Найти себя в эпоху перемен
Шрифт:
Политика подкараулила…
В то время, чтобы получить аттестат зрелости, надо было учиться десять лет. Последние два года Алексей резко изменил отношение к занятиям. Теперь он старался наверстать упущенное время, серьёзно подтягивал математику, химию, особенно английский язык. Последний давался с трудом. К тому же часто менялись преподаватели, и он не замечал в них особого увлечения своим предметом. Когда он начинал дома учить урок английского, перед ним всплывал образ озабоченной учительницы, смотрящей сквозь него отрешённым взглядом, и у него пропадал интерес. Слова и правила никак не могли задержаться в памяти. Формальный учитель – это скрытое зло. Антипод, убивающий в ученике желание постичь предмет. Особенно, когда у ребёнка наметились предпочтения, появились любимые писатели и произведения. Когда у него начинает проклёвываться будущее призвание или талант. Школьная методика преподавания литературы не нравилась Алексею, отталкивала от существа изучаемой темы, убивала интерес к авторам и произведениям на долгие годы,
Теперь он каждый вечер решал задачи, зубрил слова и правила, ограничил общение с друзьями. И не заметил, как заработало «второе дыхание». Учёба стала даваться легче, и появилось свободное время. Верно, что в природе пустоты не бывает. Неожиданно, от одного из одноклассников, Фарида, он заразился интересом к политической публицистике. Его старший брат Ильяс учился в университете на юридическом факультете, и уже тогда отличался вольнодумством, восхвалял ораторский дар Льва Троцкого, о котором в то время мало что было известно молодому поколению, кроме ругательных политических выпадов. Троцкий был запретной таинственной фигурой для студентов. А всё таинственное привлекает. Так возник негласный авторитет никем из молодёжи не услышанного знаменитого оратора XX века. Ильяс и его друзья нестандартно оценивали события в стране. Отличались юношеской любознательностью. Они, как сказал Фарид, нашли противоречия в работах Ленина по крестьянскому вопросу и что-то по коммунистической нравственности. Пытались доказать это на кафедре марксистско-ленинской философии. Вместо понимания встретили жёсткий политический отпор. Один студент юридического факультета был исключён за «аполитичность», а другой сам оставил университет и уехал поступать в Московскую духовную академию.
Шёл 1959 год. Никита Сергеевич Хрущёв – первый секретарь ЦК КПСС и Председатель правительства, разъезжал по миру, запускал в народ одну реформу за другой, дал послабление творческой интеллигенции, но в то же время грубо её осаживал. Свободу творчества он видел только в свете классовой борьбы и противостояния Западу. После Сталина некоторое потепление было необычным. Всем казалось, наступили свободные времена. Тёплые! Говори, что хочешь, пиши, что вздумается. Заговорили о московских поэтах, их выступлениях в Политехническом музее и у памятника Владимиру Маяковскому. Но народ был научен. Он осторожничал. Подтрунивали над Хрущёвым и даже осуждали его некоторые решения, особенно по кукурузе. Он стал героем многих анекдотов. Духовное потепление незримо проникало в души людей. Уже не видно было суетящихся офицеров с красными околышами на фуражках, ушёл куда-то страх перед властью. Не слышно было по радио и не публиковались в газетах ежедневные жёсткие комментарии по поводу возрождения Бундесвера, «происков реваншистов» и «милитаристов». Начала звучать оптимистичная нотка нового курса на мирное соревнование двух систем, ежедневно находились аргументы показать преимущества советского строя. Хрущёв привнёс в политику искринку юмора, весёлого оптимизма, а его высоко поднятая рука с крепко сжатым кулаком, потрясающая над лысой головой, внушала народу уверенность в верности нового курса, мощи нашей страны, и скорого развала капитализма. Его поездки в Америку, особенно в Англию, вместе с академиком И.В. Курчатовым, подчёркивали мирные намерения СССР, реальность мирного сосуществования двух систем, как тогда говорили. Но это всё же противоречило его высказываниям. Особенно взрывной была по-глупому произнесённая фраза на приёме послов в Москве, когда он заявил: «Мы вас похороним!» Запад перевёл: «Мы вас закопаем!» А надо было, а может, и не надо было, сказать: «Пролетариат – могильщик капитализма». Таков был тезис Карла Маркса. На Западе понимали это буквально. Боялись растущей мощи СССР. Хрущёв (как вещала официальная пропагандистская машина) надеялся в мирном соревновании двух систем окончательно победить и делал всё, что можно было сделать реально. Делал так, как только он считал правильным. Хрущёв не скупился на блеф, порой даже – чистый обман общественного мнения. Властность, необразованность и хитроумие, которые на вершине власти у руководителя высвечиваются лучше, чем у тех, кто ещё прячется за широкими спинами лидеров, показали народу авантюрный характер главы советского государства.
Карибский кризис, когда американцы обнаружили советские ракеты на Кубе и решительно заявили об их ликвидации, не стал некоей неожиданностью для всех. Запахло опять войной. Люди в страхе ожидали, что будет… Потом узнали о взрыве водородной супербомбы на Новой Земле. И как-то надломилось радужное настроение. Народ вначале равнодушно, потом с презрением стал относиться к новым высоким и явно не заслуженным наградам оптимистичного и самоуверенного вождя. Самонаграждение пустило корни в руководящей верхушке, стало модным. Так незаметно, изнутри, плебейское сознание высших руководителей начало вести к застою и разрушению государства. Болезнь, как раковая опухоль, затаилась и медленно стала расти. Всего лишь через четверть века её метастазы съедят былое могучее государство, и оно в мгновение ока рухнет в небытие.
