Назад в юность
Шрифт:
Этим вечером мне нужно было на дежурство в больницу. Пришел я злой и уставший. По дороге размышлял о том, что недаром гинеколог сразу переложила на меня всю работу. Если она так работает каждый день, то это просто ужас. Ведь когда я уходил из консультации, весь коридор был полон женщин, пришедших к врачам, работающим во вторую смену. Конечно, ведь к деторождению приступило мое поколение родившихся после войны, и этот бум только начинается. И самое интересное – никто никаких материнских капиталов нам не обещает. Но зато детская коляска стоит двенадцать рублей, распашонка – пятьдесят копеек, а детское питание пусть и в меньшем количестве, зато натуральное и
Придя на работу, я сразу завалился на диван в гардеробной, благо меня никто пока никуда не вызывал. Полежав часа полтора, я все же отправился в приемный покой, где сегодня вновь хозяйничал Ругоев. Тот опять начал баять истории о своих победах. Рассказал о визите в ИТАР. Там он попытался пообщаться за чаем с медсестрами. После этого спустился вниз в приемный покой, куда через несколько минут пришел Петр Анатольевич и в ласковых выражениях объяснил нашему Казанове, что девочки в ИТАРе – для него табу, что эти девочки – только для сотрудников отделения, и то не для всех. Мы поржали над такой ревностью, обозвав Петра Анатольевича собакой на сене.
«Скорая» привезла молодого пьяного парня с травмой лица. Мы отмыли грязь и кровь и выяснили, что там только ушибы и ссадины, но, учитывая, что он спал, на всякий случай оставили в коридоре. Вдруг это начинающаяся кома после травмы, которую мы не видим. Травматолог еще не приехал, и мы пошли опять поболтать. Неожиданно из коридора послышался шум. Выйдя, мы увидели, что парень сидит на кушетке и ощупывает свою челюсть. Он не понимал ничего, что мы ему говорим. Кое-как его уложили, но он скоро стал агрессивным и пытался с нами драться. Как мне хотелось его треснуть, просто кулаки чесались! Пока мы с ним боролись, к нам зашел травматолог Александр Сергеевич. Ростом он был, пожалуй, с меня, а вот в ширину – в два раза больше. Опытным глазом он оглядел больного.
– Здоров! – сделал Александр Сергеевич заключение, вывел парня на крыльцо и отвесил ему такого пенделя, что тот рыбкой улетел на землю.
Полежав несколько минут, парень отправился искать на свою задницу следующих приключений.
Зайдя вовнутрь, Александр Сергеевич с раздражением спросил:
– Что, сразу не мокли его отсюда наладит? Меня ждали?
На что Ругоев с гаденькой улыбкой сказал:
– Та, Алексантр Сергеевич, мы так-кое дело без вашеко разрежения никак не мокли зделать.
Александр Сергеевич взвился:
– Перестань меня передразнивать, я так-к не говорю!
И мы все вместе дружно засмеялись.
Но на этом эпопея не закончилась.
В одном из корпусов больницы на первом этаже было расположено кожно-венерологическое отделение, но, как обычно, кожные больные в нем не лежали, а лежали в основном больные сифилисом. Так вот, когда больной узнает, что у него сифилис, то часто это сопровождается определенными психическими расстройствами, депрессиями, подавленным настроением. Но когда он попадает в стационар, где вокруг него десятки таких же людей, да еще выясняется, что сифилис довольно хорошо лечится, у больного наступает откат, у некоторых доходящий до эйфории. Они начинают радоваться жизни, а это значит, что надо сбегать в магазин за бутылочкой. А потом ночью в отделении уже нет женских и мужских палат, а есть общие, где пьют, веселятся, ну и все остальное. А бедная медсестра и санитарка, закрывшись на замок, тихонько сидят в сестринской. И, как часто бывает, это веселье заканчивается дракой.
И вот нам такая медсестра позвонила по внутреннему телефону, пока еще не стемнело, и дрожащим голосом попросила вызвать милицию. Когда приехала милиция, мы с Ругоевым вышли посмотреть, что там происходит. В черный «воронок» уже усадили несколько человек, и два милиционера подкрадывались к пьяной женщине, сидевшей на подоконнике. Неожиданно она повернулась к милиционерам и закричала:
– Вот как сейчас плюну на вас – и с нами будете лечиться!
Оба служителя порядка резко отпрыгнули назад и со словами:
– Да ну ее, нам и этих хватит, – отправились в отделение.
Мы же с Сережкой, устав от смеха, пошли обратно, надеясь, что нам наконец-то удастся поспать.
Пятый курс начался уже привычной рутинной учебой. Работу я по-прежнему не бросал: она не очень утомляла меня и служила достаточным подспорьем для нашей семьи. Жили мы скромно, без изысков, так как ходить к родственникам за деньгами не очень хотелось. Мне было хорошо и надежно с Аней, и я надеялся, что ей так же хорошо со мной. О будущей разлуке я пока не очень задумывался, хотя Аня иногда начинала беспричинно лить слезы, напоминая мне свой прошлый школьный образ плаксы.
На пятом курсе пора было определяться с выбором профессии, потому что на шестом курсе уже шла специализация. Я был весь в сомнениях: остаться, как в прошлой жизни, хирургом или все-таки, учитывая пожелания Чазова, заняться кардиологией. Но потом все же подумал, что лучше выбирать профессию, в которой уже был когда-то хорошим специалистом. На пятом курсе начался и цикл так ожидаемой мною психиатрии. Наша декан, которая раньше вела этот цикл и очень хорошо ко мне относилась, уже была на пенсии, и курс возглавил довольно молодой доцент Михаил Львович Дворкин.
Я до этого ни разу не был в нашей психиатрической больнице. Когда мы туда пришли, я был поражен этим жалким зрелищем. Среди одноэтажной деревянной застройки начала века на берегу Онежского озера стояло несколько таких же зданий больницы, пара из них – двухэтажные. Рядом с больницей пациенты в унылой больничной униформе пилили дрова под зорким присмотром санитаров. После больницы Скворцова-Степанова в Питере, которая представляла собой целый больничный городок, где я занимался в прошлой жизни (правда, там здания, пожалуй, были еще более древние), наша энская больница казалась пародией на учреждение здравоохранения. Тем не менее и в ней лежали такие же больные, нуждающиеся в лечении и присмотре.
Михаил Львович, к моему удовольствию, оказался фанатом гипноза. Я благоразумно старался не выказывать слишком большого интереса к этой теме и воздействовал на нашего преподавателя опосредованно, через девчонок, которым я теперь мог внушить такое любопытство очень легко. Михаил Львович, как большинство достаточно молодых людей, легко поддавался женским просьбам и неоднократно устраивал сеансы гипноза в присутствии нашей группы. Надо сказать, не всегда они ему удавались. Но он потом проводил с нами разбор, где мы размышляли над причиной такой неудачи. Никто из наших девушек такой проблемой не увлекся, и вообще все они просто мечтали побыстрее закончить этот цикл и не сидеть под замком в запертых помещениях, слушая навязчивые комплименты больных, а иногда получая и более непристойные предложения, высказываемые, по-моему, просто с целью напугать молоденьких студенток. Мне же хотелось, чтобы этот цикл длился по принципу «чем дольше, тем лучше», потому что изучать самостоятельно такую дисциплину слишком сложно, даже при большом желании.