Найди меня в поднебесье

Суздальцева Эльвира

Елена сдавленно выдохнула и закрыла лицо ладонью.

– Никто уже не помнит, сколько тысячелетий минуло с тех пор. Сотни других войн уже затмили древнюю битву нагов и муспельхов. Но Вождь, который заглядывал в лицо смерти и бросал вызов древнейшим силам, до сих пор сторонится огня…

– Четим, ты позволишь? – протянул руку Шахига.

Музыкант передал ему свой чаранго. Шахига тронул струны… Мы обращаемся в камень, Так заповедано было, Между колючими льдами Мы покрываемся былью… Голос у него мягкий, приятный, обволакивающий. Голос завораживает и очаровывает. Шахига посверкивает чуть удлиненными глазами, зеркально

отражающими искры. Блики костра оттеняют резкие скулы. Стражи безмолвных столетий, Зодчие древних обрядов. В наших сердцах свищет ветер, Перемежаемый ядом. Арэнкин забыл о своей трубке, которая тихо дымилась в руках. Его губы беззвучно повторяют слова древнего напева. В наших глазах – лед и полночь, Мы убиваем дыханьем. Плещутся вихри полотнищ С кровью написанным знаньем. Покачивались над головами черные ветви. Четим перестал терзать свои записи и замер, вслушиваясь. Стражи ушедшего мира, Воины смертной эпохи, До помазания миром Мы уже были, как боги! Не разгадать наши тайны, Проще вспять вывернуть реки, Мы обращаемся в камень, Чтоб сохранить их навеки. Елена плохо спала в эту ночь. Ей снились походные костры, домашние камины и лесные пожары. И люди, которые сотнями сгорали в этих пожарах, превращаясь в гибкие плети. Черные, красные, золотые, шипящие… Звезда добралась до пика сияния к полуночи. Луна, от которой осталась одна треть, стыдливо померкла рядом с ней. Звезда переливалась плавящимся серебром, капли металла застывали на ее протянутых к земле лучах, тонких и острых, как стрелы. Звезда вспыхивала искрами – сиреневыми, индиговыми, темно-фиолетовыми, а, в самой глубине, в самом серебряном звездном сердце – кроваво-рубиновыми. Холодный потусторонний свет окрашивал инеем осеннюю листву, покрывал тысячами иголочек каменные полы. Звезда царила, манила, очаровывала. Королева Эмун, царственная, прекрасная, с посеребренными звездной пылью волосами вышла в церемониальный двор. Елене уже слегка надоело постоянно находиться рядом с Лагдианом во время торжественных церемоний. Вот и сейчас куда охотнее смешалась бы с толпой вазашков, чем выдерживать милую улыбку, стоя рядом с принцем. Но деваться было некуда. Она стояла на возвышении и от души улыбалась лучникам, которые заявляли о заключении брачных союзов. По обычаю, их благословляла сама королева. Две знатные девушки-лучницы поочередно вспыхнули от неожиданности, но ни одна из них ни на миг не промедлила с ответом.

– За это нужно выпить! – возвестил тем временем Лагдиан, подавая Елене бокал с легкой розоватой жидкостью. – Имей в виду, на Осеннем празднике непременно нужно отведать этот напиток! – тихо прибавил он.

Последняя счастливая пара сошла с помоста, окутанная цветочными гирляндами.

– Что это?

– Вино из осенних цветов, которые распускаются как раз в начале сентября.

Елена приняла бокал из рук Лагдиана, поднесла к губам. Тут ее отвлекло странное ощущение, будто кто-то следит за ней. Глупое чувство на виду у такого скопления народа, но, тем не менее… Она огляделась. Неприятное ощущение прошло. Пить ей совершенно расхотелось, голова и так кружилась от вина. Она не глотнула, лишь едва пригубила кубок из вежливости.

Эмун что-то вещает, раскинув руки. Елена вдруг замечает, что все внимание обращено на нее и Лагдиана. Все перешептываются, ахают, кто-то хмурится.

Она не успевает ничего сообразить, как Лагдиан внезапно берет ее под руку и выводит вперед. Он окутывает ее пышной цветочной гирляндой. Кладет руки на ее плечи. И говорит слова, которые доходят до Елены не сразу. А когда доходят, она овладевает собой, вымучивает улыбку и произносит: 'Благодарю. Я подумаю'.

Что? Какой еще обычай? Что значит дать ответ сразу? Толпа вокруг смолкла – муха пролетит, оглушит. А Лагдиан заглядывает в глаза и повторяет вопрос. Голова Елены страшно кружится, точно она не легкое вино сегодня пила, а чистый спирт. На губах отвратительное жжение, она с трудом сдерживается, чтобы не облизать их, чувствует тошноту и слабость. И уже готова сказать все, что угодно, все, что он хочет услышать, как вдруг дикая злость на себя и все происходящее резко обостряется, разрывая хмельной туман.

Губы Елены кривятся, точно она желает что-то сказать. Но вместо этого просто молча швыряет кубок

к ногам Лагдиана, сходит с помоста и идет прочь, продираясь сквозь разномастное сборище. Лучники, жуны, люди расступаются, нарастает легкий гул. Лагдиан смотрит себе под ноги, на растекающуюся лужу вина. Королева Эмун подается вперед, потирая тонкими пальцами висок. Четим, стоявший в толпе, незаметно показывает Елене вслед два больших пальца. Имра тихонько прыскает в кулак.

