Найти и обезвредить. Чистые руки. Марчелло и К°
Шрифт:
В разрушенном до основания Новороссийске я с трудом разыскал местный отдел УМГБ. Все его сотрудники в этот день трудились на восстановлении коммунального дома, где им обещали выделить квартиру — одну-единственную. Дежурный посоветовал мне пойти посмотреть море, пока начальство не вернется с воскресника. В коридоре я прочел плакат, призывавший каждого сотрудника самоотверженно трудиться на восстановлении родного города. А рядом знаменитые слова Ф. Э. Дзержинского о том, кто может быть чекистом.
Удивительно спокойное море в бухте, казалось, совсем присмирело после пронесшейся над ним и городом страшной военной грозы. На каждом шагу виднелись груды развалин, горы разбитого кирпича, чудом уцелевшие стены безжизненных
Я стоял у моря, видел в бухте нагромождение бетона и исковерканного металла и думал о том, сколько же нужно сил, времени и труда для того, чтобы все это расчистить, разобрать по кирпичу, по камню, а потом восстановить, вдохнуть жизнь в порт, в дома и улицы, в заводы и фабрики.
В назначенное время, вот с такими грустными мыслями, я возвращался в отдел по бывшей улице, как по глубокому рву, обнесенному высокими валами из камня, щебенки, известковой пыли. Перед самым поворотом к отделу, на углу, строители восстанавливали небольшой двухэтажный дом, одетый в леса. Мужчины и женщины выбирали в валах, обрамлявших улицу, пригодный кирпич, очищали и складывали его на носилки. Две женщины выпрямились и посмотрели на меня. Подумали, вероятно, что мне следовало бы не ходить праздно по этой улице, а вместе с ними носить кирпич. Я не мог им объяснить смысл моей работы. А хотелось сказать, что я не гуляю, а тоже нахожусь на работе.
В отделе меня ожидал капитан, вызванный дежурным по распоряжению начальника отдела. Он должен дать справки по интересовавшим меня вопросам. Капитану было уже под пятьдесят. Судя по орденским планкам на гимнастерке — фронтовик.
— В общем, я местный, — сказал мне капитан. — Отлучался из города только в период оккупации. И то дважды ходил сюда по заданию.
— До войны тоже работали здесь? — решил я сразу уточнить.
— Работал.
— Тогда есть разговор.
Я рассказал капитану о целях своего приезда. Он выслушал меня внимательно, но скептически заметил:
— В общем, надо поискать... Хотя вряд ли смогу помочь в таком деле. Никаких ведь наводок.
Мне трудно было возражать капитану, хотя и хотелось, чтобы настрой у него был другой.
— В общем, чем могу, тем помогу. Говорят, что в войну иногда бомбы не взрывались. В них, якобы, находили записки: «Чем можем, тем поможем». Сам я что-то ни разу их не читал, наверное потому, что бомбы при мне всегда взрывались. Но раз говорят — значит, было...
Из дальнейшей беседы с капитаном выяснилось, что перед войной резидентура германского посольства в Москве проявляла повышенный интерес к Черноморскому побережью Кавказа и особенно к Новороссийску. Представители военного атташе совершали поездки по всему побережью, собирали информацию о состоянии береговой обороны и советских военно-морских силах на Черном море. Как ни конспирировались они, но в марте 1941 года, за три месяца до начала войны, в Новороссийске был арестован агент немецкой разведки Пери. Об этом не без удовольствия рассказал капитан. Он лично принимал участие в его аресте и обыске, но подробностей дела не знал. Пери, конечно, под другой фамилией, работал в местной гостинице «Интурист». Из Москвы в Новороссийск к нему периодически приезжал сотрудник германского военного атташе, останавливался в той же гостинице и проводил с ним конспиративные встречи. Это, пожалуй, все, что мне мог сообщить капитан во время моего краткого пребывания в Новороссийске. Найти кого-нибудь из сотрудников гостиницы, которые знали Пери, мне не удалось. Теперь на ее месте громоздилась куча битого кирпича. Прилегающие улицы вокруг уже были расчищены. Город жил, трудился, строился заново. Капитан, влюбленный в свой город, показал мне перед отъездом рубежи, где проходил фронт,
— Жить можно. У других хуже — в землянках или в хижинах живут. У меня не заливает и не продувает. Приезжай...
