Найди и убей
Шрифт:
Николай с видом фокусника, достающего из цилиндра кроликов, демонстрировал публике добычу. Женщины, в отличие от прораба, довольно спокойно отреагировали на лопату и прочие железяки. А вот эмалированные кружки, ложки и пара вилок из нержавейки пошли на ура. Когда же вождь предъявил им большущий двадцатилитровый чугунный казан с крышкой, восторгу женщин не было предела. Готовить на такую ораву в двух маленьких походных котелках задрало всех. Пустые бутылки из-под водки, собранные Иваном, отдали для оплетки Алле — она здорово умела плести. Начало темнеть. В приподнятом, праздничном настроении народ двинул на посиделки к костру.
Когда первая буря, устроенная Алиной, стихла,
— Что там? — Обнимающая своего мужчину Алина тяжело дышала, приходя в себя.
— Да котел, наверное, увидали, — Маляренко упал на траву и, улыбаясь первым звездам, показавшимся среди качающихся темных крон, поинтересовался: — Солнце мое, какие планы на эту ночь?
«Солнце» потянулась, словно кошка, и стянула с себя маечку.
— Огромные.
Наутро едва переставляющий ноги Иван получил неслабую выволочку от Звонарева. Деликатно не заметив прошмыгнувшую в палатку Алину, он тормознул Ваню и отвел его к столовой. Там уже сидели хмурый Николай и Димка, который больше всего смахивал на нашкодившего щенка. Вождь молчал, согласно кивая Звонареву, который чрезвычайно изобретательно и выразительно донес до сознания двух «самоходов», кто они есть такие, и что он лично, и вождь в особенности, с ними сделают, если хоть еще раз… Воспитательная работа затянулась, и Маляренко это надоело. Он прищурился и, хлопнув по столу так, как это делал покойный дядя Паша, остановил прораба.
— За заботу спасибо. Что переживал за нас — ценю. За то, что ночь не спал, разыскивая нас, — прости, — Иван поднялся и, как и в их первую встречу, навис над бригадиром. — Ты, Серый, вон — молодежь воспитывай. Я своим умом проживу. Ясно?
Звонарев вспомнил, с кем имеет дело, опешил и уже негромко пробормотал извинения.
Вождь ухмыльнулся:
— Съел, Геннадьич? Бери молодого — пусть за двоих отрабатывает. С Иваном я сам поговорю.
Димка обреченно поглядел на начальника и понуро поплелся за вновь разоравшимся Звонаревым. Подождав, пока они отойдут, Николай расхохотался.
— Ну ты зверь! Прям как студент в колхозе. Каждую ночь — в полях, — вождь снова ухмыльнулся. — Я вам угол в коммуналке выделил. Пойдем — покажу. И Алину позови.
Так чета Маляренко обзавелась жильем.
Как разместить в четырех углах дома пять пар да трех одиночек, Николай не знал, а потому поступил совсем просто — лучший угол, подальше от двери и поближе к печке и к окну, он оставил для себя. Место попроще досталось Звонаревым, а угол у второго окна — Маляренко. Четвертый угол, возле двери, достался Диме со Светланой. Да и то — только потому, что Светка была лучшей и единственной подругой жены вождя. Как едко заметила Ольга, в поселке махровым цветом расцвело кумовство.
Получив «ордера на вселение», женщины дружно начали наводить в необжитом доме чистоту и порядок. На пол были постелены грубо сплетенные травяные циновки, а сенные матрацы отгородили невысокими ширмами из плетенки и тряпок. Получалась эдакая иллюзия уединения.
Первую ночь в новом доме Ваня запомнил надолго — сначала все жильцы долго сидели вечером у костра, не решаясь пойти спать, хотя остальные жители поселка уже расползлись по палаткам и шалашам. Потом, когда уже совершенно стемнело, отчего-то сильно смущаясь, всей гурьбой потопали по местам. За почти три месяца жизни на свежем воздухе Иван привык к постоянному шуму ветра, шелесту листьев и скрипу цикад. Здесь же все это природное великолепие заменял храп вождя, приглушенные стоны Светы и шумно пускаемые газы из угла Звонаревых. Для полноты картины не хватало капающей из крана воды и жестяного тиканья будильника. Прошел час, потом второй. Сна не было ни в одном глазу.