Звездная пыль снежинками осыпается на церемониальный двор. Ноги сами привели Елену в конюшню. Белка подняла голову и заржала, прядая ушами. Елена вывела лошадь из стойла, по-мужски вскочила на нее, разорвав узкое платье до бедра, ударила пятками:

– Скачи! Скачи во весь опор!

Терпкий прохладный воздух привел в чувство, но она продолжала задыхаться от гнева.

'Надо же, какое самомнение! Какая уверенность! Великая честь, с ума сойти можно! Дать ответ прямо сейчас, без раздумий! Да если бы я только и мечтала, что об этом лучнике, все равно ответила бы 'нет'! По той простой причине, что они просто не оставили выбора! А Лагдиан! Другом притворялся! Что ему стоило поговорить со мной перед этим вечером, спокойно, наедине, без пафоса и многолюдья? Все, хватит, слишком я здесь задержалась. Пора искать другие пути… Давно пора. Хорошего понемногу!'

Она вскинула голову и внезапно крикнула, громко и отчаянно:

– Где ты?! Я найду тебя!..

Ветер эхом ответил ей. Мысли свистели в голове не хуже ветра, заглушая любые другие звуки, и поэтому она не услышала встречный мягкий топот, зато едва не налетела на фигуру в плаще и на черном сенгиде. А тот ринулся прямо наперерез ей, и Елене волей-неволей пришлось натянуть поводья, придерживая Белку.

– Чего тебе! Иди куда шел! – крикнула она фигуре.

Сенгид, похоже, поддерживал мнение девушки, недовольно взрывая землю когтями. Всадник протянул руку и потрепал его по холке.

– Тише, друг! – и обратился к Елене. – А твоя воспитанность, точнее, ее отсутствие, сослужит плохую службу, если ты окажешься на дороге.

Арэнкин оценивающе оглядел ее с ног до головы, задержался взглядом на разорванном подоле и одобрительно кивнул, стараясь сохранить серьезное лицо.

– И внешний вид тоже советовал бы поменять…

– А ты почему не на вечере? – невольно смягчаясь, спросила она.

– Если я буду присутствовать на каждом празднике, попадающемся в моей жизни, слишком много времени пройдет впустую, – отвечал Арэнкин. – Но я вижу, что не одинок. Что же заставило тебя оказаться в разгар вечера на краю леса?

– Да так, ничего особенного. Всего лишь принц Лагдиан, (тут девушка с чувством выругалась в выражениях, подслушанных у жунов), сделал мне прилюдно предложение стать его женой.

Она осеклась и в бешенстве уставилась на Арэнкина. Наг открыто хохотал, цепляясь за шерсть сенгида и утирая глаза. Она в первый раз услышала, как он смеется.

– Ох, не пристало принцессе ругать своего мужа такими словами, – еле выговорил он сквозь смех.

Елена хотела выпалить мгновенно возникшую гневную речь, но, едва открыла рот, как сама разразилась безудержным хохотом.

Ночь расстилалась перед ними во всем великолепии. Белка и сенгид обгоняли друг друга. Ночная осенняя прохлада разжигала щеки огнем, зацеловывала руки. Они не разговаривали, даже когда скакуны уставали от игры и начинали идти неторопливым шагом. Вкус свободы играл на губах, необъяснимое и неразгаданное счастье отзывалось в сердце. Из-под копыт и лап вылетали недовольные разбуженные птицы, темными пятнышками перелетали полянки. Елена не следила за дорогой. Они вырвались в редколесье, которое перешло в просторный луг.

Арэнкин придержал сенгида. Елена же, напротив, бросилась вперед, в ночь, нырнула в призрачное мерцание, которое сомкнулось за ней, отделило от всего мира, оставило наедине с ночью. Каждая травинка, каждый лепесток одеты в расплавленный звездный цвет. Мерцание нежным занавесом колыхалось в воздухе. Звездный свет был прозрачным, почти осязаемым, ускользающим…

Елена спрыгнула с лошади, закружилась в мириадах звездных пылинок, запуталась ногами в травах, упала… Белка с презрительным фырканьем – что, мол, еще такое, вставай! – тронула ее мягкими губами. По небу проносились стрелы. Зеленые, алые, они возникали ниоткуда, пронзали небо, и стремительно исчезали в неизвестности. Елена лежала в траве, не в силах надышаться. Она осмотрела свою руку, покрытую крохотными невесомыми пылинками искр, и засмеялась. Вдруг пылинки пришли в движение, закружились, взвихрились и соткались в существо неясной формы, тонкое, гибкое, с крылышками за спиной, похожими на крылья бабочки. Существо обрело форму, но оставалось эфемерным, чуть плотнее воздуха. Елена ахнула. Второе завихрение, третье… Вот уже целый хоровод вознесся, почти не касаясь земли тонкими призрачными носочками. Нежные, теплые, невесомые плети обвились вокруг запястий, мягко потянули вверх. Она легко подскочила… оборот, еще оборот, руки, волосы, все тело облито звездным светом. Он струится по коже, змейками вплетается в волосы, в складки платья, лентами охватывает стан… Елена поднесла горсть света к лицу, плеснула его на себя. Призрачные существа кружились в танце, рождались, жили, улетали ввысь…