Я пожал плечами. Сказать ему ничего определенного не мог. Я тоже верил, что так будет, как думал капитан.
— А знаешь, как тут у нас дует бора? Норд-ост? Только держись. Если ты не пережил на себе бору, считай, что в Новороссийске не был. Приезжай...
Он приглашал меня к себе на квартиру, обещая угостить свежеотваренной картошкой и рыбой, которую сам ловил в море, но я отказался, чтобы не стеснять капитана.
— Ну ладно, будешь в Краснодаре, передавай привет Карпычу, казаку, по фамилии Крикун. Скажешь: от Василя. Чекист еще со времен гражданской... Спроси у него, кстати, как он в те годы контру Баткина в Екатеринодаре упустил, — засмеялся капитан. — А вообще я считаю его профессором в нашем деле. Он столько знает, что может лекции по борьбе с контрой читать с закрытыми глазами, заслушаешься! Но нужен ему настрой. Перед войной ходил у него в помощниках по одному делу, которое начинал еще Николай Васильевич, умница, каких редко встречал... А ворчун какой Карпыч!.. Если что не так, сразу: «Василь, ну куда тебя, черт, все время заносит?» — «Да никуда меня не заносит, Андрей Карпович. Откуда ты взял?» — «Ото, ты не замечаешь за собой. Со стороны видней», — подражая Карпычу, смеялся капитан. — Судьба не раз сводила нас вместе и разбрасывала в разные стороны.
Через два дня он вывел меня на окраину города, помог остановить попутную грузовую автомашину, ехавшую в сторону Краснодара, и я с ним не без сожаления распрощался. Залез в кузов на какие-то мешки и пристроился у самой кабины. На мешках уже сидело несколько человек. Все они ехали в Краснодар. Подъезжая к городу, шофер остановил машину и попытался собрать с нас по рублю — плату за проезд. Сидевший рядом со мной матрос расстегнул бушлат, поправил ремень и, нарочито зевая, сказал шоферу:
— Давай не будем портить отношения, братуха. А?
Шофер оглядел нас внимательно, каждого по очереди, и, молча подавшись в кабину, сердито захлопнул за собой дверцу. Машина тронулась.
Пожилой приземистый майор Андрей Карпович Крикун терпеливо выслушал мою краткую информацию о заявлении Амурского и скептически пожал плечами:
— А какое отношение имеет заявление вашего Амурского к делу Пери? В огороде — бузина, в Киеве — дядька?
Я мог высказать ему только мои предположения: немцы у Амурского интересовались Новороссийском, и Антон, как мы условно называли разыскиваемого, тоже, мол, в камере наводил справки о Новороссийске. Наконец, странная встреча Амурского на вокзале, если только она ему не пригрезилась...
— Выходит, интересуетесь для общего развития? — сказал майор и не без любопытства оглядел меня с ног до головы.
— Пусть будет по-вашему, товарищ майор, — решил я не осложнять с ним взаимоотношений.
— Ну, если так... Да, — вдруг вспомнил майор, — мы же недавно копались у себя и ничего не нашли. Вы что же, не верите нам?
— Да нет, верим. Просто для общего развития, как вы сказали.
— Ну, если так, то так и быть.
Я и в самом деле уже не надеялся найти что-то полезное для себя в старом деле, но узнать, как был разоблачен агент, мне хотелось. Как в обиходе вел себя, как и через кого собирал шпионскую информацию, с кем был знаком... Если не ознакомиться с делом, думал я, то и докладывать майору Силенко нечего. Возможно, Дед был прав, когда сомневался в необходимости моей командировки в Новороссийск...