Но в то время появлялись всё в большем количестве и ассортименте продукты на прилавках магазинов, впервые стали продавать молоко на разлив из автоцистерн. Хлеба было вдоволь. Студентам в столовых даже позволялось есть его бесплатно… Кругом закипало строительство новых промышленных объектов, жилья… В Томске, например, построили завод крупнопанельного домостроения, в котором поставили на поток изготовление комплектующих для домов нового типа, названных позже «хрущёвками», а городские кварталы с такими домами – «хрущёбами». Это был прорыв в решении жилищной проблемы в стране.
И вот на этой волне, ещё в школе, приятель-одноклассник обратил внимание Алексея на какие-то политические брошюры, дал почитать… Заговорил о философии. Это было далеко за пределами школьных программ, да и вообще юношеского понимания. Но Алексей был наделён чувством состязательности. Если друзья узнавали что-то новое из литературы, он мгновенно старался скорее погрузиться в это сам, осмыслить с разных сторон, и бросался на источники, искал в словарях, книгах информацию по теме. Пытался сполна освоить новое. Вот и попался. На всю жизнь. Гуманитарная сфера и политика становились неотъемлемой частью его жизни. На полках этажерки разрасталась библиотечка и уже не вмещала всех книг. Книги были разные: художественные, по астрономии, авиации, географии, минералогии. Здесь же – брошюры В.И. Ленина, Г. Плеханова и толстая книга «Основы марксизма-ленинизма». Её он купил недавно, чтобы понять суть этого термина, который был у всех на слуху.
Пригодится обязательно…
Один жизненный подарок был заложен в школьных программах того времени – производственное обучение. Это направление в школьном образовании получит активное развитие, появятся политехнические школы, в каждой будут производственные мастерские, грамотные и душевные мастера. Школьники будут получать навыки и даже начальную квалификацию в рабочих профессиях. Многие потом вспомнят с благодарностью эти времена, применяя знания в повседневной жизни: кто-то, работая инженером, кто-то у себя в гараже или на садовом участке. Новые реформаторы через полвека уничтожат эту систему, даже запретят школьникам мыть в классах полы, тем самым лишат способности у нового поколения трудиться.
А тогда! В 9-м классе надо было на протяжении года ходить на завод и постигать какую-нибудь профессию. Алексею досталось токарное дело. Он попал в механический цех, один на один с рабочими, которые должны были обучить его этой профессии. Вагоноремонтный завод, эвакуированный сюда в начале войны, располагался за железнодорожной станцией. На него шла ветка пути, по которой закатывали вагоны для ремонта. Здесь ребят распределили по разным цехам.
Рабочие вначале скептически смотрели на школьника. Толку для цеха никакого, а ответственность большая. Но они ошиблись. Через короткое время Алексей постиг все премудрости токарного станка ДИП-200 («Догоним и перегоним») и стал самостоятельно нарезать гайки и болты, мог сделать нехитрую деталь. Он попробовал работать на долбёжном и фрезерном станках и даже посоревновался с токарем 5-го разряда в вытачивании шахматных фигур. Но не это было главным. Он незаметно стал своим в коллективе. Мог за штатного токаря выполнить сменную норму и сдать контролёру в ОТК.
Среди рабочих не было ни одного, кто имел бы полное среднее образование, даже бригадир. К Алексею вначале отнеслись, как к представителю «хилой интеллигенции», с осторожностью и недоверием. Но своим трудолюбием, упорством и простотой в общении, он быстро приобрёл авторитет и выделялся среди других только возрастом. Рабочая школа и бытовая среда шахтёрского участка, где он жил, воспитали в нём способность адаптироваться в любом трудовом коллективе. Самым важным в отношениях, он считал общение с простыми людьми. Никогда не показывать своё превосходство, какие бы преимущества не имел. В будущем он никогда не «гнул спину» перед чинушами и не ставил себя по жизни выше простого рабочего. Его будут считать «своим» врачи и учителя, строители и учёные. Но это будет далеко потом. Первая профессия токаря пригодилась ему для понимания настоящего производства, его незатейливых неписанных законов, психологии коллектива, амбиций мастеров и рабочих-профессионалов. Но он почувствовал незримую, словно лёгкая дымка, стенку отчуждённости рабочего и мастера от человека, который не остановится на средней школе, готов учиться дальше и со временем пополнит «чуждые» ряды «начальников». Один из бригады токарей так и заявил Алексею: «Ты не наш. Посмотрим, как ты будешь относиться к нам лет, этак, через десять, когда станешь руководить». Только они не поняли, что с ними был юноша из рабочей семьи, испытавший все «прелести» послевоенной жизни и лучше многих, понявший, что жизнь надо строить самому, добиваться собственных побед, не отделять себя стеной личных амбиций от простых людей. Но у рабочих была своя правда, испытанная на собственном примере.
А ты читал?
Однажды вечером к нему зашла классный руководитель – учительница русского языка и литературы. Мама лежала в больнице. Алёша был один, чистил картошку на ужин. Сконфузившись, он бросил нож, затолкал ногой тазик с чистыми клубнями под стол и смущённо уставился на учительницу. Она удивлённо осматривала скромную обстановку квартиры. Алексей стеснялся этой обстановки. Две металлических кровати, аккуратно заправленные, стол с радиоприёмником, да сундук в углу. Вот и всё. Нет, был ещё очень важный для Алексея элемент мебели – этажерка с книгами. Роза Усмановна подошла к его заветной этажерке и, водя пальцем по корешкам, стала вслух читать названия книг и задавать вопросы.