Найти и обезвредить. Чистые руки. Марчелло и К°
Шрифт:
После этого вступления, изредка посматривая на меня из-под мохнатых бровей прищуренными глазами, Андрей Карпович рассказал о том, как в Шипуновский зерносовхоз из далекой Америки приехал специалист-механик по сельскохозяйственным машинам Хорст Кемпке. Трудился там не один год исправно. В Америке он жил еще под фамилией Гельзинг, под которой до революции шпионил в России.
Перед отъездом в Сибирь он стал Кемпке, но ему сказали, что в России следует добыть новый паспорт.
До лета 1933 года его никто не торопил и никакой информации от него не требовал. Он только сообщил тайнописью в германское посольство в Москве о своем местонахождении, подписавшись «Майклом», как и было обусловлено. Временами
Однажды в отдаленном районном центре он встретился с администратором передвижной цирковой труппы, разъезжавшей по таежным селам. Кемпке поинтересовался у него, нет ли в труппе земляков-эстонцев, а потом уже, выполняя наказ своего директора, пригласил труппу в совхоз. О программе циркового представления и его заработках Кемпке вести разговор не стал, а разгадав в администраторе предприимчивого человека, повел с ним окольную беседу, из которой тот понял, что иностранцу нужен паспорт.
Кемпке заверил собеседника, что за суммой он не постоит. У администратора на сей счет глаз тоже был наметан. Он безошибочно определил, что клиент — подходящий и можно крупно заработать.
Кемпке по содержанию разговора понял, что имеет дело с уголовником, но другого выхода у него не было. Имени своего он не называл, своего адреса не давал, только намекнул, что не собирается задерживаться в Сибири. Администратор с пониманием отнесся к просьбам и намерениям незнакомца, заявив, что в подобных ситуациях ему приходилось бывать, но поторговался и даже просил задаток. Он очень нуждался в деньгах. Это уловил Кемпке и, отсчитывая задаток, подразнил его своими финансовыми возможностями.
Договорились встретиться через месяц на железнодорожной станции.
...Скорый поезд остановился у платформы небольшой железнодорожной станции. К станционным постройкам темной стеной подступала тайга, а дальше, в дымке, как в легком тумане, громоздились сопки. Кемпке сидел в общем вагоне у окна и смотрел на платформу, по которой прогуливались пассажиры. Среди них мелькал и его сосед по купе, администратор — высокий мужчина, примерно его лет, непоседа и балагур. Они ехали вместе совсем немного, но он столько наговорил ему разных невероятных историй, что порядочно надоел молчаливому, всегда сосредоточенному Кемпке. Торгуясь, администратор предлагал сыграть в «двадцать одно», но Кемпке не играл в эту странную для него игру и вежливо отказался. Он попросил показать паспорт и только за это выложил по требованию администратора двадцать пять рублей. Любитель карточной игры, представившийся Викентием, пошел по вагону и подолгу просиживал в разных купе в компаниях, показывая свое виртуозное владение картами.
На остановках, проходя мимо окна вагона, Викентий махал Кемпке рукой, на которой красовались большие часы с металлической решеткой, предохранявшей стекло, что-то говорил ему, но окно было закрыто плотно и Кемпке не понимал его, так же как не разобрался, куда и зачем он едет, хотя осторожно пытался выяснить. По всему тому, что рассказывал Викентий, Кемпке сделал вывод, что он довольно тертый калач, местный житель, хорошо знающий дальневосточный край.
Стоянка поезда почему-то затягивалась. По вагону прошелся милиционер. Заглянул в купе к Кемпке. Милиционер ничего не сказал, но Кемпке сразу почувствовал неприятный озноб. От этого ощущения он никак не мог освободиться. На платформе все меньше оставалось пассажиров. Они расходились по вагонам. Появился в форменной фуражке дежурный по станции, засвистел, и через некоторое время, после оглушительного протяжного гудка, паровоз рванул на себя вагоны.
Путь его лежал в Новороссийск, в котором ему уже пришлось однажды побывать под именем Гельзинга. Он до мельчайших подробностей помнил, как пробирался на корабль в новороссийском порту, как высадился в Константинополе и с каким наслаждением пил пиво в подвальной пивнушке, прислушиваясь к разговору двух русских. Не думал он тогда возвращаться в Россию, а пришлось...
За окном уже стояла темная ночь. В вагоне утих гомон пассажиров. Викентий не появлялся. На крючке раскачивался его летний полотняный пиджак, а на полу, под сиденьем, виднелся фанерный чемоданчик. Это все, что было при нем из вещей. На платформе он прогуливался в одной рубашке и модной кепке. Перед сном Кемпке прошел весь вагон, заглядывая в каждое купе. Викентия нигде не было.
«Наверное, в другом вагоне играет в карты», — подумал Кемпке, укладываясь спать. Его уже интересовал пиджак Викентия, который навязчиво маячил перед глазами. Но пока он выжидал, не решался пошарить по карманам. Носком ботинка он толкнул чемоданчик, выползший при толчках из-под нижней полки. Он показался ему пустым.
Только под утро, когда пассажиры в вагоне еще спали, а полка Викентия так и оставалась незанятой, он снова, с полотенцем на плече, прошел весь вагон. Возвратившись, ощупал пиджак и обнаружил в кармане паспорт, какие-то потертые справки, несколько рублевых бумажек, мятый носовой платок и просыпавшийся табак.
До самого утра Кемпке перебирал всевозможные варианты осложнений, которые могут возникнуть в связи с хищением документов. Он допускал, что пассажир отстал от поезда и попытается догнать, что, не догнав, мог заявить о своих вещах, оставшихся в вагоне, и их будут искать... Кемпке решил все же снять с крючка пиджак и, не вынимая документов, положить в чемодан, засунув его подальше под полку, чтобы не было видно. Если и дальше все будет тихо, он в любое время может взять документы. До Москвы было еще далеко, и он надеялся, что все прояснится. А в Москве предстоит встреча с сотрудником военно-морского атташе германского посольства, и он ему доложит все подробно и посоветуется о переходе на другие документы.
Много раз на день проводница проходила мимо купе, разносила чай утром и вечером, но только один раз, на следующий день после исчезновения Викентия, подметая вагон, спросила:
— А где же ваш веселый сосед?
— Наверное, сошел по пути, — пожал плечами Кемпке.
О вещах проводница не упоминала, и он промолчал, следуя давно укоренившемуся правилу — отвечать только на вопросы и как можно короче, не вдаваться в подробности и по возможности выяснить, с какой целью задаются вопросы. Гельзинг-Кемпке пользовался и другим приемом — умело переводил разговор на другую тему, если прежняя была ему невыгодна. Сойдя с поезда в Москве, он сразу же затерялся в вокзальной толчее. Чужие документы лежали у него в кармане. Теперь нужно было позвонить в посольство. Приходилось читать названия улиц, искать телефонные будки.
Кемпке набрал известный ему номер, сказал несколько слов — условленную фразу, и к нему в заранее подобранное место приехал сотрудник военного атташе германского посольства Курт Крипш. Дипломат выслушал его и подтвердил указание — обосноваться на жительство в Новороссийске, устроиться на работу в гостинице. Кемпке доложил, что по дороге добыл паспорт, но о его владельце ничего не знает. Крипш пожурил его за опрометчивые действия.
— Вас могли заподозрить в воровстве. А в случае задержания вам не выпутаться из этой истории...