— Ваня, — шепот Алины был едва слышен. — Ты тоже не спишь?
— Не-а, — Маляренко сел. Было душно. Из района двери зазвучала новая серия тихих писков Светки. — Завтра же обратно в палатку переезжаем! А здесь нехай бабы живут!
В почти полной темноте он Алины не видел, зато прекрасно слышал, как она хихикнула и тихо-тихо выдохнула:
— Ура!
ГЛАВА 7
Предательство, предательство
и еще раз предательство
Люби себя, чихай на всех,
И в жизни ждет тебя успех.
— Ну что там опять?! — Романов поморщился — вылезать на солнце из уютного шалаша совершенно не хотелось, но крики «бомжей», поначалу неуверенные и не-громкие, превратились в общий многоголосый вопль. Это было уже серьезно. Выпихнув ногами на «улицу» совершенно голую Машку, босс поспешно натянул трусы, схватил дубинку и выбрался следом. Лагерь был пуст — все: и «бомжи» и «ассистенты» — безумно вопя и размахивая руками, галопом неслись вглубь пустыни. А там…
Владимир невольно протер глаза — на горизонте, уже удаляясь от их лагеря, вовсю пылила автомашина. Романов не стал, как все, орать, он просто спокойно улыбнулся, как человек, который теперь точно знает, что ему делать. Что с ним будет дальше, и выживет ли он вообще, Володя не знал. Но следующий шаг ему был абсолютно ясен — бессмысленное сидение на берегу закончилось.
А рядом, позабыв о том, что она совсем голая, счастливо визжала и подпрыгивала секретарша.
Из лагеря, собрав все нехитрые пожитки, вышли всего четырнадцать человек — двое, ослабевшие настолько, что не смогли идти, остались в лагере. Романов не стал утешать бедолаг, рассказывая сказки про спасателей, которых он пришлет. Всем было ясно, что жить им до первых сумерек. В последний раз оглянувшись на море, босс уверенно зашагал в пустыню. Впереди, подгоняемые братьями, тащили бак с водой «бомжи». Из-за краешка земли показалось солнце. Начинался новый день.
За первый день похода группа потеряла еще одного мужичка. Тот всю дорогу сильно хромал, но молчал и не жаловался, а просто шел, с каждым часом отставая все больше и больше. Вечером, перевалив небольшой холмик, шедший последним Романов потерял его из виду навсегда. Вода в баке почти закончилась, и, если б не внушающие надежду следы колес, Володя, пожалуй, махнул бы на все рукой и остановился. «Бомжи» шатались от усталости и едва не падали, они далее бросили окончательно опустевшую емкость, и никакие «уговоры» братьев уже не помогали. Лучше всех, как ни странно, держались безымянная «синявка» и Маша. Две последние женщины в их группе ходко шли, задавая темп всем остальным. К счастью, ночью их никто не потревожил — люди попадали вокруг костра и моментально отрубились.
Романов проснулся от невыносимой вони. Гуляющий по степи ветер переменил направление и принес запахи от спящих невдалеке «бомжей». Пара доходяг, вчера по пути живьем сожравших какую-то ползающую хрень, явно маялась животами. Матерящиеся соседи пинками отогнали страдальцев подальше в степь и снова повалились на землю — досыпать.
Володя сидел на земле и смотрел, как на востоке начало сереть небо. Близился рассвет, мужчина зябко передернул плечами — за последний месяц сильно похолодало, и теперь он с тоской вспоминал ту изнуряющую жару, что встретила их в самом начале. Прохладный ветерок пробирал до костей, заношенный и порванный в нескольких местах пиджак не грел. Романов тяжко вздохнул, за ночь он совершенно не отдохнул — ноги гудели до сих пор. Пора было командовать подъем.