Найти себя. Трилогия
Шрифт:
Виктор вздрогнул и повернулся к владельцу цирка. На ум пришла неприятная аналогия. Знавал он одного мясника из Бэй-Харбор, которого звали Декстер Морган.
– Ну, в общем-то, я не хотел об этом сообщать раньше времени, но раз уж зашел разговор, – продолжал рассказывать Сугис, не замечая реакции Виктора, – Нам бросил вызов местный и весьма популярный в городе силач. В прошлом он был очень способным борцом, но так сложились обстоятельства, что он ушел из цирка, и занялся торговой деятельностью. Дела у него не задались, и сейчас он работает рубщиком мяса на рынке. А сегодня
Встречаться в настоящей схватке с незнакомым силачом никакого желания не было, и Сомов забеспокоился.
– А если он меня завалит? Что тогда?
– Ну, в общем-то, да, обязательно завалит, – не стал даже обнадеживать Сугис, – Думаю, что он вообще всех наших завалит. Я же говорю – очень способный и сильный борец. Хуже всего, что договариваться по-хорошему он не хочет. Слишком гордый и упрямый.
– Надо ему сделать предложение, от которого он не сможет отказаться, – твердо сказал Виктор.
– Это какое? – заинтересовался Сугис.
Сомов сделал короткое движение ладонью по горлу.
– Да ну тебя к черту, Чак, – рассердился Сугис, подозрительно косясь на Сомова, – Иной раз я не понимаю то ли шутишь ты, то ли всерьез говоришь с одним и тем же выражением лица.
– Он нам все заработки обломает. Какие тут могут быть шутки. Бритвой по горлу и в колодец.
– Все, – Сугис поднял руки, словно закрывая уши, – не хочу больше об этом слышать. Иди, Норрис, занимайся своими делами. Обломает он. И зачем ты слова постоянно коверкаешь?
Виктор, незаметно посмеиваясь, покинул владельца цирка. Шутки шутками, но если трезво оценивать свои шансы против Мясника, то у Виктора они равнялись нулю. Предыдущие победы Сомова на арене над своими борцами были прямым надувательством публики с целью вытрясти побольше монет из доверчивых зрителей. Реальное положение было таково, что все цирковые борцы справлялись с бывшим студентом без особого труда, а стоило им один раз попасться на подсечке, второго шанса они ему уже не давали. Кроме того, борцы еще и выговаривали Сомову за применение недопустимого приема. Так что, если подсечки в цирковой борьбе по существующим правилам были запрещены, то Виктор терял свой единственный козырь против Мясника и, следовательно, был обречен на поражение. Без вариантов.
Ладно, пусть у Сугиса болит голова над этой проблемой, в крайнем случае, можно изменить ставки на тотализаторе решил Виктор и направился к Моне. Красивая и стройная гимнастка нравилась ему все больше и больше. Сомова даже стали раздражать ее поклонники, которые после представлений часто крутились у фургона с девушками. Это конечно была еще не любовь, но, наверное, ревностью чувства Виктора уже можно было назвать. Огорчало только то, что перспективы развития отношений борца и гимнастки были туманными.
Мона была нежной ласковой и доверчивой, но при этом слегка взбалмошной и упрямой девчонкой. Впрочем, Виктору нравились все ее противоречивые качества, уживающиеся в маленьком хорошо сложенном спортивном и сильном теле. Утомленные, но довольные друг другом они лежали в своем любовном гнездышке, устроенным в одном из пустых фургонов и, обнявшись, болтали о всяких пустяках.
– Ты меня любишь, Чак? – в который раз спрашивала Мона.
Положительный ответ на этот вопрос она, конечно, знала, но видимо ей, как и многим женщинам было просто необходимо время от времени слышать это еще раз.
– Я определяю любовь, как нежелание убивать, – сострил Сомов, не открывая глаз, – Раз ты жива, значит, Чак Норрис тебя любит.
– Странный ты, – девушка не оценила юмора и, склонив голову на плечо Виктора, нежным пальчиком стала рисовать вензеля у него на груди, – Лицо у тебя всегда как будто железное. Ты точно не из нашего круга. Некоторые верят, что ты и в самом деле благородного происхождения. Если хочешь знать, я тоже так считаю. И еще твои снежные волосы…
– Ты еще Снежком назови, – тихо проворчал Виктор, – Предупреждаю – сразу убью.
Мона была заботливая девушка, каждый день лично брила Виктора и конечно знала о цвете его волос. Правда она считала, что волосы у него светлые от природы, а о том, что они седые ей и в голову не приходило.
– И еще мне кажется, Чак, что ты не совсем человек. Мне кажется, что ты немножко вампир. И целуешься ты по-вампирски.
По-французски, мысленно поправил ее Виктор.
– Все знают, как вампиры относятся к чистоте своей расы. Болезненнее только эльфы. Может быть, потому что ты не полностью похож на вампиров, они и вынудили тебя покинуть их остров? Такое часто бывает, – Мона поцеловала Виктора в ухо и заговорщицки зашептала: – Признайся, я не кому не расскажу. Ты ведь немножко вампир, Чак?
– Угу, – легко согласился Сомов, – На одну восьмую.
Мона даже приподнялась на локте и глаза ее расширились. Ей показалась, что сейчас перед ней раскроется великая тайна ее любовника.
– Только происхождение здесь ни при чем, – лениво продолжил Виктор, – Я просто сожрал чертова вампира.
– Дурной! – обиделась Мона и несильно стукнула Сомова кулачком в грудь, – А я чуть не поверила. Ну и не рассказывай ничего. Не больно то и надо!
Она надула губки и демонстративно отвернулась, лягнув его пару раз пятками. Но Виктор уже хорошо знал характер своей подружки. Он обнял ее одной рукой, зарылся носом в приятно пахнущие волосы и поцеловал в макушку. Мона словно только этого и ждала, сразу повернулась к нему лицом и требовательно подставила губы для поцелуя.
– Целуй! По-вампирски!
Насытившись поцелуями, она отдышалась и вдруг вспомнила:
– Но ты же во сне иногда говоришь на непонятном языке. Разве это не вампирский язык?
Сомов немного удивился:
– Я говорю во сне? Не знал этого. Но если и говорю то, точно не на вампирском. Вот только не спрашивай на каком. Спроси лучше что-нибудь другое.
– Хорошо. Сколько тебе лет, Чак?
– Сложный вопрос.
– Почему?
Виктор попробовал ответить правдиво, но его слова прозвучали, как очередная ирония: