Нажмите ВВОД
Шрифт:
Я перевел взгляд с нее на свечу. Какое-то время смотрел на пламя, лотом попытался отвести глаза — и не смог. Со свечами иногда случается — не знаю, почему — они вдруг начинают мигать, хотя пламя остается вертикальным. Оно подскакивает и опускается вверх-вниз, вверх вниз, ритмично, разгораясь все ярче и ярче…
Я пытался позвать Лизу, но свеча все пульсировала, и я уже не мог говорить… Я задыхался, всхлипывал, хотел закричать громко, сказать, чтобы она не волновалась.
И тут я почувствовал тошноту…
Во рту ощущался вкус крови. Я попробовал вздохнуть. В комнате горел верхний свет.
Лиза стояла на коленях, склонившись надо мной, и я почувствовал, как на лоб мне упала слеза. Я лежал рядом с кроватью, на ковре.
— Виктор, ты меня слышишь?
Я кивнул. Изо рта у меня торчала ложка, и я ее выплюнул.
— Что случилось? Тебе уже лучше?
Я снова кивнул и попытался заговорить.
— Лежи, лежи. Я вызвала врача.
— Не надо врача.
— Они все равно уже едут. Лежи спокойно…
— Помоги мне подняться.
— Еще рано. Тебе нельзя.
Она оказалась права. Я попытался сесть и тут же упал обратно на спину. В дверь позвонили. [52]
Каким-то образом Лиза отделалась от бригады из скорой помощи, потом сварила кофе. Мы устроились на кухне, и она немного успокоилась. Был уже час ночи, но я все еще чувствовал себя неважно, хотя приступ оказался не самым страшным.
Я прошел в ванную, достал пузырек с «Дилантином», который спрятал, когда Лиза перебралась ко мне, и на ее глазах принял одну пилюлю.
52
Пропущено: She stood up and started to the door. I just managed to get my hand around her ankle. Then she was leaning over me again, her eyes as wide as they would go.
«What is it? What's wrong now?»
«Get some clothes on,» I told her. She looked down at herself, surprised.
«Oh. Right.»
— Я забыл сделать это сегодня, — сказал я.
— Потому что ты их спрятал. Глупо.
— Знаю.
Наверное, мне следовало сказать что-то еще, ее действительно задело то, что я не защищался, но, еще не придя в себя после приступа, я понимал все это с трудом.
— Ты можешь уйти, если захочешь, — сказал я. На редкость удачно.
Лиза тоже не осталась в долгу. Она перегнулась через стол и встряхнула меня за плечи, потом рассерженно сказала:
— Чтобы я больше этого не слышала!
Я кивнул и заплакал. Она меня не трогала, и это мне помогло. Она могла бы начать меня успокаивать, но обычно я неплохо справляюсь с собой сам.
— Давно это с тобой? — спросила она наконец. — Ты поэтому сидишь дома все тридцать лет?
— Отчасти, — сказал я, пожимая плечами. — Когда я вернулся с войны, мне сделали операцию, но стало только хуже.
— Ладно. Я сержусь на тебя, потому что ты ничего мне не сказал, и я не знала, что нужно делать. Ты должен мне рассказать, как мне поступать в случае чего. Тогда я не буду сердиться.
Наверно, тогда я мог все-все разрушить. Сам себе удивляюсь, отчего я так и не сделал. За долгие годы я выработал несколько безотказных методов ломать близкие отношения. Но, посмотрев ей в глаза, я себя переборол. Она действительно хотела остаться. Не знаю почему, но этого мне было достаточно.
— С ложкой ты ошиблась, — сказал я. — Если будет время и если ты сумеешь сделать это так, чтобы я не откусил тебе пальцы, во время приступа нужно запихнуть мне в зубы кусок скомканной ткани. Угол простыни или еще что-нибудь. Но ничего твердого. — Я пощупал пальцем во рту. — Кажется, я сломал зуб.
— И поделом, — сказала Лиза.
Я посмотрел на нее, и мы оба расхохотались. Она обошла вокруг стола, поцеловала меня и устроилась на моем колене.
— Опаснее всего то, что я могу захлебнуться. Когда приступ начинается, у меня сводит все мышцы, но это ненадолго. Потом они начинают самопроизвольно расслабляться и сокращаться. Очень сильно.
— Знаю. Я пыталась тебя удержать.
— Никогда не делай этого. Переверни меня набок. Держись за спиной и смотри, чтобы я не задел тебя рукой. Если сможешь, сунь под голову подушку. И не подпускай меня к предметам, о которые я могу пораниться. — Я посмотрел ей в глаза. — И помни, пожалуйста, — все это ты можешь попытаться сделать, но если я слишком разойдусь, лучше отойти в сторону. Лучше для нас обоих. Если я вдруг ударю тебя так сильно, что ты потеряешь сознание, ты не сможешь помочь мне, и когда меня стошнит, я начну захлебываться.
Я все еще глядел ей в глаза. Она, должно быть, угадала, о чем я подумал, и едва заметно улыбнулась.
— Извини. Я понимаю. И мне неловко, знаешь… Потому что ты мог…
— …Подавиться ложкой, да? Я действительно поступил глупо, согласен. Я могу прикусить язык или щеку с внутренней стороны, но это не страшно. Еще одна вещь…
Она ждала, а я никак не мог решить, надо ли ей все рассказывать. Вряд ли она смогла бы помочь, но мне не хотелось, чтобы она чувствовала себя виноватой, если я вдруг умру при ней.
— Иногда я ложусь в больницу. Бывает, что один приступ следует за другим. Если это будет продолжаться долго, я не смогу дышать, и мозг умрет от кислородного голодания.
— Для этого достаточно пяти мунут, — встревоженно сказала она.
— Знаю. Но такое может быть, если приступы пойдут один за другим, так что у нас будет время подготовиться. Если я не оправлюсь от первого приступа и у меня тут же, без перерыва начнется следующий, или если ты заметишь, что я совсем не дышу три-четыре минуты, тогда вызывай скорую.
— Но ты же умрешь раньше, чем они приедут!
— Иначе я должен жить в больнице. А я больниц не люблю.
— Я тоже.
На следующий день Лиза взяла меня с собой прокатиться на «Феррари». Сначала я нервничал — боялся, что она начнет вытворять что-нибудь рискованное. Она, однако, вела машину слишком медленно, сзади нам то и дело сигналили. По тому, сколько внимания уделяла она каждому движению, я понял, что машину Лиза водит не так уж давно.
— «Феррари» у меня, наверно, просто закисает, — призналась она по дороге. — Я никогда не гоню быстрее пятидесяти пяти.