаза. Сверху, на бортике, сидит ворон, иссиня-черное оперение отливает металлом, клюв приоткрыт, круглый черный глаз смотрит, не мигая. Зола коснулся пальцами щеки, чуть отодвинул, присматриваясь. Ворон насмешливо смотрел, как брови мага сошлись на переносице, даже повернул голову, чтобы лучше видеть.