Найти и уничтожить
Шрифт:
Когда полуторка выехала на поле, трясти стало еще сильнее. Роману в какой-то момент показалось, что капитан не удержит руль, если не сбавит скорость, но Родимцев по-прежнему уверенно жал на газ, и у них даже появились шансы догнать диверсанта, прежде чем тот окажется под лесным прикрытием – мотоциклисту на колдобистом грунте приходилось еще тяжелее.
Внезапно ситуация резко изменилась. Дробот даже не сдержал какого-то слишком уж детского восторженного крика. Мотоцикл вдруг взбрыкнул, словно скакун задними ногами, – видимо, переднее колесо на полной скорости въехало в глубокую канаву, и теперь уже Дерябину не удалось удержать
Сидящие в кабине грузовика поняли это, когда прогремели первые выстрелы.
Сначала пуля разбила лобовое стекло, и по нему разбежались паутинки трещины. Дробот отшатнулся, Родимцев пригнулся, но второй пули ему избежать не удалось: она чиркнула по правому виску, процарапав глубокую борозду, кровь хлынула по лицу, заливая глаза. Игорь схватился правой рукой за рану, левой пытаясь все-таки удержать руль, но безуспешно: он только развернул полуторку правым боком к мотоциклу, до которого оставалось не больше тридцати метров. Нога соскользнула с педали газа, и грузовик замер. Следующая пуля пробила правый передний баллон, машина дернулась и слегка просела.
Дерябин, заняв позицию за мотоциклом, перезарядил винтовку, по-прежнему удивляясь собственному спокойствию.
Впрочем, он при этом понимал: спокоен как всякий, кому нечего терять и кто цепляется за жизнь только потому, что любое живое существо готово цепляться за нее до последней секунды. Даже не собираясь отвечать самому себе на вопрос, откуда в этом поселке вдруг взялся Роман Дробот, его, без преувеличения, злой гений, которого он лично несколько раз обрекал на верную смерть, Николай вместо этого признал: операция «Фейерверк» не задалась с самого начала, и, выходит, такова его судьба. Не возникни Дробот, случилось бы что-то другое.
Тогда, засев в комендатуре, он мыслил в другом направлении. Голова работала четко, решения принимались даже вроде как сами собой. Он приметил у комендатуры мотоцикл, явно бывший на ходу. В комнате с телефонным аппаратом на столе, где, похоже, заседал комендант, увидел винтовку и даже патроны к ней. Окно этого помещения вело во двор. И, по примеру Отто Дитриха, он решил поверить в знаки.
Когда мотоцикл не удалось удержать, Дерябин словно почувствовал это за мгновение до аварии. Потому, перелетая через руль, успел сгруппироваться: тело само припомнило не только навыки, полученные на изнуряющих тренировках в диверсионной школе, но и занятия в спортивных лагерях Осоавиахима. Сгруппировавшись, пришел на плечо, тут же сделал кувырок, встал сначала на все четыре, потом сразу – на колени. Мир вокруг еще кружился каруселью, но Дерябин, быстро опомнившись, поискал глазами и нашел выпавшую при падении мотоцикла из коляски винтовку.
Полуторка приближалась.
Подхватить оружие и быстро зарядить не составило труда для человека, сдавшего все положенные нормы на значок «Ворошиловского стрелка». Наоборот, Николаю казалось – руки делают все сами, прежде чем голова успеет подумать, а он – принять нужное решение. Первый выстрел
– Все хорошо, прекрасная маркиза, – проговорил Дерябин, медленно водя стволом из стороны в сторону и нашаривая цель. – Все хорошо, все хо-ро-шо…
Выстрел.
Пробитое правое колесо заставило грузовик просесть. Дерябин обернулся, прикидывая расстояние между собой и лесом. А затем повернулся к полуторке, устроился поудобнее, снова прицелился.
Сколько их там? Двое? Максимум. Даже если один, даже если ранен – все равно не стоит поворачиваться к машине спиной.
Шевеление со стороны кузова.
Не задумываясь, Дерябин плавно переместил в ту сторону ствол винтовки, мягко нажал на спуск. Пуля отбила щепку от кузова как раз на уровне головы того, кто прятался с той стороны.
– Куда лезешь, – процедил Дерябин, посылая в патронник новый патрон. – Куда ты прешь, сволочь… В войну играешь? Ну, давай, давай, вылазь.
Снова движение, теперь уже с другой стороны, у капота.
Выстрел.
Дерябин вдруг вспомнил – а ведь у машины есть бензобак. Для этого достаточно попасть в карбюратор, и связанный с ним топливный резервуар рванет, вместе с ним – вся машина. Сколько бы людей за ней ни пряталось, один или двое, придется выбегать на открытое пространство.
Николай устроился поудобнее, чуть сменив позицию. Даже потрепал винтовку по ложу.
Теперь все решится даже быстрее, чем он полагал.
И тут же услыхал, как его называют по фамилии.
– Дерябин! Слышь, Дерябин?
Дробот.
Какого черта ему надо!
Сдаваться хочет? Вот смеху-то будет…
Когда машина встала, а окровавленный Родимцев сполз по сидению вниз, Дробот слегка опешил.
Но, быстро оценив ситуацию, распластался на сидении, накрыв собой раненого капитана, затем дотянулся до ручки, открыл дверцу, выбросил наружу автомат. После, проворчав: «Извини, Ильич!», перебрался через него к выходу, выбрался из кабины, подхватив обмякшее тело Родимцева, выволок его наружу.
Устроив капитана у заднего колеса, прислонив спиной к баллону, Роман, взяв автомат, осторожно попытался выглянуть из-за кузова. Прицельно выпущенная пуля заставила его отпрянуть, и совершенно не к месту вспомнилось – а ведь эта сволочь до войны была «Ворошиловским стрелком», Дробот как-то слыхал об этом краем уха. Ничего особенного, многие сдавали этот стрелковый норматив. Но сейчас Роман отчетливо понял: значки давали заслуженно. А он в свое время не слишком этому верил, особо не стремясь получить навыки меткой стрельбы.
Переступив через лежащего Родимцева, он попробовал высунуться с другой стороны. Пуля Дерябина отогнала его и оттуда. Прижавшись спиной к кабине и держа автомат в опущенной вдоль тела руке, Дробот лихорадочно думал, как долго это может продолжаться и чем, в конце концов, закончиться. Всю жизнь Дерябин не сможет вот так прятаться за перевернутым мотоциклом, не давая ему высунуться. Но и он сам не хотел стоять тут чуть не до Страшного суда, боясь показаться противнику, который, надеясь, что напугал Рому, немного обождет, да и двинет рысью к лесу.