Найди и убей
Шрифт:
На столе сама собой материализовалась пузатая бутылка коньяка. Все выпучили глаза.
— Откуда, Геннадьич?
— Ермаковская заначка. Последняя.
— Никогда коньяк не пробовал.
— Цыц, молодой!
— Оляяя! Рюмки!
— Ну что, мужики, за победу!
— А насчет твоего «чую»… Знаешь, Ваня, твое чутье нас ни разу не подводило. Сходи — пообщайся. Может, интересного что узнаешь. — С выпитого Колю повело. — Может, и пригодится нам хмырь этот. Только вот никак не пойму, для чего он нам нужен?
Иван задумался. Коньячные пары немного шумели в голове и не давали собраться в кучку мыслям.
— Ты меня уважаешь?
Коля от удивления аж икнул.
— Ты со стакана напиться умудрился, друг мой?
— А Ермакова? Уважаешь? — В глазах Ивана не было ни капли хмеля.
Вождь подобрался и согнал расслабленную улыбку с лица. Разговор, судя по всему, намечался серьезный.
— Да.
— А знаешь, что мне в самый-самый мой первый день здесь дядя Паша сказал?
— ?..
— «Не суди, да не судим будешь». И запомнил я это очень хорошо. Помнишь, что девка рассказывала? Ни еды, ни воды, ни огня. Вообще ничего нет! Я сейчас думаю, а что бы делал на их месте я? А ты? Не думал об этом?
— Даже думать не хочу! По-любому надо человеком оставаться!
— Слова, слова… Ты же видел всю их верхушку. Я б не сказал, что они сильно упитанные. Тоже ведь тощие. Я не оправдываю их. Я понять хочу.
Маляренко помолчал. За столом они остались вдвоем.
— Чем больше думаю об этом, тем больше боюсь. Не знаю, в кого бы я превратился. За свою жизнь я бы еще круче локтями толкался.
Хотя солнце припекало, и пить хотелось очень сильно, Романов очнулся не из-за жары и не от жажды. Какая-то мелкая многоногая тварь шастала по его лицу, пытаясь забраться в нос. Володя заорал, громко чихнул, открыл глаза и принялся вертеться. Встать почему-то никак не получалось.
— Че, тварь, допрыгался? — Сидевшие неподалеку на свежем холмике «бомжи» злобно щерились. — Вон, за тобой уже идут. Сейчас тебя кончать будут.
Володя замер. Связанных за спиной рук он уже не чувствовал. Ног тоже. Презрительно отвернувшись от могильщиков, он смотрел на приближающегося мужика.
«Тот самый. С дубиной. Конец. Блин, ну что за тупость? Почему так?» Было страшно. Очень-очень страшно.
«Да пошло оно все! Скулежа моего они не дождутся». — Романов подумал о маме, расслабился, завалился на спину и, улыбаясь, стал ждать смерти. Впервые в этом новом мире он видел в небе облака.
— Так. Вы. Оба. Лопату оставьте здесь. Все барахло, что собрали, — вяжите в узлы.
Властный голос стоящего прямо над Романовым мужчины разом сбил все умиротворенное настроение — захотелось еще покоптить небо, побарахтаться и поцарапаться за свою жизнь. Володя поднял взгляд — мужик повернулся к «бомжам» и на лежащего у его ног Романова не обращал никакого внимания.
— Вот нож, за него головой отвечаете. Вот снасть на рыбу. Вот зажигалка. Берете шмотки, обувку и топайте обратно до ручья. Потом по течению — до моря. Ясно? Не слышу!
Дальше. Живете там две недели. Никуда не уходите. Мяса подкинем. Подойдете раньше этого срока к поселку — убьем. Карантин у вас будет. Чего вылупились? Киздуйте на хрен, пока я добрый! Стоп! Погодите. Всю одежду и всю обувь выстирать! Самим вымыться! Песочком друг друга потрете. Ясно? Алга! [7]
7
Алга — по-казахски, а также на других языках тюркской группы «вперед».
Мужик наклонился над Романовым и одним рывком усадил его на пятую точку, а сам устроился напротив, усевшись по-турецки и с интересом разглядывая пленника. Пленник, в свою очередь, с интересом разглядывал этого сумасшедшего мужика. Игра в гляделки пополам с молчанкой продолжалась минут десять. Володя улыбнулся, мужик ему понравился — спокойный, уверенный в себе человек. Способный принимать решения и нести за них ответственность. В нынешней жизни такие люди Владимиру встречались нечасто. У бывшего члена правления глаз был наметанный, и своего визави он просчитал почти сразу.
— Развяжешь?
— А нужно?
— Таки ты из этих?
— Сам такой!
— Вот и поговорили, — Володя хохотнул.
Маляренко прищурился. Этот парень ему понравился. Несмотря на полную жопу, в которой он находился, пленник не скулил, не просил пощады, а держался спокойно и даже нагловато.
— Ты ведь все уже понял, так?
— Ага, — парень сплюнул. — Машка.
— Кинула тебя. Почему и для чего — пока не знаю. Буду рад, если ты на эту тему своими мыслями поделишься. Ее, похоже, в оборот наш хлопец взял, и я хочу знать, что от нее можно ожидать.
Володя скривился:
— Поделюсь.
— Ты сдал своих, она сдала тебя. А в целом идея-то была неплоха… Если бы не Маша, то мы бы, повизгивая от благодарности, вашу сладкую парочку с распростертыми объятиями приняли. Твой план?
Романов надулся от гордости:
— А то! А почему Машка так со мной поступила… спроси у нее сам. Я не знаю. Три раза женат был, и знаешь, что я тебе скажу, — этих баб хрен поймешь.
— В курсе уже. Рассказывай. Что, как, где? — Усмешку смело с лица, и Иван, припомнив уроки Ермакова, подался вперед. — Учти, я ложь чую.
Маляренко слушал подробнейший, изобилующий деталями доклад и все больше мрачнел. Ставя себя на место собеседника, Иван совсем не был уверен в том, что он смог бы выжить.
— Ладно, с «торпедами» ясно — заборзели и стали опасны. А «бомжи»-то тебе чем не угодили?
— Вот такой я злодей. Ничего не попишешь. А «бомжи»… знаете, сударь, — не те это люди.
Лицо у пленника на миг стало странно отрешенным.
«Хотя… если подкормить да женщин им найти… то… все может быть».
— Нет, не те. А еще него интересного про меня сообщили? — Романов встряхнулся и ожил. В вопросе сквозила ирония.