Найти и обезвредить. Чистые руки. Марчелло и К°
Шрифт:
Сын рассказывал ей о своей работе, о том, что ищет в Новороссийске комнату, добрыми словами отозвался о директоре гостиницы. Он пытался расположить мать к откровенному разговору, понимая, что ее намерения уехать за границу не увенчались успехом, предостеречь от опрометчивых шагов, которые могут принести неприятности ей и ему на работе. Только перед самым отъездом сына Гошсох стала вдруг расспрашивать о Гуляеве. Исмаил удивился тому, что мать его знала и даже утверждала, что он какой-то их дальний родственник.
— Может, я чем-то могу помочь тебе? — спросил он мать. — Или поговорить с людьми, которые тебе
— А с кем ты можешь поговорить?
— С директором.
— Попроси его, сын мой. Да сжалится надо мною и поможет аллах...
— О чем его просить?
Гошсох посмотрела на сына так, словно хотела взять с него клятву в верности. Исмаил присел около нее. Она прикрыла дверь, опасаясь, что их кто-то может услышать. За закрытыми дверями, шепотом рассказала сыну о том, что недавно получила письмо, в котором ее приглашали приехать в Батуми, в турецкое консульство, за получением документов и визы для выезда за границу.
— Кто прислал тебе это письмо? — спросил Исмаил.
— Не знаю.
— А где оно?
— У меня его отобрали в Батуми.
Мать действительно не знала, кто писал письмо, так же как и не знала, кто ее приглашал приехать в Батуми. Да и читала ей это письмо, оказывается, грамотная турчанка.
В Батуми Гошсох прожила на частной квартире около месяца и все это время от нее не отходила Ася, которая куда-то отлучалась, возвращалась, передавала ей условия получения визы и другие новости. Гошсох заставили один раз побывать в турецком консульстве. Принял ее какой-то чиновник, который сказал, что за нее старается Мурат, занимающий высокий пост в Турции, и что он надеется на положительное разрешение ее просьбы, учитывая благоприятно складывающиеся советско-турецкие отношения. Старуху совершенно не интересовала дипломатия, ей хотелось получить разрешение на выезд за границу, и она просила помочь ей.
Как ни трудно было Гошсох дойти до консульства и возвратиться домой, Ася ее не сопровождала. Для старухи тонкости предосторожностей были непонятны. Турчанка твердила об одном — получение визы дело нелегкое, долгое, волокитное. Такие уж порядки заведены в этих консульствах. Может, еще не раз придется приезжать в Батуми к туркам и снова просить визу. Как раз этого и боялась Гошсох. А чиновники в консульстве и все те, кто ей помогал, рассчитывали, видно, на то, что старуха раскошелится. В Батуме Ася настойчиво уговаривала Гошсох попросить еще раз грека Генерозова, который все может сделать. Старуха, наконец, согласилась, и контрабандист не замедлил явиться к ней на квартиру.
Грек нарисовал ей довольно мрачную перспективу, касающуюся получения визы, прямо заявил, что нужны деньги, а еще лучше — золото. Гошсох совершенно не разбиралась в процедуре получения виз, знать об этом ничего не хотела и тем более не собиралась выкладывать за какую-то визу свое золото.
Тогда Генерозов сказал, что он помогает ей по просьбе Мурата, который близко знаком в Турции с его братом Саввой.
— Люди Мурата нашли меня и попросили переправить вас за границу, — сказал Генерозов. — Сначала в Турцию, а потом в Сербию, но для этого надо много денег, — опять напомнил ей грек.
Старуха словно не слышала явных намеков на деньги.
— Все, что было, Советы отобрали, — проворчала она в ответ на назойливость Генерозова.
Гошсох с возмущением
Исмаил рассказал Николаю Васильевичу о своем якобы родстве с ним.
— Мать говорила, что вы — сын полковника Гуляева, который посмел жениться на русской и этим нарушил древний обычай горцев, так как его жена не исповедовала веру в аллаха и не признавала эфенди.
— Правильно. Откуда она знает? — удивился Гуляев. — От отца в свое время отвернулся весь многочисленный род. Может, и в самом деле мы какие-нибудь такие родственники? Тогда нам в одной гостинице не работать, — пошутил Гуляев.
Исмаил и в самом деле подумал, не придется ли уйти из гостиницы, и пожалел, что рассказал директору о родстве. О поездке матери в Батуми не обмолвился ни словом.
...Начальник отдела Василий Васильевич Смиренин, выслушав Крикуна, тут же начал вслух размышлять:
— Мало ли что придумает выжившая из ума старуха. Что же, мы должны теперь переключиться на нее из-за какого-то контрабандиста? Мелкий спекулянт. Дегтем, наверное, торгует.
Эта привычка начальника во всем сомневаться была хорошо известна в отделе. Он часто повторял: контрразведчик должен во всем сомневаться. В этом случае другая сторона вынуждена была доказывать свои соображения доскональным знанием подробнейших деталей и обстоятельств события, о котором шла речь. Василий Васильевич любил поспорить и, только убедившись в том, что его подчиненные все продумали, как он говорил, с точностью «до плюс-минус минута», поднимал руки вверх и произносил: «Сдаюсь, убедили». После этих слов начиналось обсуждение «стратегического замысла». Кстати, Смиренину очень нравились эти два слова, и его подчиненные старались сформулировать этот замысел не только предельно кратко, но и емко, чтобы действительно чувствовалась «стратегия».
— Наш «стратегический замысел», Василий Васильевич, — отстаивал свои соображения оперуполномоченный Крикун, — разоблачить Пери. Поэтому не мешает разобраться, откуда у грека заморский «деготь» и почему он хочет им вымазать Меретукова.
— Ну, ну, крой дальше, — сказал Смиренин.
У Крикуна возникало много всяких подозрений, а Василий Васильевич сомневался в них. При случае рассказывал ему о некоем Михал Михалыче, с которым что-то было... Об этом вспоминали каждый раз, когда заходила речь о Михал Михалыче, хотя никто толком не мог сказать, что же с ним произошло. А когда разобрались, то оказалось, что Михал Михалыч был в театре, и у него в гардеробе стащили галоши...
Сложно оказалось разобраться в переплетениях связей между матерью Исмаила, греком-контрабандистом и Пери. В этом узле был завязан и Исмаил. Кто-то же надоумил грека взяться за переброску его в Турцию! Пери? Полковник турецкой разведки Мурат Ду? Или мать, просившая грека Генерозова помочь сыну? Самое интересное, пожалуй, было то, что грек иногда останавливался в гостинице и встречался с осторожным Пери, который, казалось бы, должен сторониться грека и не «светить» себя. Правда, Василий Васильевич придерживался иного мнения: в гостинице людей бывает много, и что, мол, из того, что они поговорили. На то он и швейцар, чтобы со всеми общаться.