Найти и обезвредить. Чистые руки. Марчелло и К°
Шрифт:
В пивнушку зашли еще двое и уселись за соседним столом. Он сразу понял, что пришли русские. Они заговорили о войне, поносили немцев и Германию последними словами. Немец взял себя в руки, не стал ввязываться в их разговор. Наблюдая за хозяином, он вспоминал беседу с офицером разведки, который посылал его в Россию. Перед отправкой ему обещали откладывать на его счет деньги, так что, вернувшись домой, он сможет заняться собственным делом. Он мечтал открыть в городке, вблизи пристани, собственную пивнушку с вывеской «Клаус Гельзинг» — под своим именем. Весь город будет знать его! Но в Германии произошла революция, многое изменилось. Где найти того
Не поговорить ли с хозяином? Владельцы пивнушек все слышат, все видят и все знают. Уважение и даже преклонение перед ними находилось у него в крови. Да и зависть никогда не покидала его. Сдерживало только то, что хозяин мог быть связан с турецкой полицией, а он старался быть незамеченным, чтобы избавиться от расспросов и допросов.
Слегка охмелевший от пива, одурманенный табачным дымом и душевной неустроенностью, Гельзинг не удержался, подошел к стойке и заговорил с хозяином. Тот, посмотрев на него и сразу, по костюму, определив, что имеет дело с каким-то мелким чиновником, внешне не проявил к нему никакого интереса, отвечал скупо. Но Гельзинг все же понял, что в Германии сейчас не до него и лучше где-то пережить смутное время. Вернувшись в фатерланд, он может оттуда уже не выбраться, а работать на местной обувной фабрике, вкусив шпионское ремесло, он отвык. Как бы размышляя, Гельзинг проронил:
— Хотел бы поехать в Америку, но не знаю, как оформить документы.
И выжидающе уставился на владельца пивной. Тот буркнул ему сквозь зубы, не вынимая изо рта окурок сигары:
— Кто мешает? Устраивайся матросом на судно, идущее к берегам Америки, и ты — в Штатах без всякого оформления.
Гельзинг поднялся по ступенькам на улицу и увидел мачты кораблей в гавани.
«Только в Америку!» — сказал он себе и направился в порт.
9
Строгому майору Крикуну, как я заметил, нравились мои расспросы о чекистах Кубани. Этим я все больше завоевывал у него доверие и расположение.
— Ото, я вижу, интересуешься историей. Похвально для молодого человека, — с удовлетворением заметил он. — Одобряю любопытство неравнодушных. Да... Даже битые горшки в их руках оживают. Некоторые посмеиваются над чудаками, которые склеивают черепки и мастерят велосипед собственной конструкции, а зря.
Я уже знал, что Андрей Карпович, всю жизнь проработавший на Кубани, принимал участие во многих чекистских операциях и под настроение кое-что о них рассказывал. Мне даже показалось, что он ждал моих вопросов.
Да и своей внешностью он напоминал войскового писаря тех далеких лет, когда запорожские казаки заселяли Кубань: приземистый, скуластый, с жестким, как щетка, ежиком над лбом и остриженными под машинку висками и затылком. На нем были довольно свободный костюм и сорочка с вышитым воротничком, стянутым тонким шнурком с кисточками.
Как только в разговоре с ним я вспомнил о запорожцах, майор сразу оживился и тут же подхватил разговор о судьбе Сечи, разрушенной в 1775 году по приказу Екатерины.
— Осталась на ее месте только Покровская церковь, — сказал Крикун, произнося слово «Сечь» по-украински — «Сичь». — Часть запорожцев после долгих скитаний прибыла на Тамань, потянулась на юг, в наши края.
Майор увлеченно говорил о порядках, существовавших в Запорожской Сечи, назвав четыре должности, которые вершили всеми ее делами: кошевой атаман, войсковой
— А какие обязанности выполнял войсковой писарь? — спросил я майора.
— Ну как же! Пользовался большой самостоятельностью как «письменный» человек. Заведовал канцелярией, вел счетоводство — приходы, расходы, составлял указы. Его пером писались дипломатические бумаги. Жил в курене и получал полсотни целковых в год. А вот войсковой есаул...
Меня интересовал более поздний период истории Кубани, а точнее — предвоенные и военные годы, и я стремился, чтобы майор, явно симпатизировавший запорожским казакам и считавший себя их потомком, перешел прямо к новейшей истории.
Беседа затянулась, время уже было позднее, а к интересующему меня периоду майор все еще не приблизился, находясь на весьма дальних подступах. Он посмотрел на свои старинные карманные часы на длинном ремешке и сказал:
— Приходи ко мне домой в выходной, вечерком, на чай. А чтобы не было скучно, скажу дочке, чтоб на танцы не ходила, принимала гостя.
Я поблагодарил Андрея Карповича за приглашение, пообещав приехать к нему в назначенное время. Мне, правда, не совсем была ясна цель упоминания о дочке, но все же, дождавшись воскресного вечера, я поехал трамваем в гости.
Андрея Карповича я застал в радушном настроении, одетого по-домашнему — в майке, широченных штанах и истоптанных шлепанцах. За открытыми настежь окнами уже сгустились сумерки, а духота жаркого летнего дня не спадала. В комнате, куда меня провел хозяин, не чувствовалось вечерней прохлады.
Андрей Карпович усадил меня на диван, а сам присел на стул за столом.
— Да, ну так вот... — что-то припоминая, начал майор. — Сам я из кубанских казаков. Учиться, можно сказать, мне было некогда. Так я и остался с церковноприходским образованием, — не без сожаления заметил Андрей Карпович, — а теперь служба идет к концу и жизнь уже, как говорят, все законспектировала. Да, так вот... В гражданскую войну вся контра сбежалась к нам на Кубань. На казаков надеялись, а оно не тут-то было. Казак за контрой не пошел. Сколько тут было царских полковников и генералов — пруд пруди, и все звали казаков и иногородних на восстание против Советской власти, но трудовое казачество послало их куда следует. Многие убежали в Крым, а потом в Турцию, но и на Кубани немало осталось бело-зеленых в горах, в плавнях, а то и в камышах. А потом начались заброски из Константинополя агентуры для поддержания штанов у бандитского подполья. Пришлось нам немало повозиться со всякого рода подпольными организациями и бандитскими группами. Наш брат тоже не дремал — ликвидировали «Круг спасения Кубани», как и многие другие круги и союзы. А сколько их было и каких!.. Удивляет меня до сих пор то, что в Кубчерчека тогда все были молодые люди — пролетарии, а справлялись с защитой революции. Правда, нам тоже досталось, но задачу выполнили.
— А были на службе в ЧК люди из бывших офицеров? — спросил я умышленно, имея в виду Гуляева, фамилию которого встречал в материалах. Мне хотелось, чтобы майор продолжил рассказ о нем. Андрей Карпович уставился на меня:
— А почему спрашиваешь?
— Мне попадалась у вас одна фамилия... Кажется, сын царского полковника, а работал в ЧК. И успешно работал.
— Так то ж Николай. Офицером он не был. Сын полковника — правильно. Умнейшая голова. А в каких операциях участвовал! Вам, молодым, надо поучиться, — как всегда, назидательно заметил майор.