Назад в СССР: демон бокса 2
Шрифт:
Разумеется, никто и никаких прогнозов по поводу катастрофы на ЧАЭС не делал, я опирался на послезнание и предполагал, что все растоптанные мной бабочки никак не повлияют на мирный советский атом, изготовившийся к нападению и на СССР, и на Восточную Европу.
Треклятую характеристику удалось исправить и притащить в Москву вовремя. Мытьём и катанием мы получили документы на Вику и Машу, я оплатил им самолёт до Москвы и оттуда до Белграда, обратно, разумеется, тоже, чтоб не вызывать подозрений, ещё и гостиницу в югославской столице, причём советскими рублями через «Интурист», вышло недорого. Конечно, стоило подбить дела, распродать лишнее имущество… Но кураторы из ПГУ настойчиво предупреждали не совершать никаких
А за три дня до вылета в Москву у Маши поднялась температура до тридцать восемь и семь. Банальная ангина, пик заболевания быстро прошёл, но Вика и слышать не желала о поездке.
Что делать мне?
Самое простое — сломать руку или ногу. Ни КГБ, ни «Вышний» не знают, что перелом сращу с большего за несколько минут, окончательно — за час-два. Отмазка на все сто.
Но что-то внутри твердило: коль решился — вперёд. При всей бесчеловечности советского режима жён за мужьями выпускают на воссоединение семьи.
Набрал московский номер, обрисовал ситуацию.
— Задержка крайне нежелательна, — немедленно отреагировал собеседник. — Ситуация меняется, вы сами знаете почему. Могу гарантировать, что Виктория Львовна отправится куда нужно без всяких проволочек. Месяц, от силы два на оформление новых документов, мы всё сделаем сами. Ей останется только поставить подписи и сесть в самолёт.
Последний аргумент: папаша Ким. Признался, что ему поставили рак простаты, и метастазы оттуда начали победное шествие по организму. Через два-три месяца начнётся ухудшение самочувствия, не позже следующего года сыграет в ящик. Потому и нервничал по поводу отъезда, понадеявшись, что продвинутая медицина США сделает нечто, советским врачам неподвластное.
Прощание с женой было тревожным.
— Ты вернёшься? — в лоб спросила она.
— Мы всегда будем вместе. Вчетвером!
На большее не хватило времени, у ворот ждало такси.
Словно заблудившись в собственном дворе, заглянул на могилку к Рексу. Семью рано или поздно, скорее — рано, обязательно вывезу. Дом отойдёт государству, появятся новые владельцы, возможно — перекопают участок, найдут и брезгливо выбросят собачьи кости… Надо было кремировать парня и по весне развеять над водохранилищем, по берегу которого он так любил носиться. Поздно. Теперь всё — поздно.
Я поцеловал Вику, а также Машу, выбежавшую босиком на крыльцо провожать папку, несмотря на постельный режим. Кинул в багажник «волги» увесистую спортивную сумку, забитую множеством боксёрских перчаток с ценным содержимым.
Но самое ценное оставил в Ждановичах.
Ещё долго в ушах звучало: «папотька, не уезжай».
Глава 18
18
Забугорье
Последний день соревнований выдался свободный, второй финалист снялся, никого не удивив, и мне не привыкать. Югославы отказались бойкотировать Олимпиаду в Лос-Анджелесе, боксёры сборной в турнире не участвовали, против нас вышел второй состав, и сербский супертяж предпочёл не искушать судьбу, встречаясь с «костоломом», то есть мной, сломавшим челюсть болгарину в полуфинале. Получилось случайно, но для будущей профессиональной карьеры полезно, там зрители любят кровь, пот и слёзы.
Домой звонил каждый день, иногда по два раза, убедился, что Машенька поправилась. Она брала трубку и спрашивала, какой подарок ей привезу, я обещал большой подарок, а сердце щемило. Когда-нибудь узнает, что «папотька» наврал!
И вот день «икс». Мы с Кимом оставили вещи в отеле, взяли только большие спортивные сумки
До бульвара князя Александра Караджорджевича шлёпали пешком под палящим балканским солнцем, чтоб случайно не стряхнуть хвост. Я искоса поглядывал на корейца, тот пока держался молодцом.
— Начинаем?
— Давай, Валера.
Телефонных будок было много, впору «Матрицу» снимать — из каждой переход на корабль повстанцев. Наш желанный корабль никуда не плыл, замерев на вечной стоянке под звёздно-полосатым флагом над крышей.
Бросил монетки в щель… Палец будто обрёл собственную волю, не хотел набирать номер амбассады. Но я его заставил.
— Посольство Соединённых Штатов? В ста метрах от главного входа ждут двое советских граждан — олимпийский чемпион по боксу Валерий Матюшевич и его тренер Ким Васильев. Мы по идейным соображениям не желаем возвращаться в СССР и просим политического убежища. Что? Спасибо, сэр.
Нас пропустили практически моментально, морпех на входе только проверил документы, сербский полицейский, отиравшийся снаружи, ничуть не интересовался происходящим.
Помощник консула, худой чернокожий мужчина лет тридцати в идеально белой сорочке с короткими рукавами и при чёрном галстуке, пригласил нас пройти в кабинет, украшенный американским флагом, гербовым орлом и портретом Роналда Ригна, сорокового президента США.
Поблёскивая очками в дорогой оправе, он предложил нам присесть, молодому и старому, оба в спортивных костюмах, неприглядно простецкие в компании рафинированного дипломата.
— Что послужило причиной просить политическое убежище?
— Прошу прощения, сэр, мой коуч плохо владеет английским. С вашего позволения отвечу за двоих. В СССР нам не хватило свободы самовыражения. Я — многократный чемпион страны, чемпион Европы среди юниоров и взрослых, олимпийский чемпион, победитель многочисленных международных турниров, один заканчивается прямо сегодня в Белграде, но мой соперник отказался от боя. Без преувеличения, перед вами — самый сильный боксёр-любитель современности весом свыше девяносто одного килограмма. Моя мечта — встретиться с прославленными супертяжами профессионального ринга, но коммунистическая идеология не позволяет организовать подобные бои. Такая же мечта движет моим тренером. Кроме того, я являюсь капитаном Комитета государственной безопасности СССР. Открытые мне служебные тайны внушили отвращение к этой организации. Я с радостью поделюсь этими секретами с уполномоченным офицером ваших спецслужб и, надеюсь, внесу какой-то вклад в борьбу против мирового зла. Просим грин-карту США, в перспективе рассчитываем на гражданство. От советского отказываемся.
Речь мне писали в ПГУ, подкорректировал её лишь чуть-чуть, убрав пропагандистское клише про «империю зла».
— Очень хорошо… Вы согласитесь на публичные выступления с разоблачением тёмных сторон происходящего у Советов?
— Конечно. Кроме деятельности КГБ, о ней сообщу конфиденциально. На перебежчиков смотрят сквозь пальцы, а вот к разглашающему служебные тайны запросто пришлют киллера. Жаль, что мою пресс-конференцию не покажут по телевидению в СССР.
— Почему — жаль?
— Советские граждане, кто не слушает радиостанцию «Голос Америки», живут в плену иллюзий. Одно ваше появление на советском экране их бы шокировало и без всяких моих разоблачающих спичей. Мои соотечественники убеждены: чернокожих в Америке давно линчевали расисты, немногие выжившие влачат существование на уровне рабов. За исключением Бони Эм.