Найти и обезвредить. Чистые руки. Марчелло и К°

Василенко Григорий Иванович

— Вы поговорите с ним о Маяковском, — как-то намекнула мне Ангелина Ивановна. — Только я вам ничего не говорила, а то он рассердится. В столе у него лежат стихи Маяковского. На совещаниях он достает их, обязательно прочтет строчку. Однажды он где-то слышал его выступление и с тех пор признал «агитатора, горлана — главаря».

Мне пришлось признаться, что я люблю Лермонтова. И каждый раз, когда она заходила ко мне в кабинет, у нас невольно возникал разговор о литературе. Ангелина Ивановна удивительно тонко чувствовала лирику Тютчева, Фета, Баратынского и многие их стихи знала наизусть. Жаль, что у меня не было времени на эти беседы.

Мне

надо было дочитать материалы, чтобы не оставалось белых пятен, хотя я уже в общих чертах, со слов Андрея Карповича, представлял развитие невидимого поединка с резидентурой абвера в Стамбуле. Не видны были только скромные труженики, которые все это делали. Не было в бумагах их забот и радостей, не было огорчений, не было раздумий, переживаний. А они жили, как и все живут, занятые, как никто другой, день и ночь своим делом.

 

— ...Обстановка тогда сам знаешь какая была, — напомнил мне Андрей Карпович. — «В воздухе пахло грозой», шпиона надо было быстрее упрятать за решетку, хотя и подписали мы тогда договор о ненападении. А кто ему верил, Гитлеру? Никто! Меня тот договор тогда так ошарашил, что я ходил за разъяснением к нашему парторгу. Он в райкоме бывал и знал больше. Да что я, повыше меня не все понимали. Гитлер еще больше стал куражиться. А турки заглядывали ему в рот. Договор с Германией подписали когда? — спросил меня Крикун.

— В августе.

— А в сентябре в Москву пожаловал турок Сараджоглу, чтобы сорвать этот договор, втянуть нас быстрее в войну с немцами. Так хотелось англичанам и французам. Не удивительно, что Функе в Стамбуле только для виду конспирировался. Полковник Ду находился у него под пятой. Они вместе работали против нас. Пример — вербовка Исмаила. Вообще, турки тогда сидели на двух стульях. То они с англичанами и французами, то с немцами. Выжидали...

Я слушал Андрея Карповича, и мне передавалось его возмущение мелкой игрой тогдашних правителей Турции, Англии, Франции, проникнутой ненавистью к Стране Советов. Он помнил до мельчайших подробностей приметы страшной грозы, которая приближалась к нашим границам в сорок первом. И, рассказывая, мрачнел, переживал, как свое личное горе.

Высказав наболевшее, он перешел к Пери, одному из ревностных служак фашизма, который все же посетил в Краснодаре знакомого по совместной работе в гостинице Исмаила. Посещение не вызвало ни у кого подозрений, кроме оперуполномоченного, сержанта госбезопасности Крикуна.

Произошло оно лишь через три года после возвращения Исмаила из-за границы. И все это долгое время Андрей Карпович терпеливо ждал осторожного и расчетливого Пери, внешне скромного служащего гостиницы.

Трудно было Крикуну удержать себя от применения быстро действующего катализатора для ускорения реакции Пери. На страже все время стоял начальник отдела, сдерживавший горячность оперуполномоченного, хотя вышестоящее начальство при случае и напоминало о затяжке ареста этого шпиона, пристроившегося в городе на Черноморском побережье.

С большим разочарованием слушал Крикун рассказ Исмаила о неожиданном приходе к нему Пери. Приезжал он в Краснодар на какую-то базу получить постельное белье для гостиницы. В Новороссийске ему кто-то сказал, что Меретуков работает в системе потребкооперации, разъезжает по всему Северному Кавказу, и он пришел с ним поговорить как со старым знакомым, которого давно не видал. Расспросить о работе, о зарплате. Говорил, что ему порядочно надоели ночные смены в гостинице и он хотел бы найти

для себя другую работу. Приглашал Меретукова в Новороссийск, обещал предоставить номер в гостинице. Разговор ни к чему не обязывал ни того, ни другого.

— Так ничего и не сказал? — удивился Крикун.

— Нет, — пожал плечами Меретуков.

— Да-а, — разочарованно протянул оперуполномоченный. — Зачем-то он нашел тебя... Но зачем?

— Интересовался, можно ли у нас устроиться на работу.

— Это предлог. Хитрая, старая лиса.

С нелегким настроением Крикун после беседы с Исмаилом зашел в кабинет начальника отдела.

— Так что нового? — поинтересовался Смиренин, не отрываясь от бумаг.

— Приезжал, но ничего не сказал, — виновато проронил Крикун.

— Как? — не поверил Василий Васильевич.

— Приглашал в Новороссийск, но так, между прочим...

— Пусть едет, заодно покупается в море, — сказал Смиренин.

Последовавшая за этим через некоторое время поездка Меретукова в Анапу и Новороссийск ничего не дала, хотя Исмаил ночевал в гостинице и встречался с Пери, который по-прежнему ревностно исполнял теперь уже обязанности администратора и только для вида, как бы продолжая начатый в Краснодаре разговор, поинтересовался у Меретукова, часто ли ему приходится бывать в командировках, не надоедают ли разъезды, дорожные неудобства.

Крикун вновь переспросил Меретукова, с какой стати Пери завел разговор о командировках. Исмаил припоминал все до мельчайших подробностей и пересказывал. Этот небольшой штрих был единственным моментом, который был непонятен Крикуну. О нем Андрей Карпович доложил начальнику отдела и услышал:

— Не проявляйте излишней торопливости и навязчивости.

Опять потянулись долгие месяцы ожидания. Уже было установлено, что Пери живет по чужим документам, что он иностранный специалист, прибывший из Америки, собирает шпионскую информацию о военных объектах на Черноморском побережье, встречается с представителями германского посольства в Москве, но для ареста и следствия нужны были еще новые конкретные факты и доказательства.

— Чужие документы — это что? Не доказательство? — сердился Крикун. — А то, что он участвовал в переброске Исмаила в Турцию, вступив в сговор с контрабандистами, — тоже не факты? А его встречи с сотрудником германского посольства Крипшем и «прогулки» у военных объектов — это что? Не шпионаж?

Правда, Крикун надеялся на новый приход Пери к Исмаилу. Но с указанием начальника пришлось смириться.

 

— Я-то не согласен был с политикой этакого невмешательства, — объяснял мне Крикун. — Но что сделаешь? Приказ есть приказ. Начальству тоже видно, что оно делает. По ночам обдумывал разные варианты, а утром шел со своими предложениями.

 

— Один думал? — после одного из докладов спросил Смиренин Крикуна. Ему что-то не понравилось в его предложении.

— Один, — твердо ответил сержант госбезопасности и приготовился отстаивать свою инициативу.

— На кого расчет? На Функе? — Смиренин смотрел на Крикуна с затаенной в уголках губ улыбкой.

— Василь Василич, так мы же не знаем, Функе ли он... Ото, наверняка не Функе, а какой-нибудь Думке. Что он, умнее нас?

— Значит, Думке принимаешь не за опытного противника, а за несмышленыша, готового клюнуть на голый крючок. Сколько уж раз говорилось, что надо всегда исходить из того, что противник на этом деле собаку съел! А мы ему предлагаем залежалый товар из старого сундука.