Назад дороги нет
Шрифт:
— Блядь, Ася, ты чёртово божество, — выдыхает, и набрасывается, впечатывая голой спиной в дерево. — Пошли.
Он подхватывает меня на руки, тащит к мотоциклу, а я на секунду задумываюсь о том, что нас в любой момент может кто-то увидеть, но пошло оно всё к чёрту. Надоело думать и сомневаться. Даже если велик шанс, что нас загребут в ментовку, наплевать.
Викинг проносит меня, абсолютно голую, на руках к мотоциклу, а я прижимаюсь к нему, целую в шею, не в силах насытиться его запахом, вкусом. Этот мужчина, определённо, сводит меня с ума, и я не хочу ничего менять. Хочу быть сумасшедшей, смелой, раскованной.
— Я, мать их, не любитель быстрого секса, — говорит срывающимся голосом, — но я боюсь, что ты снова сбежишь. Второго раза я не переживу, будешь виновата в моей смерти.
Окидываю взглядом его сильное тело с хорошо развитыми мышцами на груди, руках, пытаюсь рассмотреть каждую татуировку, которых на его коже столько, что почти не осталось живого места, и пытаюсь запомнить, впитать в себя каждую деталь. Просто потому, что всегда есть вариант, что это больше не повторится.
Когда проводит пальцами по складкам, осторожно проникает внутрь, раздвигая, подготавливая, из меня вырывается стон, но я даже не пытаюсь держать себя в руках. Сейчас мне настолько хорошо, что буду кричать, если захочется. Отныне буду делать только то, что хочется мне.
— Боже мой, какая ты…
— Какая?
— Я все приличные слова забыл, веришь?
— А они и не нужны сейчас… ох…
Викинг издаёт низкий смешок и, не переставая ласкать пальцами, взглядом пододвигает меня ещё ближе к краю сидения. Запрокидываю руки, обхватываю руль, чтобы иметь хоть какую-то опору в этом рушащемся на части мире.
— Ася, извини, я не могу больше, — почти рычит и одним резким движением входит, а я вскрикиваю от того, насколько это кажется правильным, естественным, точно именно этого ждала всю жизнь, словно только ради этого и родилась, — чтобы чувствовать в себе этого мужчину, подаваться ему навстречу, стремясь к ещё большей близости.
Он наклоняется, обхватывает губами мой сосок, и, не переставая двигаться мощными толчками, терзает грудь, а я зарываюсь пальцами в его волосы, а волна оргазма накрывает с головой, вытесняя все мысли из головы и воспоминания. Кажется, что в этот самый момент, когда лечу в разукрашенную огнями пропасть вниз головой, рождаюсь заново.
Знать бы теперь, что со всем этим делать.
***
— Я сейчас всё-таки к другу поеду, — говорит Викинг, протягивая мои вещи, а я встряхиваю футболку, чтобы очистить от налипшей травы и прошлогодних листьев.
Странное дело, мне совсем не хочется быстрее натягивать на себя шмотки, чтобы спрятаться, скрыться от его взгляда, который, кажется, способен прожечь дыру на коже, выжечь клеймо с вензельной надписью по центру “Викинг”, будто, взяв меня на лесной тропинке, сделал своей собственностью. Мне наоборот хочется, чтобы он чаще и дольше так на меня смотрел, чтобы внутри всё сжималось и переворачивалось.
— Хорошо, конечно. — Натягиваю джинсы, обуваюсь, а Викинг следует моему примеру, но со своим внешним видом справляется пошустрее. Пара мгновений и он полностью одет, точно враг на пороге. — А мне уж надо в пансионат заселиться. Что, зря путёвку, что ли, покупала?
— Совсем не зря, — говорит, подойдя ближе и помогая поправить футболку, а по сути, мешая, потому что его прикосновения,
Он хохочет, когда бью его по плечу, чувствуя, как краснеют щёки.
— Пошляк.
— Есть немного, — кивает и убирает мои волосы с лица. — Но я, правда, не собираюсь ограничиваться вот этим вот быстрым перепихоном. Нет уж, многоуважаемая валькирия, я ещё и сотой доли не сделал того, что планировал, пока пытался до тебя дозвониться.
— Извращенец, что ли? — усмехаюсь, а он подмигивает и поднимает с земли чемодан.
— И эта грань моей личности присутствует. Я вообще ещё тот придурок, так что приготовься — просто не будет.
Кажется, он уже всё для себя решил, а мне только и остаётся — смириться с его выбором. Нравится ли мне это? Не знаю, но пока что совершенно не хочется убегать или спорить. Хочется нырнуть в этот сероглазый омут с головой и наслаждаться каждой минутой, что подарила судьба.
— Поехали? — спрашивает, когда оставаться в лесу, вроде бы, нет никакой причины. Да и шуршит что-то совсем рядом, будто бы идёт кто-то в нашу сторону.
Снова приходит мысль, что нас могли застукать — уж слишком откровенно мы наплевали на все нормы морали и приличий — бросает в жар, но переживать по этому поводу я точно не намерена. Мне было хорошо? О, мне было отлично, как ни разу до этого. Вот и ладно.
— Ты езжай, — говорю, — а я пешком дойду.
— Боишься, что ли? — Викинг смотрит на меня удивлённо, а губы так и норовят расползтись в улыбке. — Ай-яй, как нехорошо.
— Нет-нет, я не боюсь. — И это почти правда. — Просто чемодан и ещё я… мы ж элементарно не поместимся на твоём мотоцикле.
— Ну… ты уже однажды поместилась, совсем недавно.
— Это другое.
— Это почти то же самое. Просто теперь будешь не лежать голая, а сидеть в штанах. И вообще, я тороплюсь, потому перестать трепать себе нервы и расслабься.
Он, не глядя на меня, поднимает с земли чемодан, подходит к мотоциклу и за пару мгновений крепит к сидению так, что он почти не мешает сидеть на нём вдвоём. Наблюдаю за размеренными движениями, за тем, как литые мышцы рук напрягаются от малейшего усилия, а жилет тихо позвякивает цепями и заклёпками.
— Прошу, валькирия, — улыбается, указывая рукой на сидение. — Садись и ничего не бойся, я же рядом.
И с ним я действительно, кажется, могу ничего не бояться. Разве что самой себя, но и этот страх я, кажется, почти поборола.'
12. Жанна
Если Витя решил, что может так просто отделаться, то у меня для него плохие новости — не для того я вернулась в этот чёртов город через столько лет из столицы, чтобы выслушивать претензии, нет у меня для этого лишних сил и терпения. Ну вот, что Жданов за человек? Неужели так нравится тыкать другим в нос их грехи? Добрее нужно быть, терпимее. Но Вик этого не понимает и никогда не понимал — слишком принципиальный, чёртов моралист. Только с друзьями своими носится, как с писаной торбой — последнюю рубашку готов ради них отдать и всё им простить. И хоть они далеки до идеала, но почему-то от них готов всё вытерпеть, а мне мои ошибки прощать не собирается, придурок злопамятный.