Найди меня в поднебесье
Шрифт:
Завороженная Елена наблюдала за танцем. Вот муспельх снова завладел огненной плетью, она свистнула и обвилась, горящая, в несколько раз вокруг стана женщины. Танцоры слились в объятии, пылающие, но не сгорающие. Муспельх выдохнул и сноп огня прошел над телом женщины, изогнувшейся так, что она доставала земли руками. Женщина продолжала выписывать феерические фигуры факелами и горящими волосами. Другие муспельхи включились в танец, они прыгали через костер, стегали плетьми по огню и взвивали их в воздух. Одна женщина, совершенно обнаженная, провела факелом по телу, и языки пламени заключили ее в огненный ореол. Первый танцор, не сбавляя шага, подошел к Елене, обнял ее за талию пылающей рукой, второй
Щеки Елены раскраснелись, она понятия не имела, как выглядит со стороны, но думать об этом было некогда, и она инстинктивно исполняла танец, даже не зная, что он и должен быть построен на инстинктах. Огненная феерия ослепляла, давала чувство свободы, дикости, освобождала от любых мыслей, высвобождала сознание. Это был уже не танец, это было кружение, хаос, из которого, наверное, когда-то и произошел мир.
Вспышка. Шаг. Свист. Вспышка, всполох, сноп искр, шаг, прыжок. Огненная змея. Свист, прыжок. Ритмичный бой барабанов. Шипит и скручивается почерневшая трава. Шаг, прыжок, разворот. Огонь под босыми ногами. Руки живут отдельно, в них сама жизнь – живой огонь. Шаг, разворот, уклон. Начало жизни, сама жизнь! В ночном небе пляшут искры, на поднебесной земле пляшут огненные люди. Слияние, небо, теряется опора под ногами. Под ногами огонь, только огонь. Вокруг огонь! Прыжок. Разворот. Прыжок, разворот! Огонь летит в небеса! Барабаны не задают ритм, они подстраиваются под него, он сродни биению пульса. Вся земля пульсирует и живет, остается только подчиняться, плясать в такт. Из этого ритма рождается жизнь, раскалывается земля, колется камень, сплачивается кровь. Шаг, прыжок, разворот, шаг, шаг, шаг, прыжок, разворот! Мироздание пульсирует, раскачивается, принимает в себя…
Арэнкин сел на землю в отдалении от костра, вытащил резную деревянную трубку и зашарил в поисках табака.
– Рекомендую, – услышал он голос за спиной, и мохнатая лапа протянула ему сверток из плотных листьев.
Арэнкин обернулся.– О, благодарю, Ценьан! Надеюсь, ты меня поддержишь?
Рядом с ним сел, скрестив ноги, вазашек с коричневой длинной шерстью. В пасти у него также находилась трубка причудливой формы, похожая на маленький кальян.
– С удовольствием!
Арэнкин раскрыл листья и принюхался:– А это еще что?
– Пятнадцать лет выдержки, – гордо отвечал Ценьан. – Отборные мухоморы, перетертые с пчелиным ядом, лимонником и еще кое-чем.
Арэнкин недоверчиво покосился на вазашка, а тот уже набил трубку и подобрал отлетевшую от костра головешку.
– Давай-давай, – неразборчиво пробормотал он, затягиваясь. – Не все вам своей бурдой травиться.
Наг махнул рукой и последовал его примеру.– Как мой сын? – после некоторого молчания спросил вазашек.
Арэнкин неохотно приоткрыл глаза. Ему совершенно не хотелось говорить. Тем более, он не знал, что ответить. Вместо него ответил Шахига, незаметно подсевший к ним:
– Лентяй и задира, – отрезал он. – Но для его возраста это нормально. Я его заставляю чистить башни сенгидов, а он швыряется в меня их содержимым. Лучше не придумаешь. Однажды довел меня до того, что я замахнулся на него мечом…
– И?..
– Увернулся. Кувыркнулся в навоз по уши, нащупал какую-то палку и отбил удар. Гаденыш.
Все
– На следующее утро пришел ко мне, – продолжал Шахига. – Так, мол, и так, господин, простите, больше не буду. Готов учиться. Сейчас вполне сносно орудует коротким кинжалом и потрошит чучела зубами. Нет, Ценьан, благодарю покорно, видеть не могу твои мухоморы…
– Я хочу, чтобы он стал воином.
– Чтобы Кусинг стал воином в нашем понимании, его нужно учить, как учили нас, как мы тренируемся сами. Ваши дети станут сильными защитниками, но не воинами.
– Нам этого достаточно. Нам нужно, чтобы наши земли было кому защищать не только вилами, не более того. А все эти ваши…
– Замолкни! – рявкнул вдруг Арэнкин изменившимся тоном.
Ценьан отмахнулся от него и улегся на землю, блаженно затягиваясь. Наг с легкой досадой посмотрел на него. То, что для других являлось сильным наркотиком, нагу было, что называется, по колено. Человека эта смесь убила бы, у лучника вызвала бы галлюцинации, вазашка расслабила, зато наг был уверен, что даже после ведра сушеных мухоморов, его вряд ли хоть насморк прохватит. Но вкус, надо признать, отменный. Особенно в сочетании с вином.
– Что карлики? – спросил он, в свою очередь.
– Не успокаиваются, гады. Месяц назад прокопали ходы на юге, и оттуда полезли эти земляные твари. Благо, недавно вернулись от вас юноши, дали достойный отпор. Десятеро мирных убиты. Но если б не защитники, все оказалось бы гораздо хуже. А так пока затихли. Ты ведь знаешь про Сабсер? – безо всякого перехода спросил вазашек.
– Было б странно, если бы не знал, когда я летал туда! – раздраженно ответил Арэнкин. – Дешевое у тебя зелье, Ценьан! Ни черта не успокаивает, а тут ты еще со своими вопросами. Сабсера больше нет.
Вазашек пожал плечами и принялся усердно жевать трубку. Арэнкин с удивлением увидел, что его трубка прогорела, выколотил и набил ее заново. Он перевел взгляд на Елену. Девушка, похоже, немного утомилась и сидела на земле рядом с жунами. Наг сощурился, присматриваясь к ней. Он о чем-то думал. Это не укрылось от внимания вазашка.
– Что, хороша? – он приподнялся и оценивающе оглядел девушку. – Пфф! И что ты там нашел?!
– Заткнись, никчемная крысиная морда, – лениво ответил наг. – Вне вашего вкуса любая женщина, у которой уши не покрыты шерстью!
Спорить не хотелось. Вазашки были простым народом. Ценьан не обратил внимания на оценивающий, расчетливый взгляд нага, холод которого не могли растопить даже муспельхские огни.
Наг чуть улыбнулся жестко сжатыми губами, отшвырнул в сторону опустевшую бутылку, твердым шагом (да, дешевая смесь!) прошел к костру и предложил Елене руку.
Под веками немного посветлело, по обнаженным рукам шел холодок. Елена приподняла голову, протирая глаза, и обнаружила, что лежит на траве, укрытая шерстяным плащом. Голова гудела. Она снова зажмурилась, восстанавливая вчерашний вечер. Пили, танцевали с огнем. Потом без огня. Потом снова пили, что-то тяжелее и крепче вина. Пришла Имра в компании Четима и Токуса (она вообще с ними подозрительно много времени проводит – автоматически отметила Елена). Четим грозился порвать всех на "бохенский вымпел" своим чаранго, но кончилось тем, что лишь порвал сразу две струны. Токус играл на флейте. Потом заявился птицелюд с инструментом, похожим на банджо. Четим к тому времени старался уснуть под деревом, то и дело порываясь приобнять красавицу муспельхку. Банджо у птицелюда вскоре отобрал молодой наг (помнится, очень красивый и улыбчивый). Много пел и что-то рассказывал. Арэнкин изредка поправлял его и вставлял пару слов… Ну все, можно с чистой совестью открывать глаза.